Мы останавливаемся около картины, на которой изображен канатоходец, балансирующий над огненной пропастью. Ничего необычного на первый взгляд, но ангел с белыми крыльями не делает ничего, чтобы спасти бедолагу, и лишь отстраненно наблюдает за тем, как на следующем шаге подопечный сделает роковую ошибку. А ангел с темными крыльями - у нее такие же прекрасные волосы, как и у моей бабочки - падает вниз. Огонь лижет черное оперенье, и всем ясно, что не спасется ни один из них.
Я нарочно не делаю никаких комментариев, да они и не нужны. Аврора просто смотрит на огромное полотно и в ее глазах сверкают слезы.
— Я бы упал для тебя, - говорю, становясь ей за спину. Нерешительно, совсем как тот уродливый мальчишка из прошлой жизни, провожу пальцем по ее оголенному локтю. И счастливо улыбаюсь толпе мурашек в ответ на невинное прикосновение[1].
— Ты ничего обо мне не знаешь.
— А ты все еще пытаешься отрицать очевидное.
Я одержим ею настолько, насколько вообще можно быть одержимым. Я не понимаю себя, но понимаю ее. Бегу от нее всю жизнь, понимая, что просто перебираю ногами внутри игрушечного колеса. Как можно сбежать от того, что нужнее воздуха?
Знаю, что рискую, но все-таки прикасаюсь губами к ее шее. Кожа теплая, гладкая, пахнет мылом и на вкус словно цветочная пыльца. Боги, пусть она молчит, пусть не говорит о деньгах, о том, что у нас договор, и что это - всего лишь игра. Пусть притворится для меня. Я согласен выпить яд ее лицемерия, я готов принять последствия.
Я так устал сражаться с собой. И тот парень на картине - это я. Я иду над пропастью, и я нарочно ставлю ногу мимо каната.
[1] Для этой сцены почему-то очень подходит Aurora's Theme из компьютерной игры Child of Light. Послушать можно у меня на странице в ВК, в записи от сегодняшнего числа (27 апреля 2018) или найти трек среди моих видеозаписей в ВК
Глава восемнадцатая: Аврора
Безумие заразно - теперь я это точно знаю.
Нет другого объяснения, почему я разрешаю ему делать со мной все эти вещи. Почему, как зачарованная, тянусь к его губам, таю, словно глупое ванильное мороженное, мечтая остаться вечным вкусом на его губах.
Та девушка на картине - это я, и падение неизбежно. Огонь поцелуев Ма’ну сжигает мои крылья. Сжигает кокон, внутри которого я сижу так много лет, что начала забывать так много вещей. Я люблю рисовать - всегда любила, с самого детства. Где-то на чердаке хранятся целые альбомы с моей мазней, и мне отчаянно хочется прямо сейчас поехать за ними, достать, стряхнуть пыль с потрепанных обложек. Может быть там я отыщу дорогу к маленькой Авроре, которая мечтала о мольберте, масляных красках и кистях из художественного салона.
Ма’ну разрушает меня, и не уверена, что делает это спонтанно.
Я поворачиваюсь к нему, отпускаю ту часть себя, которой просто хочется быть любимой: безоговорочно, бесконтрольно. Обнимаю его, поднимаюсь на носочки и позволяю высушить поцелуями свои слезы.
— Я не пустышка, я не пустышка, - шепчу снова и снова. - Я просто заблудилась. Будешь моим клубком?
Я не могу видеть лицо лунника, поэтому зарываюсь носом в его плечо и прячусь от самой себя. И не уверена, что готова выдержать взгляд этого наглеца. Что я там увижу? Триумф? Красавчик приласкал одинокую развенчанную королеву, и та растеклась по нему соплей. Противно от самой себя, но я не хочу его отпускать. Не хочу терять теплые чувства, которые бурлят во мне и разрывают, словно взболтанная банка с газировкой. Но и это не самое страшное. Сильнее всего пугает полный раздрай в душе. Я ненавижу его? Или симпатизирую? Или хочу выцарапать глаза и сбежать в свою серую жизнь, где все просто, однообразно и совершенно предсказуемо?
Я не знаю. И в эту минуту не хочу узнавать. Могу я побыть хотя бы один день невестой? Девушкой, которая носит на пальце прекрасное кольцо, как символ вечной любви. Девушкой, рядом с которой красивый парень, звезда спорта, чья улыбка покоряет сердца.
— Ты меня пугаешь, ар’сани, - обеспокоенно говорит Ма’ну. Мы стоим в обнимку довольно долго, я молчу и прячусь от любых попыток заглянуть мне в лицо. - Я для тебя буду, кем скажешь.
Шмыгаю носом, чувствуя себя странно счастливой. Почему так?
— Хоть клубком, хоть ковром-самолетом. - Чувствую его улыбку в моих волосах. - Хоть джином в бутылке.
— Джина ты уже предлагал, и я не впечатлилась, - улыбаюсь мокрыми от слез губами.
Неловко пытаюсь вытереть лицо об его рубашку, но Ма’ну удается оторвать меня от своего плеча и отодвинуть на расстояние вытянутых рук.
— Я не большой мастер удивлять, Вишенка, - улыбается он и увлекает меня в сторону выхода. - Но сегодня я постараюсь.
Хотелось бы мне знать, что у него на уме, но я даже не буду пытаться заглянуть в хитросплетения его разума. Такой лабиринт не осилила бы даже умница Нана, а мне и подавно не одолеть. Поэтому буду просто плыть по течению, надеясь, что, когда моего психа укроет очередное цунами, мне удастся спастись.
