– Я месяцами работал над этим гребаным делом, – цедит Коннор сквозь стиснутые зубы; он настолько напряжен, что челюсть выглядит точеной. – Ты свалился на голову и все испортил. Тебе повезет, если после разговора с начальством у тебя вообще останется значок.
Подождите… что?
Коннор поворачивается, видит меня. Я замечаю ошеломленную реакцию: он понимает, что я только что слышала произнесенные им слова. Я все еще перевариваю информацию; кусочки головоломки сходятся в моем сознании, как сюжетные точки в книге, закручивающиеся в повороты и неожиданный финал.
– Поппи.
Только мое имя на его губах приводит меня в чувства.
– Ты… как долго ты собирался мне лгать? Чертов лжец.
Я знала, что он врун, но по глупости думала, что он больше не обманет. Что ж, лжец всегда остается лжецом. Коннор – не мелкий воришка. И не похититель произведений искусства.
Судя по тому, что он только что сказал и как сказал…
Он федеральный агент под прикрытием.
Он не хотел, чтобы я знала. Он скрывал все это время.
Ярость закипает в жилах; ноги двигаются по собственной воле: я собираюсь снова на него накинуться. На этот раз за то, что он украл нечто еще более ценное, чем моя рукопись. Он украл мое сердце. Этот глупый доверчивый орган, который сейчас слишком быстро бьется в груди.
– Мисс Вудсток? – перебивает детектив Картер, явно не получив от Коннора и Хантера полной информации. Его губы кривит самодовольная ухмылка. – Дайте-ка угадаю, вся эта история с «украденной рукописью» – своего рода пиар, связанный с кражей «Черной розы»?
Он делает кавычки пальцами, когда говорит о том, как я потеряла свою книгу, так же снисходительно, как в тот первый вечер, когда я пыталась заявить о краже. Выражение его лица – толчок через край, которого мне не хватало. С воплем валькирии я бросаюсь на детектива Картера, царапая и скребя обгрызенными от стресса ногтями его лицо.
– Какого хрена? – кричит он, пытаясь меня оттолкнуть.
– Ты должен был помочь мне в тот первый вечер! Ничего бы этого не случилось! – Я кричу, пока боль выплескивается вместе с гневом.
Коннор и Хантер хватают меня, оттаскивают от детектива Картера, просят появившихся офицеров не вмешиваться. Но те не слушают двух случайных мужчин, и не успеваю я опомниться, как меня хватают за руки, отрывают от цели и отталкивают на несколько шагов назад. Коннор рычит, вырывая руки офицера из моих рук. Он пытается схватить меня, обнимая, говорит, чтобы я успокоилась и что все в порядке, но я борюсь и с ним.
Я сражаюсь с ними со всеми.
Я буду бороться до тех пор, пока у меня ничего не останется. Пока я не превращаюсь в тряпичную куклу, пустую, со следами слез на щеках.
Офицер говорит:
– Сюда!
Не успеваю я опомниться, как раздается звук задвижки и лязг – меня запирают в какой-то камере в углу комнаты.
Не имея ничего, что могло бы меня удержать, я падаю на пол, свернувшись калачиком.
Коннор находится по другую сторону металлической решетки, сидя на корточках. Нас разделяет всего несколько миллиметров стали.
– Поппи, детка, – тихо говорит он, – мне так жаль.
Я смотрю на него, желая причинить ему такую же боль, какую он причинил мне своей ложью и предательством.
– Несколько недель назад я была в порядке. Посмотри на меня сейчас, – шепчу я, злясь и разбивая себе сердце. – И все потому, что меня угораздило с тобой встретиться. Ты не паршивая овца. Ты – гребаный яд.
Он пытается дотянуться до меня через решетку, даже когда его пронзают мои колкие слова. Но я отхожу, не желая, чтобы он меня трогал. Его прикосновение в любом случае будет ложью.
Это все ложь.
Детектив Картер, который наблюдает за происходящим, стирая кровь от оставленных мной царапин, решает вмешаться:
– Сумасшедшая сука.
Коннор тут же поворачивает и бьет Картера в нос. Кровь забрызгивает его щеки красной струей, а руки взлетают вверх, чтобы закрыть нос.
Хантер хватает Коннора, пытается оттащить его от Картера и от меня. Он толкает его на несколько метров назад, рыча, что Коннору нужно взять себя в руки.
– Оставь, парень. Прекрати.
Детектив Картер звучит более гнусаво, чем раньше:
– Ты сломал мой гребаный нос.
Даже в своем пустом, бездушном состоянии я получаю нездоровое удовольствие: детектив Картер это заслужил. Коннор тоже. И даже Хантер. Они все заслуживают того, чтобы чувствовать боль, как я, вот только жизнь несправедлива, и мое желание не исполняется. Я сворачиваюсь калачиком на полу, пытаясь себя успокоить.
Тут вмешивается громкий властный голос:
– Что здесь происходит?
Все замирают, обратив взоры на мужчину, который вышел из соседнего кабинета.
Кроме меня. Быстро оглядевшись, я смотрю на пол, пытаясь понять, где все пошло не так. Приглушенно я слышу, как Коннор говорит:
– Я все исправлю. Обещаю.
Но я не реагирую.
Я жду, пока за Картером, Хантером и Коннором закроется дверь кабинета, прежде чем дать волю слезам.
