Гнев и обида заставили Марику отпрянуть от него, как от змеи.
— Мне некогда, — пробормотала она. — Лена Федотова хотела тебя спросить: можешь ли ты прийти в школу, где она работает? Ей нужен какой-нибудь иностранец для участия в дискуссионном клубе.
— Без проблем. А когда?
— Во вторник, в четыре часа дня. — И, не добавив больше ни слова, Марика выскочила в коридор.
— Девушка! Вы как сюда попали? — закричала вахтерша, когда та вихрем пронеслась мимо ее конторки. — Вернитесь немедленно!
Но Марика и не подумала останавливаться.
Алекс никак не надеялся на то, чтобы Марика сама пришла к нему.
«Кажется, у нашей истории будет продолжение!» — млея от удовольствия, думал он.
Приглашение от Лены Федотовой, школьный дискуссионный клуб — разумеется, все это было лишь предлогом.
Жаль, конечно, что Марика сразу упорхнула. Как всегда — без малейшего повода, без объяснений… Ну да, вероятно, это было очередное проявление «загадочной русской души».
Наливая воду в чайник, Алекс вспоминал подробности Марикиного наряда.
Под распахнутым плащом на ней был обтягивающий свитер, который она носила без лифчика. Вроде бы все тщательно спрятано, но ведь чувствуется, что под тканью голое тело!
Все-таки самые развратные женщины — это те, которые не осознают своего разврата.
«В гарем! — усмехался Алекс собственным мыслям. — Сдать из рук в руки самому свирепому евнуху. И чтоб никаких обтягивающих свитеров — только глухое платье и чадра. И чтоб не смела смущать человечество!»
Наполнив чайник, Алекс вернулся в свою комнату, где собралась почти вся американская группа: народ праздновал мнимый день рождения Бобби.
Осмелев, тот обнимал Мэри Лу за талию и рассказывал ей нечто важное:
— Мой папа очень хорошо ловил мух. Мне его дар тоже частично передался.
Мэри Лу внимала ему, затаив дыхание.
Тайком от нее Алекс подмигнул Бобби. Поистине, звезды сегодня были на стороне мужской половины человечества.
ГЛАВА 10. КАТАСТРОФА В ШКОЛЕ
Когда Лена приехала из колхоза, родители буквально не узнали ее: отправляли несчастного, замученного ребенка, а получили розовощекую, довольную всем хохотушку.
Лена была счастлива. У них с Мишей все было настолько хорошо, что и не верилось. Она даже пугалась: а вдруг скоро все кончится? Вдруг Миша возьмет и бросит ее? Ведь он-то отличник и комсомольский лидер, а она кто? Среднестатистическая студентка и пионервожатая.
Порой Лене начинало казаться, что все девушки вокруг желают отнять у нее ее сокровище, и поэтому она всей душой мечтала закрепить Мишу за собой. Лучшим способом была, конечно, женитьба, однако пока Миша не спешил с предложением руки и сердца. В принципе Лена понимала его: любовь любовью, но семью стоит заводить только с человеком достойным.
«Я должна заслужить его уважение, — думала она. — Нужно, чтобы он понял, что я тоже на многое способна».
В свете этих размышлений ей и пришла в голову афера с устройством на телевидение.
В своих мечтах Лена уже представляла себе, как однажды Миша включит телевизор, уляжется поудобнее на диван… и тут увидит на экране ее: элегантную, серьезную, с микрофоном в руке.
Оставалось только воплотить задуманное в жизнь.
К счастью, и Капустин, и Алекс сразу же согласились прийти на ее дискуссионный клуб.
Получив «добро» на свой проект, Лена принялась готовить плацдарм для светлого будущего. Она уже придумала, чем поразит Капустина: по сути, ей нужно было устроить что-то вроде телепередачи — с гостями студии, со зрителями и с ведущими в своем и Марикином лице.
Кроме того, важен был нестандартный подход. Проработав в школе больше года, Лена вдоволь нагляделась на то, как не надо учить детей. Больше всего ее раздражало то, что ученикам не особо разрешали размышлять. На все вопросы давным-давно были выведены правильные ответы и дети должны были просто их запомнить. Со временем ребята привыкали к этой системе. Спросишь их: «Что вы думаете о прочитанном?» В ответ — молчание. И все ждут, чтобы учительница или пионервожатая подали знак о том, что именно они хотят услышать.
Зато если спросишь: «Почему вы считаете, что Гринев является положительным героем, а Швабрин — отрицательным?», тут же поднимается лес рук. Верный ответ уже дан, и нужно лишь разъяснить его.
— Наша директриса думает, что ребенок — это пустая кастрюля, в которую можно залить все что угодно, — жаловалась Лена Марике. — Но это же не так! Когда дети играют между собой, они такое выдумывают! А в школе молчат!
В ответ Марика только усмехалась:
— Зато когда ты уверен, что знаешь четкие ответы на все вопросы, ты можешь ни в чем не сомневаться.
— Но ведь так нельзя жить! — кипятилась Лена. — Ведь это не знания, а вера получается! На моем дискуссионном клубе такого точно не будет. Мы будем вместе размышлять и искать новые пути!
В общем, Лена была уверена, что при таком подходе Капустин не сможет не обратить на нее внимание.
