Я не могу назвать свой сексуальный опыт таким уж скромным, но так откровенно меня не ласкал никто и никогда, он читал моё тело и, кажется, знал, где именно нужно коснуться, чтобы удовольствие прошивало меня особенно сильно. Я тоже хотела изучить каждый его изгиб, каждую клеточку, но он позволял мне только принимать ласку. Я готова была кричать и умолять, чтобы он перестал меня мучить и, наконец, взял. Присвоил… Другим, более грубым словом это действо, похожее на какой-то обряд полного единения, назвать было нельзя. Это был не секс, а нечто сакральное, недоступное никому, кроме нас двоих. Невозможное нигде и ни с кем больше.
Его вела природа, и мои опыт и умения были не нужны. В этом было и что-то животное, и что-то щемяще нежное. Мы были одним целым, единым организмом, словно одним существом. Мир мог перестать существовать, земля могла остановиться и взорваться, я бы не расстроилась, я бы даже не заметила. Всё самое важное и великое, что могло произойти в моей жизни — уже произошло. И это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Это было слишком настоящим, чтобы происходить со мной…
Этот миг разделил мою жизнь на «до» и «теперь». И всё, что было до, перестало иметь значение. Теперь для меня существовал только Полкан. И каким-то непостижимым образом я знала, что он ощущает то же самое.
10. Дети великой Матери
Когда я открыла глаза, то с восторгом обнаружила, что всё ещё лежу в объятиях Полкана, что он укрыл нас своей рубахой и ласково перебирает мои волосы, что всё это мне не приснилось. Конечно, я бы предпочла, чтобы мы лежали в мягкой кровати, а не на земляном полу, и чтобы я могла рассмотреть его лицо при свете ночника, а не тусклого факела. И чтобы жить мне оставалось больше, чем несколько часов. Но наваждение пропало, и я прекрасно помнила, кто мы и в каком я положении.
— Ты побудешь со мной до утра? — спросила я.
Полкан не ответил, только крепче прижал меня к себе.
— Я понимаю, что ты не обязан, но, наверное, одна я сойду с ума от страха, — представить, что сейчас он уйдёт и в следующий раз я его увижу, наверное, уже из огня, было невыносимо. Хотя о предстоящей казни я думала довольно отстранённо.
— У тебя нет страха, я его забрал себе, — спокойно проговорил Полкан. — Как всю твою боль.
Я поверила сразу и даже не удивилась. Если он так легко вылечил мои ушибы и ссадины, почему бы и не контролировать эмоции? Что же они ещё умеют? И почему с такими способностями сидят на острове, питаясь репой, когда могли бы захватить власть над миром? Но меня беспокоило совсем не это.
— Забрал? То есть мой страх чувствуешь теперь ты? А боль ушла, потому что теперь рука и нога болят у тебя? Верни всё обратно, зачем тебе мучиться!
— Уже не болят, мои раны затягиваются быстрее, — улыбнулся Полкан. — И твой страх мне вреда не причинит, потому что я знаю, что заберу тебя, и ты не взойдёшь на костёр.
— Ты поможешь мне сбежать?
Я, конечно, надеялась на это. С первого момента нашей встречи на острове я верила, что Полкан мне поможет, но сомнения были. Разве так просто пойти против всех своих родных (или кто они ему там — соплеменники?) ради малознакомой девушки. Предназначение — это, конечно, хорошо и красиво, но слишком сказочно, чтобы жертвовать ради этого всем.
— Ты не веришь мне? — Полкан напрягся. — Не чувствуешь, как ты важна для меня? Ты бы оставила меня в беде?
— Нет, конечно, нет! — уверенно ответила я, на миг представив, что мы поменялись местами, и это Полкану угрожает опасность. Я бы сделала всё, чтобы вытащить его. Даже невозможное. Даже если бы знала, что никогда его больше не увижу.
Но не успела я полностью осознать, что после того, как я покину остров, мы с Полканом расстанемся, он быстро проговорил:
— Я уйду с тобой. Я хотел бы, чтобы мы жили здесь, в доме Матери, но Велигор не дозволит. Никто не дозволит. Значит, мне нет места среди моего рода. Пока Велигор наш отец, братья и сёстры исполняют его волю.
Странные родственные отношения в их племени меня заботили мало. Кто кому и кем приходится, кровное это родство или просто термины их общины — было неважно, оставаться среди этих мистических психов мне не хотелось всё равно. Забрать Полкана с собой — лучший вариант развития событий, о таком я даже мечтать не смела.
— Я пойду за тобой в твой мир, если ты захочешь, — проговорил он, но очень неуверенно, словно ждал, что я высмею это предложение.
— Ты не чувствуешь, как важен для меня? — усмехнулась я, повторяя его вопрос и поцеловала Полкана. — Конечно, я хочу.
А моя мысль уже заработала: как и к кому можно обратиться за документами для моего нового друга, наверняка, у него никаких бумаг. Как я его приодену, сделаю причёску. Жить он будет, естественно, со мной. Возможно, снимем квартиру побольше. Работа… На первое время сторожем куда-нибудь пристроим. И учиться ему надо. Интересно, читать-писать он умеет, или с нуля придётся всё осваивать? Не страшно. Справимся.
— Ты, правда, приняла меня, — с некоторым удивлением в голосе произнёс Полкан.
