— Как по маслу… — тоскливо пробормотала я, понимая, что тот мой сон — воспоминание Эррис не был плодом больного воображение, — Эррис с Астором встречались? Эмм… спали вместе?
— До тридцати лет, если планируешь стать Хранителем, никакого секса. Так что, они просто дружили. Поцелуи не в счет, — улыбнулся Комрей, — Зато после получения божественной искры можешь оттянуться сколько хочешь. А насчет миров, все еще проще — наш мир, созданный этими богами, не единственный. Сильный магический потенциал прослеживается только у отпрысков рода Таймс, вот нам и приходится уже лет сто пятьдесят как помогать богам и в других мирах. Ездить в командировки, если по-вашему.
— У меня в голове всё смешалось, — честно призналась я, отвернувшись от мужчины, — Получается, ты нарушил волю матери? И обманом получил божественный дар?
— Да, получил, — неожиданно зло рявкнул Комрей. Перепад его настроения был таким резким, что я удивленно воззрилась на него. Точно, мужчина аж пылает от праведного возмущения. И злиться. Рыжие волосы непривычно приподнялись и стоят торчком, как наэлектризованные, — После того, что он сделал с мамой и сестрой, он не имел право становиться Хранителем. Кто угодно, но только не он!
Сердце пропустило удар. Я почувствовала себя придавленной к парапету и размазанной. Как будто огромная глыба упала на меня и выбила воздух из легких.
— И что он сделал? — не своим голосом спросила я.
Комрей врать не станет — в этом я, почему-то, была твердо уверена. Как и выгораживать Астора.
— Убил их. Пусть и не своими руками.
— Мне нужны подробности и доказательства. Ты не можешь обвинять голословно!
Я цеплялась за последний вагон. Пыталась протянуть и зацепить за что-нибудь крепкое соломинку, что бесславно болталась между моим доверием и любовью.
Астор не мог так поступить. Он не желал зла матери и искренне любил сестру. Долго убивался и скучал по ней — так сказал Братц. А скелету врать незачем. Скелет точно не участвует в этих братских разборках, пусть и сам является несправедливо обиженным братом.
Обиженный не кем-то, а Астором.
И всё равно! Разве могла бы я полюбить негодяя? Бандита, убивающего своих родных? Нет. Мне очень хочется верить, что нет.
— Понимаю, что это звучит дико. Но доказательства у меня есть. Ты и сама их найдешь, когда услышишь все подробности, — степенно сказал Комрей, и я не могла понять в этот момент — какими мыслями он руководствуется.
— Ты мстишь?
— Я сражаюсь, — спокойно ответил Комрей и добавил: — За тебя.
Меня аж передернуло от возмущения:
— Причем здесь я? Вот не надо меня приплетать только ради того, чтобы потолкаться на моих чувствах! Я тут совершенно не при чем. Понял? Оставь меня в покое и верни домой. Я не участвовала и не собираюсь участвовать в ваших семейных склоках. Это бессмысленно и вредит здоровью.
— Елена, ты очень умная и храбрая девушка, как же ты не понимаешь? — Комрей неожиданно оказался близко. Взял мою руку и поднес к губам. Не разрывая взгляда, он поцеловал каждый пальчик, от мизинчика к большому, и закончил легким касанием ладони.
Почему меня бросило в жар от его странного и очень чувственного поведения, я не знала.
От смущения, наверное.
— Каждый раз ты возводишь меня в преступники, ненавидишь и желаешь сгореть в аду. Ты цепляешься за своего чудесного-пречудесного, любимого Астора, как за смысл жизни, хотя ничего не знаешь о нем. Тебя пленяет ореол загадочности, недоступности, который своими глупыми действиями только разжигает Эррис. Он же пострадал, бедняжка, оказался заперт в замке. Такой вежливый, такой нелюдимый. Такой несчастный, давайте-ка пожалеем мы его! — Комрей схватил меня за предплечья и больно сжал, — Пойми, Астор — пустой и самонадеянный молодой человек. Эгоист до мозга костей, который не придумал ничего лучшего на свой двадцать девятый день рождения, как, не посоветовавшись с матерью и мной, пригласить толпу народа. Аристократы гуляют широко. Он и насчет меню с выпивкой распорядился: «чтобы завалить как можно больше девчонок!» — передразнил Комрей, по-видимому, брата, — Ты бы видела, как он нажрался! Не каждый пьянчуга из твоего мира потеряется в собственном доме и примет мать за порождение тьмы. Он стрельнул в нее проклятием, очень сильным и весьма смертельным. Мать, хоть и была сильным магом, но не умела останавливать время — этот дар передается только по мужской времени. Рядом стояла сестра Умбер. Мать попыталась спасти сестру — ей показалось, что проклятие летит в нее. А сестра бросилась спасать мать…Никого вокруг как назло не было — комната проходная, с напитками и закусками. Позвать меня не успели. Если бы я был там! Если бы Астор не оказался тупым самонадеянным ублюдком! Там рядом было распахнутое окно. Сестра оттолкнула мать, та зачем-то потянула Умбер за собой. Проклятье ударилось рядом, раскрошило стену, и они упали. Вывалились из окна. Мать сломала шею, Умбер позвоночник. Их отсутствие заметили только через час. Через какой-то чертов простой час. Если бы я был там! Если бы мог остановить!
