— Да никуда он не делся! Сидит сейчас у какой-нибудь бабки да матерные частушки за ней записывает.
— Вот! — поднял указательный палец Лядов. — А тебе все равно, что бабки Родину позорят! Лучше бы сам чего-нибудь ему спел. Про героев войны или про юных пионеров, к примеру…
В три часа на горизонте нарисовался вестник богов в лице Гаврилыча.
— Ну что? — одновременно воскликнули Лядов и Миша.
— Председатель комиссии велел, чтобы вы двое явились в Красный уголок, — торжественно сообщил Гаврилыч. — Злой, как черт! От крика аж галстук заворачивается.
Начальники отряда переглянулись.
— Накаркала Никаноровна, — только и смог произнести Степанов.
За дверью Красного уголка было тихо, как в морге. Миша с Лядовым осторожно постучались.
— Войдите!
Председатель комиссии — седовласый, полнокровный, — восседал за столом подобно Торквемаде на суде инквизиции. Рядом — с папочками и документиками — располагались его помощники. В углу стеснительно жалась Никаноровна со своим парторгом.
— Лядов? — осведомился председатель, едва взглянув на трепещущего доцента.
Тот покорно кивнул.
— Ну что ж, товарищ Лядов… Объясните нам, пожалуйста, как так получилось, что в туалете вверенного вам общежития появилось изображение фашистского креста?
До Миши не сразу дошло, что тот имеет в виду. «Свастику, что ли, на стене нарисовали?» — пронеслось у него в голове.
— Я ничего не знаю ни про какой крест! — испуганно прошелестел Лядов.
Председательский кулак бухнул так, что подскочили и помощники, и их бумаги.
— Вы прекрасно знаете какого! Очко в вашем сортире сделано в виде фашистской символики!
Председатель говорил долго и горячо. Грозил карами, взывал к партийной совести и памяти павших в боях. Перебивать его никто не решался.
— Я же ни в чем не виноват! — пролепетал Лядов. — Мы приехали — все уже было. Спросите у председателя!
Миша посмотрел на побледневшую Никаноровну.
«Зачем на бабу-то все валить?» — в сердцах подумалось ему.
— Это же просто крести! — решительно встрял он в разговор. — Карточная масть! Там рядом и пики есть, и черви…
Но председателю не хотелось верить в то, что здесь обошлось без происков врагов.
— А вы, молодой человек, помолчите! С вас мы тоже по всей строгости спросим. Как вы — комсорг! — проворонили появление фашистской символики в стенах… в стенах общественного туалета?!
— Ну так мы ж не молимся на нее! — скромно напомнил Миша.
Председатель обратил на него тяжелый взгляд:
— А что вы на нее делаете?!
— Ну… Что положено делать в туалетное очко… А что, нельзя?
— Спаситель ты мой! — на радостях расцеловала Мишу Никаноровна. — А я уж думала все: погубит меня этот ирод.
В качестве благодарности она выдала Мише здоровенную почетную грамоту и целую кастрюлю пирожков.
— На-кось, побалуйся! Они вкусные — с яйцом, с капустой.
Миша и сам был горд своим подвигом. Услышав его объяснение, председатель комиссии как-то сник и через десять минут погрузился в машину и укатил восвояси. Честь колхоза была спасена.
Наступила ночь — последняя перед отправкой домой. По стародавней традиции никто из студентов не спал: бренчала гитара, раздавались смешки, гремели стаканы.
А в первой мужской палате играли в помещиков. Миша лежал на койке и изображал хозяина имения.
— Эй, кто там! Водки мне с пирожком!
Марика в роли дворовой девки Палашки металась от стола к барину.
— Поднеси и моему гостю — лорду Уилльямсу! — показывал Миша на Алекса. — Он, чай, таких диковин отродясь не видывал в своей загранице.
Лорд Уилльямс хвалил Палашкины черные брови и обсуждал с графом Прибей-Мухиным (в лице Жеки) достоинства крепостного права.
— А что, я бы ее тоже себе купил, — томно вздыхал граф. — Только хозяин-мерзавец не продает. Говорит, самому нужна для украшения интерьера.
Вскоре из других палат набежали цыгане, и гульбище разгорелось с новой силой.
На рассвете, когда баре уже едва держались на ногах, в бальной зале появился бледный призрак колхозного шофера.
— Хорошие вы люди! — сказал Гаврилыч и выставил на стол две бутылки стеклоочистителя. — Вот, выпейте со мной на посошок!
ГЛАВА 9. КОВАРНЫЙ ПЛАН
В первый раз в жизни Мише было сложно составить рапорт о проделанной работе. Он и так пытался, и эдак, изобретая, что бы такого написать о поведении Алекса в колхозе.
«Петр Иванович наверняка поймет, что я все эти дни дурака валял», — думал он, в сотый раз перечитывая свое куцее сочинение:
Начальнику первого отдела
ЗАТУЛИНУ П. И.
от Степанова М.Г.
РАПОРТ
С середины сентября 1983 года наблюдал за деятельностью американского студента Уилльямса А.
