Красавец жеребец приближался. Рис уже мог различить серые яблоки на белой гладкой шкуре животного. Все, кто находился в парке, смотрели только на него.
Наблюдая за приближением лошади, Рис вдруг почувствовал, как напряглись плечи мальчика. Внезапно он попятился и спрятался за спину Риса. Когда Рис поднял взгляд, то увидел, что на великолепном жеребце сидит Мейсон Холлоуэй.
— Чудесное утро для верховой прогулки, — произнес Холлоуэй.
Легкий ветер играл его каштановыми волосами.
— Прекрасное животное, — ответил Рис, сохраняя суровое выражение лица. — Не подозревал, что ты увлекаешься лошадьми.
— Предпочитаю смотреть бега, но против этого красавца не смог устоять.
— Будешь рассчитываться за него деньгами Олдриджа?
Губы Мейсона вытянулись в тонкую линию.
— За коня и за многое другое. Я уже устал ждать.
— Будь моя воля, Холлоуэй, тебе бы не пришлось ждать. И деньги тебе не понадобились бы. Ты был бы уже покойником.
Мейсон заметно напрягся. Ноздри жеребца затрепетали. Уловив возникшее между мужчинами напряжение, конь забил копытами.
Рис отвернулся от Холлоуэя и, не оглядываясь, повел мальчика прочь от лошади и всадника. Он знал, что Мейсон кипит от злости. Возможно, теперь Холлоуэй вызовет его на дуэль, и тогда у Риса появится шанс его убить.
Но такой поворот событий представлялся маловероятным. Вряд ли стоило рассчитывать на подобную удачу. Мейсон был трусом.
Порывистый ветер гонял по дороге листья и качал ветки огромного сикомора перед городским домом, который они арендовали. Возвращаясь с Джередом домой, Рис заметил кативший по улице знакомый экипаж и остановился на крыльце. Вскоре к дому подъехала коляска Трэвиса.
— Ступай с мистером Гиллеспи наверх, — обратился Рис к сыну. — Мистер Коннелли наверняка уже ждет тебя, чтобы приступить к занятиям.
Джеред взглянул на него темными серьезными глазами:
— Ты не любишь моего дядю Мейсона.
Лгать не имело смысла.
— Нет, не люблю.
— Мне он тоже не нравится, — сказал Джеред.
У Риса на скулах заходили желваки. Ублюдок сделал жизнь его жены и сына невыносимой. Мучил их все эти годы. А его не было рядом с ними. От этих мыслей Рис чувствовал себя как никогда беспомощным. Он обнял Джереда за плечи и устремил взгляд на улицу.
По дорожке к крыльцу шел Трэвис.
— Доброе утро, майор.
— Доброе утро, Трэв. — Рис посмотрел на черноволосую голову мальчика. — Ты помнишь моего сына, да? — В его голосе невольно прозвучали нотки гордости. — Ты видел его на конюшне в Брайервуде.
— Конечно. — Трэвис опустился на одно колено, чтобы оказаться с ребенком на одном уровне. — Рад тебя видеть, Джеред.
Джеред взглянул на пустой рукав:
— А что случилось с вашей рукой?
Рис стиснул плечо Джереда:
— Невежливо задавать такие вопросы, сын.
Хотя, возможно, в случае Джереда это было не так уж и плохо, ведь в прошлом мальчик был слишком замкнут и предпочитал отмалчиваться.
— Все в порядке. — Трэвис с улыбкой посмотрел на мальчика. — Со мной случилось то же, что и с твоим отцом. Мы были ранены на войне. Твоего отца ранило в ногу, а я потерял руку.
— Вы герои. Так сказала моя мама.
— Правда? — Трэвис расплылся в улыбке. — Не знаю. Мы делали то, что должны были делать.
Темные глаза Джереда остановились на Рисе.
— Может, и я, когда вырасту, пойду в армию.
— А может, пойдешь в университет, станешь медиком или еще кем-нибудь, — проворчал Рис.
Джеред состроил гримасу, и Рис рассмеялся:
— Ладно, у нас еще будет время подумать об этом. А пока иди в дом и начинай заниматься, не то учителю придется дать тебе дополнительное задание.
Джеред радостно улыбнулся и убежал в дом. У Риса сжалось сердце. У него был сын, какое же это счастье!
Рис и Трэвис тоже вошли в дом и проследовали в кабинет. Джереда уже простыл и след.
— Выпьешь чего-нибудь? — спросил Рис друга, направляясь к буфету.
— Не откажусь, — вздохнул Трэвис так, будто его оставили последние силы.
Рис наполнил бокал для приятеля, а сам от спиртного воздержался. Трэвис взял бренди и тяжело опустился на диван.
— Почему-то мне кажется, что этот визит не имеет отношения ни к Сандхерсту, ни к полковнику Томасу, — предположил Рис.
Трэвис сделал большой глоток.
— Насколько мне известно, эта проблема больше не существует. По правде сказать, с утра я снова начал работать в «Таймс».
— Поздравляю.
Пока Трэвис пил бренди, Рис впервые заметил за стеклами очков темные круги и морщинки усталости на лбу.
— У тебя такой вид, словно только что закончил тридцатидневный марш-бросок.
— Да и чувствую себя примерно так же.
— Значит, причина твоего визита — женщина, и женщиной этой может быть только Аннабелл Таунсенд.
Трэвис устало откинулся на спинку дивана.
— Она порвала со мной.
Рис вскинул брови:
— А она сказала почему?
