ам помочь. Марика медленно наклонила голову. Так, взять себя в руки. Главное — не паниковать. Не сметь показывать, что ты боишься! — Нас интересует некий иностранец, — вкрадчиво произнес Воробейкин. — Некий Александр Уилльямс. Вы ведь знакомы? — Да, — стараясь глядеть ему прямо в глаза, отозвалась Марика. Липкий страх потек расплавленным асфальтом. Что им надо от Алекса? Неужели он опять что-то натворил? — Опишите мне его. Что это за человек? — Он американец. — Мы в курсе. Что еще? — Н-не знаю… Нужно было быть смелой, свободной и самоуверенной, но тело не слушалось Марику — ее всю трясло мелкой паскудной дрожью. — Давайте я вам помогу, — откинувшись на стуле, произнес Воробейкин. — Чтобы, так сказать, направить вас в нужное русло. — Давайте. — Как вы считаете, мистер Уилльямс и вправду занимается филологией? — Да. — И вы ни разу не замечали за ним никаких странностей? — Нет. — Ни одной? — Нет. Все происходило так, как будто КГБ не имело никаких претензий к самой Марике. Несчастье нависло только над Алексом. А ее брали в союзники. Причем лейтенанту Воробейкину даже не приходило в голову, что она может отказаться от подобного союза. Простым смертным не позволялось противиться воле богов. — Ну хорошо. Раз за ним не наблюдается никаких отклонений, может быть, вы опишете нам его привычки? — У него нет привычек. Он не курит. — Замечательно! — обрадовался лейтенант. — С кем он общается? — Со мной. — А еще с кем? — Больше ни с кем. — Странно, а у нас есть информация, что мистер Уилльямс — довольно общительный молодой человек. Поддерживает отношения со всеми живущими в общежитии американцами, дружит с русскими… Неужели вы больше никого не знаете из его приятелей? Марика наконец не выдержала и отвела взгляд от лейтенантского лица. — Зачем вам все это? — тихо спросила она. — Вы что, полагаете, что Алекс шпион? Уста Воробейкина тронула едва заметная усмешка. — Ваш знакомый сам может не догадываться, что его используют. Возможно, он по незнанию действует в интересах своего правительства и тем самым наносит существенный ущерб нашей стране. — Ну если он сам ничего не знает, то я и подавно! — хмуро буркнула Марика. — А я и не прошу вас выдать нам всю московскую резидентуру ЦРУ. Вы не беспокойтесь, мы выявим всех, кого надо. Вы только поделитесь с нами именами знакомых мистера Уилльямса. Дальше мы сами разберемся. Марика подавленно молчала. — Ну же, Марика Андреевна! Вы ведь в довольно близких отношениях состоите с мистером Уилльямсом. Он ходит к вам в гости, вы с ним в Выборг за часами ездили… Кстати, вы в курсе, что он занимается растлением малолетних? Марика вскинула на лейтенанта дикий взгляд: — Вы с ума сошли! — Отнюдь. Несколько дней назад к нам поступила жалоба от отца одной из школьниц. «Капустин! — сразу догадалась Марика. — Значит, это он написал донос! Как земля-то носит такого подонка?!» Воробейкин расспрашивал ее о чем-то еще, но она уже ничего не понимала. Марика ощущала себя как лягушка, которую препарирует любопытный биолог. Все ее внутренности были наружу, о ней и о ее любимом человеке знали все и вся. Кто ее предал? Баба Фиса? Ну конечно же! О том, что Алекс приходил к Марике, могла донести лишь она. Кто еще? Лена? Ведь только она знала о поездке в Выборг. Кругом были одни стукачи и предатели.
