— Что это с ним? — спросила она, тряхнув головой.
— Не знаю, — пробормотал Гуркин. — Кажется, кто-то ударил его ногами.
— Ах! — сказала Мила. — Досадно, что так получилось. Листопадов! — позвала она. — Садитесь за руль, мне срочно нужно домой. Писать рассказ о медсестре Жанне.
— Зачем о Жанне? — почему-то испугался Гуркин.
— Она вся такая розовая, как будто бы ее вылепили из жвачки, — охотно пояснила Мила. — Должно получиться очень красиво. Жвачная история! Детектив с верхнего этажа прилипает к медсестре с первого.
— Почему ты на «вы» со своим братом? — продолжал допытываться Гуркин, схватив Милу в охапку и двигая сев направлении машины.
— Кто такой у меня брат?
— Саша, — мотнул Гуркин головой на продолжавшего скакать в сложенном состоянии Листопадова.
— Никакой он мне не брат! — возмутилась Мила. — Он мой хыр… хыр…
— Что-то я не могу придумать родственников, начинающихся на «хыр».
— Телохранитель, — выговорила наконец Мила.
— Откуда у тебя телохранитель? — не отставал Гуркин, запихивая ее на заднее сиденье и загружаясь следом. —Зачем?
— Мне прислали его сверху, — пробормотала Мила, чувствуя, что ее начало клонить в сон. — Все так сложно объяснить, Андрей. Это все очень глубоко… Глубоководно!
Впоследствии ей вспоминалось, что будто бы, приехав домой, она действительно уселась за письменный стол и сочиняла длинный, путаный рассказ о медсестре Жанне, потом совала его в большой конверт, надписывала адрес редакции и требовала у Листопадова, чтобы он немедленно бежал на улицу к почтовому ящику и опустил этот шедевр в него. Когда за ним захлопнулась входная дверь, Мила окончательно провалилась в пустоту.
Глава 14
Первое, что она увидела, открыв глаза, была ледяная физиономия Ольги.
— Сестра! — проблеяла Мила, исторгнув пробный стон из пересохших внутренностей. — Воды!
— Я не работаю в Красном Кресте, — холодно ответила Ольга, продолжая морозить ее взором.
— Что со мной? — просипела Мила, попытавшись приподняться и тут же ощутив, что тело ее многократно бито. — Отчего мне так некомфортно, так… хреново, я бы сказала? Где я вчера была?
— На столетии прадедушки, — коротко ответила Ольга, не пожелав ничего добавить.
— Разве праздник уже состоялся? — пробормотала Мила, выстраивая брови в сплошную линию.
— Хочешь сказать, что ты ничего не помнишь? — спросила Ольга, с деланным безразличием принимаясь разглядывать свои ногти.
— А что? На юбилее случилось что-то интересное?
— Рассказать? — дернула та щекой.
Мила в ответ издала низкий тягучий звук. Приняв ее мычание за поощрение, Ольга оторвалась от ногтей и, закинув левую ногу на правую, стала нервно покачивать ею. Тут ей отказала выдержка, и она злобно выплюнула:
— Ты целовалась с Николаем!
Мила некоторое время молчала, переваривая информацию, потом вяло отмахнулась:
— Не может был". Для этого надо было наливать мне как минимум керосин иди технический спирт.
— Целовалась! — завизжала Ольга, сжав кулаки и потрясая ими в воздухе. — Не только я видела! Гуркин тоже видел! И Орехов! Ты утащила его на служебную лестницу и там… там… — Ольга задохнулась, не в силах вымолвить самое страшное.
— Это у него изо рта пахнет ментолом? — наморщила лоб Мила, и Ольга тут же бросилась на нее, взревев, словно стартовавший бульдозер.
Когда сестрица пару раз ударила ее по ребрам, Мила попыталась откатиться и свалилась с кровати на пол. Грохот вышел страшный, как будто бы упал мешок с камнями.
— Не убивай меня! — закричала Мила голосом Золотой рыбки, попавшейся в сети жадного и голодного старика.
— На черта ты мне нужна? — немного поостыла Ольга. — Только руки марать.
— Ольга, я была пьяная! — заскулила Мила, кутаясь в упавшее сверху одеяло. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу твоего Николая!
— Откуда я могу это знать? — ехидно поинтересовалась та. — На словах выходит одно, а на деле…
— Ольга, я ничего не помню! — взмолилась Мила. — Я с таким же успехом могла целовать не Николая, а какого-нибудь официанта!
— Официанта ты тоже целовала, — как будто смягчилась та. — Рассказать, что ты еще делала?
Мила не отвечала, неподвижно глядя перед собой. На Ольгу, впрочем, это не произвело особого впечатления, поэтому она продолжила:
— Сначала ты рассказала прадедушке про то, как ходила в секс-шоп, и в подробностях ознакомила его с ассортиментом товаров.
— Не может быть.
— Еще ты поведала маме, как недавно целовалась с Аликом Цимжановым, после чего Софья охотилась за тобой, чтобы выжечь тебе кислотой глаза. Орехову ты наконец-то призналась в супружеской измене, подробно рассказав про Толика Хлюпова, при этом не забыла осветить подробности его недавней кончины.
— Я все разболтала? — изо всех сил зажмурилась Мила.
— Да. Еще ты напала на Гуркина и хотела перегрызть ему горло. Благо он отделался одним галстуком. А в заключение всего, — голос Ольги отчетливо зазвенел, — ты принялась бегать вокруг меня, тыкать пальцем и кричать: «Слушайте все! Ей сорок шесть лет!» При этом хохотала, как гиена.