— Сказала, что слишком сильно любит меня. — Трэвис выпрямился и провел рукой по волосам. — Ты слышал когда-нибудь нечто столь абсурдное? Она не хочет быть со мной, потому что слишком сильно меня любит.
Рис присел на край стола.
— Ты говорил, что она не из тех, с кем заводят связи. Вероятно, ты был прав.
Трэвис покачал головой:
— Я пытался ей это сказать. Пытался отговорить, но она отказалась слушать.
— Все женщины таковы.
Трэвис вздохнул:
— Дело в том, что я не представлял, как сильно мне будет ее не хватать. Знаешь, я не могу спать по ночам. Я не могу есть. Сначала я подумал о визите к мадам Лейфон, но при мысли взять в постель одну из ее женщин у меня внутри все перевернулось. Анна — единственная женщина, которая мне нужна, но я не могу ее иметь.
— Почему?
— Ты знаешь почему. Потому что я не создан для семейной жизни. Анна — милая и любящая. Она сильная, решительная, преданная. И заслуживает мужчину гораздо лучше меня.
— Мне кажется, она достаточно ясно выразилась: ей не нужен другой мужчина.
Трэвис взглянул на Риса.
— Со временем она изменит свое мнение.
— Думаешь? Она была уже однажды замужем и должна знать, что ей нужно. И если изменит свое мнение, что будешь чувствовать ты? Ты готов отдать ее другому? Готов отойти в сторону, позволив другому мужчине занять твое место в ее постели?
Лицо Трэвиса побледнело.
— Я убью первого же ублюдка, который к ней прикоснется.
Рис рассмеялся:
— С тобой все ясно, мой друг. Почему бы тебе на ней не жениться?
— Ты такой же сумасшедший, как и она, — проворчал Трэвис.
— Разве? Ты любишь ее, хотя и не догадываешься об этом.
Трэвис допил бренди.
— Я уже сказал тебе: муж из меня не выйдет.
Он поднялся с дивана и, поставив бокал на буфет, направился к двери.
— Подумайте хорошенько, капитан.
Трэвис лишь покачал головой, открыл дверь и вышел.
Рису стало его жаль. Но и сам он находился в положении не многим лучше. Он регулярно спал со своей женой, но чувствовал, что чего-то не хватает.
Элизабет не раскрывалась перед ним полностью, да и он сам держался с ней настороженно.
Что с этим делать, он не знал и убеждал себя, что это не важно. Значение имел только их сын и его благополучие. Важно, чтобы у него был надежный, любящий дом.
Любовь. Вот он, ключ к разгадке.
Рис не знал, как открыть заржавевший замок от дверцы к своему сердцу.
День клонился к вечеру. Дул ледяной ветер, и тонкие лучи солнца с трудом пробивались сквозь тучи. Элизабет сидела в гостиной на диване рядом с Джередом, помогая ему читать рассказ «Маленький серый мышонок». После обеда Рис получил записку от своего адвоката мистера Пинкарда. Адвокат хотел с ним увидеться. С какой целью — он не сообщил. В ожидании мужа Элизабет не могла унять волнения.
Заставляя себя улыбаться, она старалась не показывать сыну своего беспокойства.
— Продолжай. Прочитай последнюю страницу.
Слегка запинаясь, Джеред продолжил:
— «И тогда маленький… маленький мышонок под… под…»
— Поднял.
— «Поднял носик и принюхался. "Я голоден, — произнес он. — Я чую ку… со…"»
— Кусочек, — мягко подсказала Элизабет.
— «Я чую кусочек сыра».
Джеред рассмеялся, рассыпавшись звонким бубенцом.
— Продолжай, — велела Элизабет.
— «С улы… бкой маленький мышонок… бросился… догонять своих… друзей… и они… стали жи… жить-поживать и добра наживать».
— Очень хорошо! Ты скоро будешь превосходно читать.
Джеред просиял.
Это была правда. С каждым днем он читал все лучше. Элизабет связывала это с тем, что теперь ему жилось куда спокойнее. Главное — не нужно было отчитываться за каждый шаг перед Эдмундом или Мейсоном.
Элизабет помогла сыну встать с дивана.
— Думаю, на сегодня хватит. Беги наверх, можешь немного поиграть.
Он взглянул на нее большими темными глазами:
— Что у нас сегодня на ужин?
— Жареная куропатка. — Элизабет улыбнулась. — И миндальный пудинг на десерт.
Расплывшись в улыбке, Джеред вприпрыжку пересек комнату и выскочил за дверь. Миндальный пудинг был одним из его любимых лакомств.
У Элизабет немного защемило сердце: такой славный малыш. Взяв вышивку, она углубилась в работу, стараясь сосредоточиться на стежках. Скорей бы уж Рис возвращался домой. Оставалось надеяться, что новости, ради которых Пинкард вызвал его, были хорошие.
В коридоре раздался шум, и Элизабет подняла голову от работы. Из прихожей донесся голос Джека Монтегю, затем послышались знакомая неровная поступь Риса. Шаги приближались, и в следующий миг Элизабет увидела его в открытом дверном проеме.
— Ну что, Рис?
— Нам отказали в прошении. Суд даже не стал его рассматривать. Мальчик слишком юн, чтобы лишиться такого важного и почетного титула, сказали мне. К тому же это несправедливо по отношению к покойному графу — лишать его законного наследника титула Олдриджа.
Элизабет почувствовала, как кровь отлила от ее лица.