Я вспомнила, что осталась без работы, и окончательно скисла. Да, может и не время сейчас переживать из-за такой глупости, как потеря работы, которую я искала шесть месяцев, но я переживала.
Меня мутило.
Навалилось так много, одним комом и разом, что я не знала, какая из неприятностей больше всего печалит — меня печалило всё. И вишенкой на торте моих проблем сияло бессилие. Понимание того, как мало я, в сущности, могу.
Помочь Астору?
Нет.
Помочь Эррис?
Нет.
Помочь себе?
Нет.
Помочь Комрею?
…А что с ним вообще, с Комреем?
Я оглянулась через плечо. Мужчина перехватил мой взгляд и, расценив его, как приглашение, подошел к парапету. Облокотился об него и напряженно спросил:
— Нравится мой мир?
— Причем здесь это? — резковато парировала я, — Мы пришли обсуждать не светские новости, а что нам делать дальше. Напоминаю — Астор где-то бродит крайне взбешенный, Леон замер во времени, а я так вообще на грани тихой истерики. Если с виду этого и не видно, то знай — внутри я вся горю. И мне сейчас очень хочется взять и что-нибудь разломать. Чтобы стало легче. Но умом я понимаю, что легче от моего вандализма никому не будет, поэтому держу себя в узде. И даже планирую внимательно выслушать всё, что ты скажешь в свою защиту. Всё-таки, как не крути, Комрей, но ты главный засранец в этой истории. Прости за грубое слово. Не обижайся, но я вообще не могу понять, что ты хочешь. Вернее… — я так увлеклась своими эмоциями, что говорила взахлеб, тараторя, как на экзамене, — Я понимаю, что ты хочешь всего и сразу. Блин, но это же глупо!.. Эмм… Не смотри на меня так. Попробую объяснить. Вот, например, когда я смотрю кино о всяких супергероях, или просто какие-нибудь приключения, в центре сюжета всегда есть киношный злодей. Он строит козни хорошим парням и еще так злобно смеется…
— Вот так? — Комрей сдвинул брови и басом раздельно произнес: — Ха-ха-ха…
— Да, верно. И я всегда удивлялась: почему эти злодеи такие тупые? То есть, не то, чтобы совсем тупые, но недалекие. Они не видят картину целиком, идут на поводу у своих эгоистичных желаний. Оттого и проигрывают. Их техническая хитроумность обычно не знает границ: они плетут интриги, детально разрабатывают ужасные смертоносные приборы, выращивают невиданных существ и хотят привести мир к катаклизмам. То есть они делают такой научный прорыв, что должны были ли бы понимать своим вундеркиндским мозгом, что всего разом достичь невозможно. Обязательно где-нибудь пойдет цунами и смоет половину научной станции. Обязательно, по канонам мирового порядка, появится кто-то, кто остановит их. Один человек или один народ — неважно. Кто-нибудь встанет на защиту мира. Равновесие будет восстановлено, иначе и быть не может. Каким бы гениальным ты ни был, невозможно всё просчитать, ибо люди — не роботы, они подвержены влиянию погоды, случайным обстоятельствам, мнению соседа и прочее. Да они ленятся на каждом шагу! Как ты завоюешь мир, если один курьер опоздает, и не привезет вовремя гвозди для твоего ядерного реактора? Ладно, допустим, гвозди можно купить заранее. Но во всем остальном любой злодей всегда миллион раз зависит от других людей… И думать, что благодаря своим злодейским навыкам удастся всех победить — ну честно, глупо. Цели нужно ставить постепенно, ступенчато. Иметь план «Б». Рассчитывать на то, что у тебя может ничего не получиться. Подготовить дом и газетку с качалкой, чтобы спокойно встретить старость с валокордином. А не направлять все свои умения в разрушительную никому не нужную струю… Ты понимаешь, о чем я?
Комрей задумчиво кивнул. Он явно не ожидал услышать в свой адрес столь эмоциональную отповедь. Мужчина хмурился, отчего выглядел старше, смотрел не на меня, а на расстилающийся у подножия замка город, уже окутанный темно-синими сумерками, но молчал. А я воспользовалась предоставленной возможностью, и снова затараторила:
— Я не закончила. Так вот, наверное, по-твоему мнению, я несу полный бред. Сравниваю тебя со злодеями, советую завести качалку и валокордин. Но я не понимаю главного: зачем тебе нужен весь этот балаган? Чего ты добиваешься? Неужели ты чувствуешь себя до такой степени ущербно, что хочешь возвыситься над братом любым способом? Размазать его и заткнуть между щелей дома? Зачем ты разрушаешь семью? Неужели родственные узы для тебя ничего не значат? Погибла мать, сестра. Вас итак осталось всего двое! Нельзя рушить последние связи. Нельзя, как ты не понимаешь!
Некоторое время мы молчали. Я, опустошенная и уставшая. Голова кружилась от эмоций, дыхание сбилось и с трудом восстанавливалось. Как же мне не доставало этого — высказаться, поговорить в открытую. Поорать, в конце концов.
— Я не хотел ссориться с Астором. Он …вынудил меня, — Комрей говорил как сквозь силу.