Мы выходим на улицу и попадаем под проливной дождь. Ма’ну запросто выходит прямо под ливень, хохочет, подставляя лицо дождю. Мгновенно становится мокрым и встряхивается, как пес. Мокрая ткань рубашки липнет к телу, обрисовывая контуры сухих мышц, грудной клетки, пресса. Я невольно прижимаю ладонь к губам, пряча вздох восхищения. Но видимо все же чем-то выдаю себя, потому что этот придурок поднимает бровь и медленно, красуясь, бежит пальцами по ряду пуговиц, выуживая их из петель. Полы рубашки расходятся, обнажая грудь и живот. Еще минуту - и он устроит стриптиз на радость девчонкам, которые стоят на противоположной стороне улицы и пожирают его глазами. Уверена, не будь меня рядом, уже бы наперегонки бежали выпрашивать номер телефона.
И меня хлещет приступ жгучей, невыносимо жалящей ревности. Ощущения такие болезненные, что хочется взять что потяжелее и запустить им в сучек, как в стаю птиц. Со ступеней я не сбегаю - слетаю торпедой, хватаю полы рубашки и запахиваю ее чуть ли не под горло. Ма’ну смеется, а я что есть силы щипаю его за бок. Лунник сгибается в шутливой боли и получает крепкий подзатыльник.
— Ты чего, больная?! - возмущается сквозь смех, слизывая с губ дождь.
— Пока я ношу это, - тычу ему под нос окольцованный палец, - не смей устраивать такие шоу, позер. Это понятно?
Он сгребает меня в охапку. Мы оба мокрые, разгоряченные и сумасшедшие коктейли эмоций, и мне хочется попробовать его и хочется, чтобы Ма’ну попробовал меня. И от мыслей о его губах на моей коже низ живота скручивает приступ сладкой боли.
— Ревнуешь, Вишенка? - спрашивает он, улыбаясь мне в губы, не делая никаких попыток к поцелую.
— Забочусь о сохранности твоей выдумки, - огрызаюсь я. Неужели так сложно просто меня поцеловать?! - Понятия не имею, почему у меня одной должна болеть об этом голова.
— Потому что ты ревнуешь, - не унимается он, забрасывая мои руки себе на шею, продолжая удерживать запястья железной хваткой. Это невозможно приятно - быть его пленницей, быть в его мягком безумном подчинении. Я и правда бабочка и сижу на краешке капкана, не думая о последствиях. - Ты ревнуешь, - повторяет он, растягивая слова, словно карамель.
— Не придумывай всякую ерунду, - отмахиваюсь я, но мы оба знаем, кто прав. - Есть хочу, - бормочу недовольно, хватаясь за повод, чтобы увести разговор на безопасную для меня территорию. Ревность к человеку, который меня купил - это уже из разряда пресловутого синдрома любви жертвы к своему мучителю. О таком можно почитать в книгах, но это, мягко говоря, не моя тема, и я не хочу быть героиней такой истории.
— В ресторан нас не пустят в таком виде, - посмеивается Ма’ну, галантно распахивая дверцу авто.
— Есть идея получше ресторана, - улыбаюсь я. Жду, пока он усядется за руль и заведет мотор. - Поехали ко мне.
Ма’ну выглядит ошарашенным таким предложением, да я и сама удивлена, потому что, клянусь, хотела предложить просто перекусить в первом же попавшемся на пути кафе. А еще у меня есть правило: никого не приглашать в гости, никого не впускать на свою территорию, чтобы там не осталось ни единого намека на посторонний запах. Это что-то вроде зоны комфорта, которую я с остервенением берегу. Но хуже всего то, что, предлагая поехать ко мне, я имела в виду вовсе не свою крохотную квартирку.
— Мы поедем туда, где я выросла, - уточняю я, подбирая ноги под себя на сиденье. С нас стекает вода, так что мы буквально сидим в лужах, но кого это волнует?
Вижу, что ему не по душе моя затея.
— Это большой старинный дом, трусишка, - не могу удержаться, чтобы не похихикать над ним, - а не клетка с тиграми. Сестра в отъезде и не появится раньше завтрашнего вечера. Зато нас никто не попросит освободить помещение, чтобы не смущать добропорядочных граждан своим видом. И, предсказывая твой следующий вопрос, я совершенно не умею готовить, так что вся надежда на тебя.
— С чего ты взяла, что я умею? - спрашивает лунник.
— Интуиция? - Пожимаю плечами.
— Как я мог забыть, - чуть-чуть оттаивает он, и выруливает со стоянки.
На самом деле есть еще одна причина, почему я хочу поехать в родительский дом, и эта причина хранится на чердаке.
Глава девятнадцатая: Ма’ну
— Ну? - торопит Аврора, стоя по другую сторону открытой двери. - Ты вампир? Тебе нужно специальное приглашение?
Она забавляется: клацает зубами и рычит, и сама над собой смеется.
Перевожу дыхание. Ничего страшного не случится. Это просто дом: четыре стены, два этажа, чердак, на котором мы всегда находили кучу диковинок, даже если сотый раз заглядывали в пыльные ящики и картонные коробки. Это просто дом, который я знаю почти так же хорошо, как «Атлас».
Переступаю порог и сглатываю, шатаюсь, словно кегля, сбитый до боли вкусным ароматом выпечки, кондиционера для белья - неужели за столько лет Марго его не сменила? - и особенного, ни на что не похожего запаха дома Шереметьевых.
Как я дал втянуть себя в это? Ведь собирался держаться подальше от прошлого?