Через полчаса Марику отпустили. Бледная, вздрагивающая, она вышла на улицу. Воробейкин сказал, что, возможно, они вновь скоро встретятся. Но еще одного раза Марика точно бы не пережила. Ей казалось, что этот разговор высосал из нее все соки. Как дальше жить и что делать, она не имела ни малейшего представления. Она так и не поняла, зачем ее пригласили на Лубянку. На нее особо не давили, вопросы звучали так, будто лейтенант Воробейкин сам заранее знал все ответы… На прощание он сказал: — Очень хорошо, что вы зашли к нам познакомиться. Будем дружить домами, — и рассмеялся. На что будет похожа эта «дружба»? Что с нее потребуют? Следить за Алексом? Доносить на него? Или наоборот — расстаться с ним? Постепенно смятение в душе Марики сменилось яростью. У этой встречи на Лубянке была своя причина: их с Алексом продали и предали. Ладно баба Фиса — от нее никто и не ожидал ни порядочности, ни великодушия. Ладно Капустин — он был врагом. Но ведь предательство совершил и кое-кто из близких людей. «Так, отдышись и не принимай поспешных решений! — приказала себе Марика. — Возможно, это не Федотова. Возможно, кто-то другой пронюхал об истории с часами». У метро она нашла телефон-автомат. Опустила две копейки. Трубку взяла Лена. — Кому ты говорила о том, что я ездила в Выборг? — как можно спокойнее спросила Марика. На том конце провода повисла пауза. — Никому… Ну, Мишке разве что… У нас же нет друг от друга секретов. Но он точно никому не передавал. Марика нажала на рычаг. Да, конечно, никому, кроме кагэбэшников! Для Степанова общественное всегда значило больше личного.
Мальчишник Степанов решил праздновать у Сереги из двести второй комнаты: в отличие от иностранного сектора туда можно было позвать и однокурсников, и Алекса с Бобби. Иностранцы были необходимы Мише для красоты и престижа — пусть все видят, в каких кругах он вращается. Народу набилось человек двадцать. Даже негодяй Воронов и тот явился. — Мне мать искусственной черной икры прислала. Будете? — всунулся он в дверь. На радостях Миша забыл старые обиды. — Ладно, под водку сойдет, — одобрил он. — «Икра бéлковая», — прочитал надпись на этикетке Бобби. — Разве белки могут метать икру? Миша суетился, открывая бутылки «Столичной». Ради этого мероприятия он истратился под ноль, но стол накрыл — любо-дорого посмотреть. На его празднике не могло быть ни плохой выпивки, ни плохой закуски. Народ от души поздравил жениха. — И не страшно тебе, Степанов, жениться? — принялся подначивать Мишу Пряницкий. Тот только рассмеялся: — Отговори! Вознаграждение гарантирую. Но отговаривать его никто не собирался. — У нас, в Америке, мальчишники устраивают в каком-нибудь баре, — сообщил Алекс. — Сначала все напиваются, потом вызывают стриптизерш. — Я тоже так хочу! — завистливо сглотнул Жека. — А у нас самый стриптиз — это па-де-де в балете. — Идем в Большой театр? — дурачась, проговорил Миша. И тут хозяину комнаты пришла в голову идея. Он помялся немного, повздыхал… — А кто хочет порнуху по видику посмотреть? Ребята вытаращили на него глаза. — А у тебя что, видик есть?! — Есть. Я все лето в стройотряде работал, денег накопил… — И ты молчал?! Оказалось, что жмот Серега еще два месяца назад втайне купил японский видеомагнитофон. Видик и кассеты прятались на особой полочке, пристроенной под кроватью, так что даже Серегины соседи по комнате ничего не подозревали. В милиции видеомагнитофон, конечно, не был зарегистрирован. Знающие люди говорили, что регистрироваться себе дороже: рано или поздно нагрянут менты с обыском и найдут какую-нибудь «Эмманнуэль». В лучшем случае впаяют выговор. А в худшем за такие дела можно было и на нары попасть: припишут аморалку, содержание притона и распространение порнографии — и поминай как звали. Но Серега так напился, что позабыл о всякой осторожности. Разместились амфитеатром: кто на полу, кто на стульях, кто стоя. Серега зарядил кассету. — Немецкая! — сказал он со значением. Мише еще ни разу не доводилось смотреть порнографию, поэтому он поспешил занять место в первом ряду. Мама дорогая, что эти немцы вытворяли! Слов было не разобрать, да и картинка все время дергалась… Три усатых мужика набросились на одну… А потом пришла еще девка… Так у этой, второй, груди были размером с арбуз! — Это операция такая, — сказал Алекс. — Им в грудь специальное желе закачивают. — А может быть, варенье? — не поверил Жека. — Клубничное? Или сгущенное молоко? А чего — здорово: ты ее в сосок целуешь, а там — сгущенка. И в этот момент кто-то рванул дверь: — Шухер! Комендант! Метнувшись к телику, Серега переключил канал на какой-то симфонический концерт. Раздался грохот выбиваемой двери. Но оказалось, что это был не комендант, а Марика Седых. Она вошла, огляделась кругом — рожи у всех красные, глаза безумные. — Что смотрим? Жека приложил палец к губам: — Тсс! Это же Вивальди!