После этих слов Мила попыталась заползти под кровать, но Ольга проворно схватила ее за ногу.
— Нет-нет, останься, дорогуша, — потребовала она. — Тебе придется посмотреть мне в глаза!
— Я не знаю, почему все это сделала! — зарыдала Мила, скомкав одеяло и уткнувшись в него носом и ртом. — Это было наваждение!
— А Гуркину ты выболтала, что Листопадов тебя охраняет! — добила ее Ольга. — Теперь твой поклонник постоянно звонит мне и пытается выяснить, что у тебя происходит. Довольна? Ну?
— Боже мой! Я падшая женщина! — ревела Мила, не жалея одеяла.
— Надеюсь, та пала не с моим мужем? — с подозрением спросила Ольга.
— Я ничего не помню!
— Николая я простила, — сообщила сестра почти нормальным тоном. — Ладно, прощу и тебя. Видимо, твои страдания как-то влияют на мои гены, не могу спокойно слышать этот рев.
— Так твой муж жив? — выпрастываясь из одеяла, радостно воскликнула Мила, ожидавшая, что скоро услышит ни больше ни меньше, как о дне похорон Николая.
— Он сказал, что ничего не сделал. Что это ты его прижала к стенке. Честное слово, я бы ему не поверила, если бы своими глазами не видела, как ты кидаешься на Гуркина. Это выглядело так отвратительно! Ты кусала его за галстук, он бегал кругами, а ты бегала за ним, отплевываясь клочьями…
— Ольга! Наверное, меня опоили! — внезапно догадалась Мила и проворно поднялась на ноги. — Я просто не могла выделывать все эти вещи, находясь под мухой. Ты когда-нибудь видела, чтобы я при всех так бесчинствовала?
— Честно говоря, нет, — заинтересовалась новой версией происходящего Ольга. — А чем тебя могли опоить? И, главное, кто? Вспоминай, что ты вчера употребляла?
Мила напыжилась, пытаясь сообразить, что же она пила.
— Орехов, как только мы приехали, заставил меня выпить целый бокал красного.
— Орехов? Интересно… У нас ведь уже была версия, что ты возила для него наркотики через границу.
— А перед этим, еще дома, я выпила две таблетки. Одну без спросу взяла в квартире соседки снизу, Капитолины Захаровны, а вторую, тоже без спросу, вытащила из пиджака Андрея.
— Может быть, одна из этих таблеток была наркотиком? — предположила Ольга.
— Ольга, мне нужно попить! — заскулила Мила, устремившись на кухню. Сестра потопала за ней, задумчиво пожевывая нижнюю губу.
— А что, если главный наркоделец — это Капитолина Захаровна? — внезапно воскликнула она. — Я сто раз читала в книжках про инвалидов — главарей мафии. Их никто не подозревает, потому что они парализованы и вообще такие с виду бедняжки. И только в конце выясняется их подлинная сущность!
— Точно, — мрачно подхватила Мила, залпом проглотив чашку воды из-под крана. — Капитолина Захаровна орудует вдвоем о медсестрой Жанной. У той и внешность подходящая — сущий ангел, только крылышки присобачить. Кстати, Гуркин от нее без ума.
— Ты за это изгрызла его галстук?
— Ольга, я не ревнива. Говорю тебе, это было какое-то зелье.
— А что, если Орехов решил приворожить тебя? — ахнула Ольга, сверкая глазами. — Сходил к какой-нибудь бабке, и та всучила ему жидкость, которую Илья подлил в то самое вино?
— Ну да.
— Что — ну, да? Он ведь хотел вернуться? Хотел?
— Мало ли, чего он хотел, — проворчала Мила. — Оставь свои романтические сопли. Если это что и было, то наркотик, а не приворотное зелье. Меня так заглючило — не приведи господи. Впрочем, ты сама видела. Если уж меня потянуло на Николая… Как ему в глаза теперь смотреть? Слушай, а что, если наркотик был у Гуркина в кармане? Замаскированный под таблетки? Я проглотила таблетку, а ведь он не знал. Он хотел отпаивать меня чаем! Сказал, что не надо мне пить ничего обезболивающего. Это несмотря на то, что у меня началась жесточайшая мигрень!
— Милка, ты так рискуешь! — покачала головой Ольга. — Надо срочно заявить в милицию. Срочно. Или взять денег у папы. Ну, на коммерческую команду сыщиков. Мы с тобой уже это обсуждали! Но лучше все-таки в милицию.
— И слышать не хочу! Меня сразу посадят за поганки. Хотелось бы тебе оказаться в каталажке и месяцами ждать, пока следователи чего-нибудь нароют в твою пользу? А если они не захотят? Если станут меня подозревать? Меня вообще сошлют в Сибирь!
— Ну, как хочешь, — сказала Ольга, поднимаясь. — Я уезжаю. Не могу жить только твоей жизнью. Теперь, когда Николай знает, сколько мне лет, я должна особенно тщательно следить за своей внешностью.
— А где мой Листопадов? — неожиданно спохватилась Мила, озираясь так, словно Листопадов был собакой, которая обычно болтается под ногами.
— Не знаю, не знаю. Вероятно, где-то прячется. Может быть, в подъезде, может, на балконе. Позвони Глубоководному и спроси. В конце концов, если уж он валяет ваньку, так пусть делает это как следует. Требуй у него отчета. Что-то же он должен рассказать тебе о ходе расследования! Даже если он расследует на самом деле не для тебя.