Я скептически хмыкнула. Неправильную он выбрал тактику. Вполне злодейскую — свалить всё на другого, обвинить в своих грехах чужих людей, мол, это не я — такой, а жизнь такая, но со мной эта тактика не работала. Я не проникнусь его «бедами» и ни за что не поверю, что человек сам не в силах сделать выбор. Никто никого на цепи не держал, как я понимаю. Братья росли в богатстве и довольстве. Вседозволенности. Так что… Комрей сам виноват, что выбрал темную сторону. И в доводы, что мол, Астор толкнул на это, ни в жизнь не поверю.
— Угу. Еще скажи, заставил тебя украсть дар и запереть себя в замке.
— Почти, — мужчина повернул ко мне своей лицо и, как-то неожиданно, мы столкнулись носами.
Вышло неловко и, в то же время, мило и трогательно. Как будто мы — двое влюбленных, забравшихся на крышу ради свидания, а не враги.
Комрей мягко улыбнулся, а я вспыхнула и отодвинулась.
— Ты обещал мне всё рассказать. Давай, дерзай. Я хочу всё знать. С самого начала.
Мне достался испытывающий взгляд, а потом мужчина внезапно повеселел и усмехнулся:
— Сначала так сначала. Только слушай внимательно, Елена. Триста тридцать три года назад на бренную землю вновь созданного мира спустился творец.
— Первый бог?
— Почти. Друг моего прапрапрадедушки, Курмитц. Далее его имен мы не знаем. Он не говорил. Все называют его одним именем — Курмитц, бог всевластия. Причина всех причин — так он говорит. Он создал многое — сам мир, живых существ, одарил их магией, дал законы и ремесла. Он влюбился в свое создание и пригласил разделить его радость с Джованом Раулем Брастеллем Таймсом. Моим предком.
— В создании мира участвовали и другие боги? — вспомнила я про хвастовство Эррис.
— Да, Курмитц был не один. С ним была Горгана — богиня равновесия, Шохана — богиня счастья, Эррис — богиня судьбы, и Смерть.
— Смерть? — ежась, переспросила я.
Именно в этот момент налетел холодный ветер, и пронизал насквозь, до самых костей. Как будто сама смерть подула с того света.
Стало так холодно и тоскливо, что сердце сжалось от дурного предчувствия. Если в этой истории замешаны боги, а не только сама Эррис — жди беды.
Особенно, от кого-то с именем Смерть!
— Да. Имя свое он не открыл, просил называть так.
— Ясненько. И что было дальше?
— Богиня Равновесия предложила наградить моего предка привилегией — подарить ему божественную искру, дар. За то, что он помогал в создании этого мира, пусть и на последнем этапе. За верность богам. Также она сказала, что для равновесия этого мира необходим Хранитель. Тот, кто может вмешаться в его устройство, остановить ход времени и всё исправить, если боги далеки или заняты.
— Получается, твой род тоже не из этого мира?
— Получается, что так, — хмыкнул Комрей, — Но записей, откуда пришел Джован, не сохранилось. Мы можем только гадать, кем он был и откуда. Ну так вернемся к Джовану. Предложение было заманчивым, и он согласился. Тогда богиня рассказала, что для передачи божественной искры человеку необходим интимный контакт. Он не передается с генами, так что каждый последующий мужчина рода должен снова заслужить милость богинь. Как только ему исполняется тридцать, он имеет право заявить свое право на силу Хранителя. Важное условие, если рождается несколько потомков мужского пола — по решению родителей выбирается самый достойный сын.
— Астор! — горячо выдохнула я, добравшись, наконец, до того, что понимаю, — Твоя мать выбрала Астора.
— Да, так и есть. Отец ушел в другой мир и пропал. Мы посчитали его погибшим потому, что погасла его звезда — при рождении каждого отпрыска рода Таймс на нашем небосклоне зажигается звезда. Так мать стала главой рода. И, как глава рода, незадолго до своей смерти, повелела именно Астору, у которого уже сложились приятельские отношения с Эррис, забрать божественную искру. Не мне. Хотя ожидалось, что я, как старший и более опытный мужчина, возьму на себя эту ответственность.
— Слушай, но ведь богинь женского рода, как я понимаю, три. Неужели вы не могли переспать с двумя из них и оба стать Хранителями? — поинтересовалась я, — Так можно было бы искоренить вражду. А по обязанностям Хранителя — договориться. Ты патрулируешь этот мир, я другой. Кстати, почему ты говорил про другие миры, если Хранителя выбирали вроде как для этого? Несостыковочка вышла!
— Сейчас всё объясню. Вдвоем стать Хранителями невозможно. И дело не в ответственности, а в механизме передачи божественной искры. Она не сохраняется в генах рода, исчезает. Каждый новый представитель рода рождается с сильными магическими задатками, но не имеет божественной силы. Боги посоветовались, и решили, что это знак свыше. Отдавать силу нашему роду окончательно нельзя. Значит, каждое поколение награждается снова и снова. А для стабильного усиления рода богини придумали меняться. Так, моего отца назначала в Хранители Шохана — богиня счастья. Следующая очередь была у Эррис. Моего сына будет обожествлять Горгана, а потом снова — Шохана, и так по кругу, до конца времен.
— Ну и порядки у вас! Сплошной бордель!
— Зато есть время присмотреться к будущему Хранителю. Только один раз боги отказали моему предку, посчитав его психически нестабильным. Все остальные разы проходили, как по маслу.