— Ты свою получила в потасовке, — парировала та, — а я свою, когда сражалась за жизнь.
— Да ну?
— Вот тебе и ну. Разрешишь у тебя помыться?
— Мойся сколько хочешь. Только — чур! — потом я расскажу тебе про вчерашнюю ночь и про Орехова, а ты мне посоветуешь, как теперь себя с ним вести.
— Уж это я тебе посоветую! — пообещала Мила, тряхнув головой. — Обещаю: меньше чем через час ты поймешь, что с ним надо делать.
Трезор вознамерился идти с ней в ванную и когда его не пустили, принялся скрести дверь и тявкать.
— Вот ведь дамский угодник! — рассердилась Мила. — И кто тебя таким воспитал?
— Бабка Лушкина, — ответила Лариса. — Она обожала щеночка и без конца тискала его, словно тот плюшевый. И вот, пожалуйста, результат — Трезор собственной персоной. Он любит женщин и требует, чтобы они с ним сюсюкали.
— В общем, я могу его понять, — пробормотала Мила. — Иногда и вправду хочется, чтобы с тобой посюсюкали. Не все же покушаться.
Когда Мила вышла из душа в Ларисином халате, волочащемся по полу, та уже заварила чай с лимоном и выставила на стол сладости. Сама хозяйка была одета в шортики, поэтому смотреть можно было только на ее ноги. Они безраздельно властвовали на кухне, то скрещиваясь, то выпрямляясь и перегораживая выход в коридор.
— Короче, — начала Лариса, насыпая в свою чашечку пять ложек сахара. — Вчера я, пьяная в сосиску, поехала к Орехову домой прогонять Леночку. Это когда ты выставила меня из дома.
— Я хотела тебе только добра и позже объясню, как это связано с твоим выдворением.
— Да ладно, — махнула рукой та. — В общем, я поймала машину и, кажется, потом не заплатила шоферу.
— Отлично, просто отлично! Надеюсь, он не накостылял тебе для затравки?
— Нет, он оказался очень милым человеком и отпустил меня с миром. Помнится, в качестве возмещения ущерба я его поцеловала.
— А! Ну, тогда забудь и не терзайся. Поцелуй пьяной женщины дорогого стоит — он всегда искренен, бескорыстен и потому сладок, как халва.
— Хорошо, если тот шофер считает так же, — пробормотала Лариса.
— Итак, ты приехала к Орехову. Позвонила в звонок…
— Ничего подобного. В звонок я не звонила. Там кодовый замок, я спьяну перепутала цифры, и дверь в подъезд не открывалась.
— У-у! — протянула Мила. — Выходит, ты стала кричать под окнами?
— Как ты догадалась?
— Ну… Исхожу из собственного опыта.
— Ладно. Я кричала под окнами. Рассказать, что я кричала?
— Нет-нет, — отмахнулась Мила. — Лучше пусть твой рассказ будет покороче. У нас очень мало времени. Каждая минута проволочки укорачивает жизнь моей сестры.
— Да? — удивленно переспросила Лариса. — Ну, ладно: короче так короче. Леночка сбросила на меня кастрюлю с борщом. Я кинула кастрюлю обратно, но не попала. Вернее, попала, но не туда. Не добросила.
— Действительно, обидно, — посочувствовала Мила.
— Ну, тут уж дверь в подъезд сразу открылась. Там, среди соседей была одна девица… Она оказалась так похожа на Леночку!
— И ты?..
— Я ее отметелила. Какой-то дядька вышел на улицу с газовым пистолетом. Я отобрала у него пистолет.
— Зачем? Защищаться?
— Ну, да! Я метнула его в Орехова — он как раз вышел на балкон. На этот раз попала. Правда, по руке, а если бы по голове — убила бы, наверное. Думаю, теперь он меня никогда не простит.
— То есть ты ушла, так и не встретившись с противницей лицом к лицу?
— Не встретившись, — кивнула Лариса. — Но, уверяю тебя, эта выдра здорово испугалась.
— Могу себе представить. Теперь слушай меня. Смирись с мыслью о том, что Орехова ты потеряла.
— Он что, хочет к тебе вернуться?
— Гораздо хуже. Он хочет меня убить. Я должна это доказать. С твоей, кстати, помощью. И как только докажу, его сразу же посадят в тюрьму. Надолго. Его и Дивоярова. И еще Лушкина. А может, заодно и Отто Швиммера.
— Господи, а лысый-то как вляпался? Он такой безвредный!
— Может быть, ты положила на него глаз? — с подозрением спросила Мила.
— Дуся рассказывала, что у него потрясающе щекотные усы.
— Фу, Лариса! Я рассказываю тебе про то, что Орехов — убийца!
— Кого же он убил?
— Меня! То есть пять раз покушался. Можешь себе представить?
— Знаешь что? Расскажи-ка мне все толком, — предложила Лариса. — Я хоть и получилась у родителей длинноногой блондинкой, при рождении мне обломилась капелька мозгов.
И Мила принялась повествовать. На все ушло минут пятнадцать. Лариса слушала молча, не ахала, не переспрашивала, чем завоевала безоговорочное расположение рассказчицы.
— И что мы теперь должны делать? — спросила Лариса. За это «мы» Мила ее сразу зауважала.
— Мы должны поймать Лушкина, запугать его и выколотить из него всю правду. Кто, почему, за что и как раздобыть улики? Должны же они знать свои слабые места!
— Ты — их слабое место! — воскликнула Лариса. — Неужели ты не понимаешь? Раз они так страстно хотят тебя прикончить, значит, ты и есть самая главная улика.