Сразу после Лубянки Марика направилась в общежитие. Ей хотелось немедленно изничтожить предателя. Она не знала, как проберется в иностранный сектор, не знала, дома ли вообще Степанов, но это не имело значения. Слепая ярость заполнила все ее существо и заставила забыть обо всех возможных последствиях. Даже о Лене и о ее любви к негодяю Мишке. Знакомый парень сказал ей, что Степанов празднует мальчишник в двести второй комнате. Марика подошла к запертой двери. Судя по голосам, внутри сидел целый табун народу, но пускать ее внутрь никто не собирался. Окончательно разозлившись, Марика ударила ногой створку, хлипкий замок вылетел. — У меня есть новость для всех поклонников музыки, — произнесла она, отыскав взглядом Мишу. — Присутствующий здесь меломан Степанов является стукачом. Я только что была на Лубянке и мне дали понять, что он регулярно доносит на меня и моих близких. Так что будьте поосторожней!
Когда Марика вышла, в комнате повисла напряженная тишина: только из телевизора доносились звуки бессмертных «Времен года». — Миша, это правда? — тихо спросил Алекс. Тот молчал, глядя прямо перед собой. — Я… это… в общем, пойду, — первым поднялся Воронов. Задвигались стулья, заскрипели половицы. Не сговариваясь, ребята поспешно потянулись к выходу. Мгновенно протрезвевший Серега принялся отключать провода от своего видеомагнитофона. Потом смешался, бросил все. — Ну что? Мне уже сухарики сушить, да? — чуть не плача, спросил он Степанова. Миша сидел оглушенный, как после разрыва бомбы. В голове гудело, перед глазами плыли багровые круги. Вот и допрыгался… — Пошли! — тронул его за локоть Алекс. Они выбрались в коридор. Алекс сел на подоконник, взглянул на Мишу исподлобья: — Зачем же ты так? И тут Миша понес какую-то жалкую околесицу: — Ты не понимаешь... Меня заставили! Сказали, что если я не буду писать эти рапорты, то они выкинут меня из института... Алекс кивнул: — Понятно. Распродажа друзей — не признак банкротства, а признак карьеры. «Завтра об этом будет знать весь институт!» — в отчаянии подумал Миша. — Алекс, — позвал он, — ты не поверишь, но я сделал это для Марики! Если бы я отказался, то они бы поставили на мое место кого-то другого! И он бы не стал выгораживать вас! Думаешь, я им все рассказывал? Ничего подобного! Они так и не знают, что ты ездил на дачу к Лене. — Ты представляешь, что нам теперь грозит? — перебил его Алекс. Он не слушал Мишу. Думал о своем и даже не пытался войти в его положение. — Знаешь что? — произнес Алекс, поднявшись. — Никогда больше не заговаривай со мной. Живи своей жизнью и будь счастлив. Если сможешь. — Ты сейчас бьешь лежачего! — вне себя крикнул Миша. — У меня не было выбора! Алекс взглянул на него, как на мертвое животное. — У нас всегда есть выбор: быть подлецом или нет.