Я не знаю, сколько времени прошло, когда в кабинет входит мужчина в черном костюме. Я задаюсь вопросом, мой ли это адвокат, но тот ничего не говорит.
«Ладно, пошел ты тоже, – думаю я. – К черту всех и вся».
Однако ярость недолговечна – она быстро и горячо сгорает, оставляя меня в тяжелом внутреннем мраке. Я вздыхаю и сворачиваюсь калачиком. Я смотрю на стену, пока через некоторое время не появляется дежурная с бумажным пакетом с едой.
– Эй, дорогая. Я подумала, что вы голодны – принесла вам обед.
– Не хочу есть.
– Ладно, я оставлю его на случай, если передумаете. Только сделайте одолжение, не разбрасывайте бутерброд с мясным рулетом по всему кабинету.
Она сидит с минуту, выглядя неловко. Когда она оглядывается через плечо во второй раз, я бросаю на нее взгляд.
– Что?
– Я знаю, сейчас неподходящее время, но я действительно большая поклонница, – говорит она, слегка прикусив губу. – Я корила себя за то, что не спросила в прошлый раз. Не могли бы вы подписать книгу?
Она протягивает маркер и экземпляр «Любви в Грейт-Фоллз», который, очевидно, был прочитан много раз. Даже когда все рушится, я не могу быть с ней грубой. Не тогда, когда она оказалась настолько добра. Это не ее вина, что я нахожусь там, где нахожусь.
Это вина Коннора.
И моя.
Я подхожу к щели в решетке, и дежурная протягивает маркер. Я тянусь, но она вдруг отодвигает его в сторону:
– Вы же никого им не заколете?
Я вскидываю брови, безмолвно спрашивая «серьезно?», на что она улыбается.
– Шучу.
Пока я подписываю книгу, которую женщина держит открытой, она прочищает горло:
– В социальных сетях пишут, что у вас в разработке новая книга. «Неприятности в Грейт-Фоллз».
О боже. Хильда меня убьет. Я ни за что не успею к сроку, а если станет известно, что я в тюрьме за нападение на офицера полиции, мне конец.
– Ммм, да. Как ваше имя?
Дежурная взволнованно улыбается.
– Пенелопа. У Райкера и Эмбер все наладится?
Я смотрю в другой конец офиса, где мужчины изливают друг другу дерьмо – то, что у них лучше всего получается.
– Я прикончу Райкера.
Офицер Пенелопа хмуро следит за моим взглядом.
– Я вас понимаю, дорогая. Может, все же не стоит переносить свою ярость на моего Райкера? Он мой любимый книжный парень.
– Посмотрим, – говорю я ей. – Никаких обещаний, и все такое.
Но все знают, что это просто более мягкий и добрый способ сказать «нет».
Офицер Пенелопа уходит, а я, видимо, в какой-то момент засыпаю, потому что меня будит стук ключей. Я открываю глаза и вижу Хантера и офицера в форме, стоящих у двери камеры.
– Ты уверен, что сможешь с ней справиться? – усмехается тот. – Я могу вызвать подмогу, если понадобится.
Я смотрю на него, клацая зубами.
Хантер вздыхает и закатывает глаза в отчаянии.
– Поппи, ты не могла вести себя прилично? Ты даже не представляешь, через что мы только что прошли, чтобы вытащить отсюда твою задницу. А ты, – говорит он, глядя на офицера, – будь профессионалом!
Это немного смягчает мою нервозность. Хантер прав по обоим пунктам.
– Я могу идти?
Он протягивает руку, но хмурится, что не улучшает моего настроения.
– Не совсем. Тебя отпустили под мою опеку. В качестве свидетеля по нашему делу против Босса. – Он пристально смотрит на меня; его глаза просят внимательно слушать. – Мне придется надеть на тебя наручники, пока мы не доберемся до машины. Похоже, ты напугала Картера до смерти, и он собирается выдвинуть обвинение в нападении. Он не очень любит, когда его посылают к чертям.
Я перевожу взгляд туда, куда он указывает, и вижу, как детектив Картер смотрит на меня с другого конца кабинета. Если бы взглядом можно было убивать, я бы уже лежала на полу. Я отвечаю ему тем же взглядом, желая сделать то же самое и с ним.
– Ладно. – Я встаю и поворачиваюсь, заложив руки за спину, как я видела в телевизионных шоу.
Офицер отпирает дверь, чтобы впустить Хантера и надеть на меня наручники, после чего бормочет:
– Тебе конец, приятель.
Мысль о том, что он считает, будто Хантер не сможет надеть на меня наручники, доставляет мне маленькую извращенную радость. Даже будучи сломленной, я по-прежнему сильна.
Глава 27
Когда мы выходим из кабинета капитана, Поппи уже спит на полу камеры. Хантер просит доверять ему, обещает, что сделает все правильно, но я знаю, что какое-то время я ее не увижу. Я должен сделать шаг назад, пока Хантер все уладит. Это его работа… Он мой куратор, когда я работаю под прикрытием. И закрытие этого огромного дела поможет нам обоим сделать карьеру. Но все это не имеет значения, когда я вижу Поппи, свернувшуюся калачиком на боку и крепко спящую.
Она права.
Это я сделал.
До того ужина она была успешной писательницей с небольшим авторским блоком, живущей своей лучшей жизнью. А теперь… она борется за то, чтобы крепко стоять на ногах, но все равно попадает впросак.