— Улика чего?
— Ну… Именно это мы и узнаём у Лушкина. Только надо хорошенько подумать, чем его взять.
— Может быть, он боится боли? — предположила Мила. — Тогда мы покажем ему щипцы для загибания ресниц. Это приспособление выглядит очень страшно, ты не находишь? Если у тебя нет, мы купим в какой-нибудь галантерее.
— Отличная мысль! И еще можно сделать вид, что мы мучаем Трезора. Лушкин ужасно чувствительный!
— Я заметила. Мне кажется, он того…
— Чего? — не поняла Лариса.
— Ну… Он пудрится, и все такое. Правда, это как-то не вяжется с Дусей…
— Могу тебе объяснить, почему он пудрится, — отмахнулась Лариса. — Он лицо обжег. Говорит, открыл кастрюльку и сунул туда нос. Его обдало паром, вся кожа слезла…
— Знаю! — прищелкнула пальцами Мила. — Знаю, почему у него с физиономии вся кожа слезла! Это в него Софья «Магиохлором» прыснула! А мы-то с ребятами ей не поверили! Значит, человеком в колготках был Лушкин! Ага, теперь я знаю, как с ним разговаривать! — Она вскочила с места и засобиралась. — Зайдем сначала за щипцами для загибания ресниц, а потом в хозяйственный за «Магиохлором». Купим самую большую бутылку для устрашения. Увидишь, как он задергается, как только почувствует тот самый запах из бутылки, который в его сознании наверняка связан со страшной болью!
— Учти, прежде чем угрожать, надо будет его связать по меньшей мере! — предостерегла Лариса. — Хоть он с виду и маленький, словно поросенок, но силен, сволочь. Он пьяную Дусю недавно внес на второй этаж, сгрузил на кровать и даже не запыхался!
— Значит, нам помогут веревки и эффект неожиданности, — констатировала Мила. — Кстати, самое главное: ты в курсе, где сейчас Лушкин?
— Думаю, в городе. Он собирался зубы лечить, так что, скорее всего, нужда пригнала его в цивилизованный мир.
— А ты знаешь, где его цивильная квартира?
— А то. Я знаю так много, что Орехову и не снилось. Надо же, до сих пор не могу поверить, что он — потенциальный убийца.
— Может быть, и не потенциальный. Кто-то ведь убил Сашу Листопадова. И этот кто-то — один из них! Кстати, Орехов в тот день приходил ко мне. Единственный раз предложил помощь. И то только потому, что его Ольга вынудила.
— Хорошо, что я узнала правду после истории с Леночкой! — призналась Лариса, набирая номер телефона. — В противном случае тебе было бы гораздо сложнее сделать меня своей союзницей.
— Кому ты звонишь?
— Приятелю диск-жокею. Он живет тут неподалеку. Поможет нам, если понадобится.
Когда приятель диск-жокей появился на пороге, Мила не удержалась и воскликнула:
— Мы что, возьмем его с собой?! У Лушкина раньше времени случится инфаркт!
— Успокойся, мы его не возьмем! Мы научим его правильно обращаться с Трезором, чтобы исторгать из собачки необходимые звуки.
Диск-жокей был молод, тощ и развязен. Кожаная куртка, судя по всему, оказалась надета на голое тело. Ржавые волосы с помощью воска были уложены в прическу «Солнышко». Вокруг головы торчали веселые лучики, а в ноздрю была вдета серьга размером с брелок для ключей.
— Гляди, Петька, кладешь собачку на спину и начинаешь гладить. Потом резко убираешь руку и…
Раздался остервенелый визг. Это Трезор протестовал против того, что удовольствие столь внезапно закончилось.
— Лушкин не знает этого трюка, — пояснила Лариса. — Если будет надо, мы позвоним Петьке, и Трезор немножко повизжит в телефонную трубку.
— Придумано нехило! — одобрила Мила и покивала головой. — Уважаю твою фантазию.
Глава 32
— Кто там? — довольно бодро спросил Лушкин, не подозревая, что за дверью притаилась его судьба в лице двух очаровательных женщин, вооруженных только что купленным диктофоном, щипцами для загибания ресниц, бутылью «Магиохлора» и неуемной жаждой мести.
— Это я, Антошенька, — пропела Лариса голоском сирены, завлекающей моряков в морскую пучину.
Доверчивый Лушкин открыл дверь и тут же был атакован, повален на пол, связан и волоком доставлен в комнату. Как ни странно, он не орал и не звал на помощь, а только таращил глаза и спрашивал:
— Вы чего, девочки? Девочки, вы чего?
Обозрев лежавшего на ковре Лушкина с высоты своего роста, Лариса заявила:
— Нет, так неудобно будет с ним разговаривать.
— Зато удобно пытать, — жестко сказала Мида. — Впрочем, нет, давай и в самом деле посадим его в кресло. Пусть смотрит мне в глаза, гадина!
— Почему я гадина? — обиделся Лушкин так искренне, словно это не он наставляя на Милу пистолет, спрятав рыльце под черными колготками.
— Гадина, потому что согласился участвовать в убийстве человека! — отрезала Лариса и достала никелированные щипцы.
На взгляд человека, не подозревающего, что ресницы для красоты можно завивать вверх, вид их был ужасен. И все потому, что предназначение их оставалось неясным даже после долгого и упорного размышления.
— Но она ведь жива! — сказал бесхитростный Лушкин, кивая подбородком на Милу. — У нас так ничего и не получилось!