Комрей закусил кулак и тихо простонал. Отвернулся к городу, чтобы я не видела его перекошенное лицо.
События прошлого всё еще причиняли боль, всё еще резали по живому. Ужас потери, чувство вины и собственная слабость не давали ему покоя. Комрей действительно любил своих родных и скучал. Страдал за них, жил с неимоверным чувством вины.
Маг времени и не смог остановить время.
Наверное, это очень тяжело. Понимать, что ты мог все исправить, но не исправил.
После его рассказа я испытала настоящий шок. Первые секунды даже не могла вдохнуть. Оказывается, Астор и вправду причастен к гибели своих родных. Да, он не убивал своими собственными руками, не душил, не подливал яд, но стал причиной, по которой они умерли.
— А ты… — горло схватил спазм, и я натужно откашлялась, — Ты мог бы сейчас повернуть время вспять? Спасти их? Ведь ты — Хранитель. Наполовину бог.
— Не могу. Смерть внимательно следит за ходом вещей и не простит мне самоуправства.
— Но ты уже третий раз заманиваешь меня в замок. Неужели богам плевать?
— Эррис рассказала? У, тварь! — беззлобно рассмеялся Комрей и вытер ладонью правый глаз, — Лживая змея. Она видела, что я — не Астор, и всё равно переспала со мной. Потому, что вела свою игру — не хотела отпускать Астора. Он понравился ей с юности. О, как она крутилась вокруг него — я даже заподозрил одержимость и советовался с нашим богом всевластия. А теперь она кричит на каждом шагу, что я обокрал Астора. А сама Эррис— невиновна, и не знает, как так получилось…Знаешь, они даже с ним в чем-то похожи…
И он замолчал, погрузившись в свои мысли.
Глава 30
Ночь опустилась на город. Резко похолодало и стоять, опершись на каменный парапет, было невозможно. Я отошла от Комрея и снова огляделась на покореженной террасе.
Запущенный замок, мрачный какой-то карикатурной темнотой. Ненастоящий. Замок находился в мире, который никогда не станет моим. Возможно, если отбросить все печальные события, когда-то здесь было приятно жить. Но не теперь.
Всё пронизано горечью и обреченностью. Чужеродной энергией, низкой и темной даже для такого проклятого мага, как я.
Жить здесь, вставать по утрам, заниматься любовью и растить детей глупо. Как будто сознательное вредительство самому себе.
И я не верила в то, что Комрей этого не понимает. Он рассуждает здраво, производит впечатление знающего и уверенного в себе мужчины. Следит за собой — вон, после дуэли с братом переоделся. Идеально отглаженный сюртук, белоснежная рубашка, без единого изъяна пиджак, сидящий по фигуре как влитой.
И он предполагает, что сможет жить с будущей семьей в этом одичавшем замке? Серьезно?
Поведение Комрея никак не укладывалось в моей голове.
Он совершал странные и порой безумные поступки.
Например, к какой дикой извращенной фантазии отнести его пребывание под чужой личиной? После нашего разговора я уже не сомневалась в том, что Паша — один из блеклых граней Комрея, персонаж, которого тот разыграл в один акт.
Он не хотел мне понравиться, но и других претендентов на мое сердце не подпускал близко. Он тормозил меня, тянул на дно, мешал моему росту и саморазвитию. И даже если вдруг выяснится, что в мыслях у него этого е было, теперь, с высоты всего пережитого, мне виделось так.
Комрей играл мною, как кошка мышкой.
А я, глупая, сама же прогнала его со счетов.
Помнится, однажды мы с Пашей поссорились. Сильно. И он съехал. Тогда я ощутила необыкновенный прилив энергии, свободу, будто с души сняли тяжелый камень. Расставание в две недели пошло мне на пользу — я никогда так много не улыбалась и не шутила, как в те дни. Помнится, на следующий день после Пашиного отъезда, я вышла на работу. А там этот новенький, Эдуард… Предложил в пятницу пропустить по стаканчику и поболтать. И я, как одинокая свободная девушка, не отказалась. Мы мило посидели в баре через дорогу, пили вишневое пиво и разговаривали обо всем на свете. Парень неожиданно оказался очень приятным и милым собеседником. Все выходные я думала о нем и с нетерпением ждала понедельника, чтобы увидеться на работе.
Каково же было мое удивление, когда ребята сказали, что Эдик уволился. Вот так, после трехнедельного весьма успешного прохождения испытательного срока, когда начальница не могла нарадоваться на «умненького и исполнительного мальчика», этот мальчик без объяснения причин уволился одним днем. Вернее, начальнице отдела кадров он что-то такое объяснил и она пошла ему навстречу, сократив время отработки с трех дней до… нескольких часов. Но я его больше не увидела. Даже когда он забирал из офиса трудовую — именно в этот момент я вышла с коллегой на ланч. Об Эдике и его увольнении нам подробно ничего не рассказали, и это выглядело странно. Наверное, месяц, если не меньше мы обсуждали этого «повернутого очкарика».
Тогда я не могла отделаться от мысли, что уволился парень не просто так. А из-за меня. Логике это ощущение никак не поддавалось, не объяснялось, оно просто было. Махнув рукой на свою мнительность, я благополучно забыла про этот случай.