Уилльямс А. ведет активные исследования в сфере филологии. Часто делает фотографии и записи, отображающие быт и нравы советских людей. Во время поездки в колхоз «Светлый путь» подозрительных контактов между ним и третьими лицами не выявлено.
В частных беседах Уилльямс А. воздерживается от высказывания критических замечаний в адрес Советского государства. На провокации не поддается.
Степанов М.Г.
Выходило так, будто Миша написал на своего подопечного не рапорт, а похвальную характеристику. И никаких жизненных примеров, никакой ценной информации!
«Выгонит меня Петр Иванович, — думал он. — Таких идиотов, как я, не то что в школы КГБ, на курсы кройки и шитья брать нельзя. С элементарным заданием и то справиться не могу».
Единственное, что оправдывало Мишу, так это интуиция.
«В конце концов, Петр Иванович сам говорил, что главное качество для работы в КГБ — это способность головы чуять задницей, — утешал себя Миша. — А я чую, что никакой Алекс не шпион. Кишка у него тонка быть шпионом. Не тянет он… Просто не тянет».
Но несмотря ни на что, на душе у Миши было неспокойно.
Ох, как Марика была рада оказаться дома! Вымыться в ванной, выспаться на чистых простынях, надеть свой любимый махровый халатик…
События последних дней перемешались в ее голове до состояния салата «оливье».
«Поз-з-зор! — старательно корила она себя за Алекса. — Переспала с американцем! Кто теперь тебя, порченую, замуж возьмет?»
Конечно, другие девчонки тоже занимались сексом до свадьбы, но они-то спали со своими женихами! А Марика сблудила вообще безо всякой уважительной причины: просто из любопытства и под влиянием чувств.
Тогда, на конюшне, она настолько смутилась, что не придумала ничего лучше, как сбежать от Алекса. Как же она потом сожалела об этом! У нее было такое чувство, словно она упустила что-то важное и нужное.
«Если бы я не повела себя такой дурочкой, то мы бы договорились встретиться где-нибудь в Москве», — страдала она. А на следующий день уверяла себя, что поступила абсолютно правильно. Ведь эта история могла завести ее черт знает куда.
Марика пыталась отыскать какое-нибудь правильное отношение ко всему случившемуся и не могла. Обычно ей очень помогал следующий способ: представить Свету в подобной ситуации и прикинуть, как бы она поступила на ее месте.
Но Света ни за что бы не ввязалась в подобную авантюру. Она вообще никогда не делала ничего бессмысленного и бесполезного: не врала, что она является москвичкой в десятом поколении, не мечтала о кругосветных путешествиях, не тратила время на мужчин, за которых не могла выйти замуж... А для Марики хотеть луну с неба или американца, который все равно скоро уедет, было вполне нормальным.
На самом деле в глубине души она ни о чем не сожалела. Наоборот, при воспоминании о том, что произошло между нею и Алексом, ей хотелось прыгать на коленках по дивану, петь песни и хохотать. Ведь как бы там ни было, она смогла соблазнить его, и одна мысль об этом приводила ее в дикий восторг.
«Хочу его! — бесшабашно думала Марика. — Хочу, чтобы он целовал меня, и мне плевать, что об этом подумают!»
Оставалось только изобрести, где бы она могла вновь с ним встретиться.
«А своего будущего мужа я как-нибудь обману насчет девственности, — окончательно разрешила проблему Марика. — Притворюсь, что я ничего не знаю, ничего не понимаю. А кровь на простыню можно будет из пальца выдавить».
— Марика! В нашем универмаге лифчики латвийские выбросили! — прокричала Света в трубку. — Возьми в серванте под блюдечком четвертак и бегом туда. Купишь мне, себе и маме.
Марика мгновенно загорелась охотничьим азартом.
— А если в одни руки только по два будут давать? Как в прошлый раз?
— Прихвати с собой кого-нибудь из подружек.
Через минуту Марика уже дозвонилась до Лены. Слава богу, та уже вернулась с работы (в свободное от учебы время Лена подрабатывала в школе пионервожатой).
— Ленка, бежим, пока все не разобрали! Кто первый придет — занимает очередь.
Обычно такой дефицит, как приличные лифчики, выбрасывали только под конец месяца или к большим праздникам. А тут эдакое счастье безо всякого повода! Обалдеть!
Когда Марика, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, ворвалась в универмаг, очередь растянулась уже на полмагазина. Лена стояла в самом конце.
— Постоянно кто-то вперед лезет, — пожаловалась она подруге. — Все занимают сразу на десятерых.
Поднявшись на цыпочки, Марика оценила ситуацию: до входа в бельевой отдел было бесконечно далеко. Ну да ей и не в таких очередях приходилось стоять! Все ее детство прошло в томлении по разным магазинам: раз в неделю мама брала их со Светой в универсам, расставляла кого за творогом, кого за луком, а сама шла стоять за какими-нибудь суповыми наборами. Так что Марика была закаленным бойцом торгового фронта.
— У меня к тебе дело, — нагнувшись к ее уху, прошептала Лена. — Мне сегодня сказали, что папа одной из моих пионерок работает на телевидении в программе «Международные события». Помнишь такого усатого, в очках?
— Капустина? — догадалась Марика.