— Читаешь мои мысли, когда я должен доверять только твоим словам? — нахмурилась я. Но скорее притворно, на самом деле, я почему-то не сердилась, что он так запросто узнаёт, что я думаю, этот факт меня даже почти не смущал.
— Мысли прочесть нельзя — это не книга, только то, что чувствуешь на поверхности души, знать можно. Ты чувствуешь радость, ты видишь меня рядом с собой в своём мире, — Полкан улыбался и смотрел на меня с восторгом. — Ты — моя предназначенная, я не сомневался, но убеждаюсь снова и радуюсь.
Может быть, это бред, можно быть, он верит в какую-то свою сказку, а я ему настолько приглянулась, что он меня героиней этой сказки и сделал. И меня он околдовал, чтобы я поверила. Но я тоже хотела верить в эту сказку и не имела ничего против. Я хотела, чтобы Полкан был со мной.
Голова шла кругом, слишком много новых данных. Слишком много безумных событий и новостей. Слишком резко меняется моя жизнь. И не слишком ли большую ответственность я хочу взвалить на себя? Полкану современный мир может и не понравиться, может его напугать. Многих жителей сельской местности даже из нашей цивилизации жизнь в городе пугает, и они не могут адаптироваться. Вдруг Полкан будет себя чувствовать в городе, как я чувствую себя в этом земляном сарае? Да, может быть, мои объятия помогут ему немного скрасить существование, как его объятия помогают мне сейчас, но разве это жизнь?
— Ты когда-нибудь был хотя бы в деревне на той стороне реки? — спросила я.
— Был. И в городах был, — ответил Полкан. — Твой мир интересный, я жил там больше вёсен, чем в доме Матери. Я знаю его.
Я вздохнула с облегчением. Хотя могла бы догадаться: речь у него не так уж отличается от моей, поведение вполне обычное и он не выглядит дикарём. Может быть, не такая уж изолированная их община? Или…
— Ты тоже здесь пленник?
— Нет, — Полкан покачал головой. — Нельзя быть пленником в доме Матери, среди братьев и сестёр. Но если в доме порядок неправильный, а я изменить ничего не могу, как мне жить в этом доме?
Он сказал это с такой горечью, что мне стало не по себе. А ещё я осознала, что понятия не имею, кто он и что на самом деле представляет из себя его народ. Кровавые жертвы, про которые рассказывал Сергей, и туманные объяснения Влады — вот и всё, чем я располагаю. Возможно, Полкан не захочет мне рассказывать, но выяснить хоть что-то я должна.
— То, что я о вас слышала, это какой-то пугающий бред. Хотя больше всего пугает, что это может оказаться правдой. Ваша община на самом деле уже несколько веков сторонится остального мира?
Полкан кивнул. Я это скорее почувствовала, чем увидела в полумраке.
— Но ты непохож на отшельника, и если жил в каком-то городе, значит, вы всё-таки покидаете остров… Кто вы? И почему живёте здесь? И правда ли, что лет десять назад на острове произошло убийство местной девушки, которая хотела сбежать с парнем из деревни?..
«Не повторим ли мы их судьбы?» — едва не сорвалось у меня с языка. Но даже предполагать такое было страшно.
Полкан некоторое время молчал, мы по-прежнему лежали на полу, на его рубахе, прижавшись друг к другу. Было тепло. Я слышала, как бьётся его сердце, а где-то за сараем квакают лягушки. Завтра моя жизнь изменится, она уже изменилось, и у меня есть несколько часов, чтобы принять это.
— Не десять вёсен прошло — больше. Я был тогда совсем маленький, плохо помню Белёну, — заговорил вдруг Полкан. — Она была рождённой дочерью Могуты, нашего тогдашнего Отца. Наш род — последние дети последней Матери, мы остались только здесь и жили той жизнью, которая радовала Мать. Мы берегли её и себя. Но после того, как умерла Белёна, а Добряна не вынесла горя и сожгла себя и Могуту, Мать закрыла глаза и больше не смотрит на нас.
Ага, значит, версия следствия, что дом подпалил мужчина, убив ещё и жену — неверна! Но вряд ли островитяне делились своими наблюдениями с чужаками.
— Могута, как и Велигор, не слышал голос Матери или не хотел исполнять её волю, — продолжал Полкан. — Это привело нас к гибели, только это, а не любовь Белёны к безверцу! Велигор не понимает, что нашего рода больше нет. Божена верит Велигору и думает, что Мать однажды вновь откроет глаза. Она считает, что мир за пределами лишил меня разума, что Горислав не должен был увозить нас из дома Матери, должен был ждать, когда она простит своих последних детей.
— Божена… Она твоя мама? — поняла вдруг я, вспомнив суровую ведьму.
— Я родился от Божены и Горислава, — пояснил Полкан.
Ну да, Матерью они зовут свою богиню, а Отцом, вероятно, жреца (или кто он там?), а родителей, чтобы не запутаться, по именам.
— Но если вы всей семьёй отсюда уехали и жили какое-то время в городе, почему вернулись?
— Когда Мать закрыла глаза, а Отец сгорел, многие ушли с острова, — печально ответил Полкан. — Прежней жизни уже не было. Без защиты Матери рано или поздно всё разрушится: дети нашего рода перестали рождаться, наши силы с каждым днём иссякают. Велигор стал новым Отцом, но сам, а не по воле Матери, он никого не смог остановить, в общине остались самые слабые и те, кто побоялись идти в мир за пределами.