Алекс слабо представлял, что его ждет в советской школе. Да его, впрочем, не очень-то это и волновало. Гораздо интересней было смаковать предчувствия по поводу очередной встречи с Марикой.
Жека Пряницкий еще больше раззадорил его.
— Ну что, охмурил девку? — сердито спросил он Алекса. — Я одного только не понимаю: как она может так нагло мне изменять? Идет на свиданку к чужому мужику, да еще сияет, как кремлевская звезда. Разве нельзя цивилизованно ходить налево? Ну, как я, например? Ходишь — молчи и никому ничего не показывай. А ей надо, чтоб об этом весь белый свет говорил! Никакого такта!
Лена встретила Алекса на крыльце школы. На ней был парадный костюм, светло-русые волосы убраны в прическу.
— Привет! Мои пионеры уже собрались. Ждем только тебя и Капустина.
— А кто это — Капустин? — осведомился Алекс.
— Политический обозреватель и журналист, — произнесла Лена таким тоном, будто называла полный титул испанского гранда.
За дверями Пионерской комнаты, где должно было проходить заседание клуба, творилось что-то невообразимое: стучали барабаны, вразнобой дудели горны, «Все будет сказано!» — верещал чей-то писклявый голос.
— Ни на минуту одних оставить нельзя! — в сердцах сказала Лена. — Постой пока в коридоре, чтобы я могла их утихомирить. А потом ты войдешь и мы тебя как следует поприветствуем.
Алекс согласно кивнул. Звуки за дверями живо напомнили ему его собственные школьные годы: стоило учителю выйти за порог, как все тут же начинали ходить на ушах, плеваться жеваными бумажками и скакать по партам.
Вообще, советская школа не так уж сильно отличалась от американской. Разве что вместо портретов отцов-основателей на стенах висел Ленин, да дети были одеты в форму: девочки — в коричневые платья с черными фартуками, мальчики — в синие пиджаки и брюки.
Внезапно в конце коридора послышался цокот каблучков. Это была Марика.
— Привет! — шагнул ей навстречу Алекс.
Но она едва посмотрела в его сторону:
— Привет.
Алекс сразу почувствовал, что опять что-то пошло не так.
— У тебя все в порядке?
— Да.
— Ты на меня за что-то обиделась?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
Марика взялась за ручку двери.
— Я слышала, как ты отзывался о нас, — наконец произнесла она.
— Когда? — не понял Алекс.
— Тогда! Когда я приходила к тебе в общежитие. Думаешь, я не понимаю по-английски?!
«Черт!» — мысленно ругнулся Алекс. Кажется, на дне рождения Бобби он и вправду болтал что-то о политике партии и о СССР.
— А что я такого сказал? — начал он прощупывать почву.
Марика взглянула на него исподлобья.
— Это не твое дело, как мы живем, понимаешь? Не нравится — катись в свою Америку!
— Но ведь тебе тоже многое не нравится в Советском Союзе! — принялся защищаться Алекс.
— Твоя мать — идеальная женщина? — перебила его Марика. — Скорее всего, у нее все-таки есть кое-какие недостатки: может, нос кривой, может, она у тебя толстая — я не знаю. Но тебе бы понравилось, если б твою маму начали критиковать?
Алекс молчал, не зная, что ответить.
— Родину, как и родителей, не выбирают: и я люблю ее такой, какая есть, — сказала Марика и, оттолкнув Алекса, вошла в Пионерскую комнату.
«Черт!» — снова промелькнуло у него в голове.
— Простите, вы и есть мистер Уилльямс? — произнес кто-то по-английски.
Алекс оглянулся. Перед ним стоял невысокий человек: отличный костюм, шелковый галстук, изысканные очки…
— Меня зовут Валентин Капустин, — представился он. — Тележурналист.
Алекс равнодушно пожал ему руку:
— Очень приятно.
Капустин смерил его заинтересованным взглядом:
— А вы откуда?
— Из Калифорнии.
— О, я был там пару лет назад! Вечное лето, магнолии в цвету… Не скучаете, нет? Наверное, многого не хватает?
— В этой стране всего хватает; другой вопрос, что не всем, — пробормотал Алекс. Пусть этот журналист обижается на его слова — ему было наплевать. Он вообще обозлился на всех русских: сами не имеют своего мнения и другим не дают!
Но вопреки его ожиданиям Капустин живо поддержал его:
— Ну да, это сразу же бросается в глаза! Наше общество поделено на четкие касты: есть высшая — чиновники, они как сыр в масле катаются; есть низшая — пролетариат. На словах ему принадлежит вся страна, а на деле у него ничего нет, кроме плакатов «Слава рабочему классу!» на каждом углу.
В этот момент дверь в Пионерскую приоткрылась и оттуда выглянула Марика.
— Товарищ Капустин! — воскликнула она, заметив журналиста. — А мы и не знали, что вы уже подошли. Вы давно тут? Проходите, проходите скорее! Дети ждут вас!
— А меня они тоже ждут или я могу идти? — осведомился Алекс.
Марика холодно посмотрела на него:
— Ты тоже приглашен.
— Ну, пойдемте! — сказал Алексу журналист. — Посмотрим, какие такие вопросы нам будет задавать подрастающее поколение.
Завидев гостей, пионеры дружно поднялись со своих мест.