— Так может, — Темершана вскинулась — может быть это будет справедливо? Может быть, я буду только рада, когда в ваших домах будут резать ваших людей? Может быть, справедливость восторжествует, наконец? И завоеватели сами умоются кровью?
— Там все умоются. Неужели в Тоненге не осталось никого, чья судьба вас заботила бы? Но дело не только в этом.
— В чем?
— Монастырь вас больше не поддержит. Сестры будут как обычно вежливы и обходительны, но этого дома у вас уже не будет. А война, начавшись в столице, очень быстро накроет все Побережье.
— Пусть так.
— На дорогах полно бродяг и разбойников. И к весне их станет только больше. Вам не выбраться живой. Мы же предлагаем выход. Реальное решение не только для вас лично, для всей страны. Вы сможете вернуться в родные стены. Вы получите статус и реальную возможность улучшить положение своего народа.
— Нет. — Нельзя верить ифленцам. И нельзя отступать от однажды и навсегда данного слова.
— Мой брат человек чести. Вы не будете ни в чем нуждаться, а монахини получат назад городские храмы. Люди смогут снова говорить с покровителями.
— Нет.
— Госпожа та Сиверс, я скажу прямо: я не намерен уезжать ни с чем. Но я не хочу тащить вас в столицу силой. И все же считаю, что добровольное согласие в этом деле принесет больше пользы. Так что… если у вас есть условие, при котором вы примете предложение моего брата, я готов его выслушать.
Темери наконец посмотрела на ифленца прямо — до того боялась, что раз взглянув, увидит в его глазах окончательный приговор.
Светлый лорд смотрел на нее все тем же чуть прищуренным взглядом сквозь редкую светлую челку. И было понятно, что он действительно увезет ее силой, если вдруг она продолжит упорствовать.
Что же, он честно все сказал: ему плевать на желания и чаянья потенциальной невесты. Он увезет ее в любом случае. Даже трупом. Но раз уж милостиво дает возможность ослабить цепи, то может, стоит воспользоваться?
Темери поймала его взгляд и улыбнулась улыбкой, которая не должна была предвещать ифленцам ничего доброго.
— Хорошо. Мое слово — этот брак будет фиктивным. И вы, и ваш брат должны поклясться в этом перед лицом Золотой Матери Ленны.
Может ли побледнеть человек, у которого кожа светла от природы? И можно ли это заметить в полумраке небольшой комнаты? Темери была уверена, что ифленец передумает. И что прямо сейчас, вероятно, ее и прикончит. Но нет.
Чеор та Хенвил выждав несколько мгновений, ответил:
— Брат даст вам клятву при встрече. Что же до меня… клянусь, что не стану претендовать на вас без вашей на то воли. Да и по вашей воле, пожалуй. Достаточно?
Темери опустила взгляд: кажется, она только что назначила день собственной смерти. Ведь там, в Тоненге наверняка все еще живы те, кто участвовал в штурме цитадели. И во всем том, что последовало сразу за штурмом.
Светлый лорд чеор Шеддерик та Хенвил
У Танерретской княжны была, пожалуй, одна положительная черта — она не болтлива. Впрочем, это и все. Похоже, она с первого взгляда возненавидела светлого лорда. То ли за то, что ифленец, то ли просто потому, что посмел вырвать из такого уютного и теплого мирка, принуждая отказаться от цели всей жизни — стать монахиней и служить до конца дней этой их золотой богине.
Нет, Ленну чтят во многих землях. Даже на островах есть несколько храмовых святилищ, но только здесь, в Танеррете, выстроен аж целый монастырь.
И только здесь, чтобы выйти из-под покровов Ленны необходимо совершить сразу несколько долгих обрядов. Хорошо, что тайных, — так что благородному чеору та Хенвилу не пришлось на них присутствовать.
Брак должен быть фиктивным… как это было сказано! Словно пощечиной наградила. Интересно, поменяла бы она мнение, будь тут Кинрик собственной персоной? По нему не вздыхали, разве что, совсем уж пожилые подслеповатые тетушки.
Зима приближалась к переступам, дни стали хмурыми и темными. Сейчас на островах и вовсе солнце появляется не больше чем на час и почти сразу прячется в густых темных облаках. Время, когда рыбаки латают сети, время воспоминаний и долгих вечерних разговоров.
Чеор та Хенвил потратил утро на то, чтобы посетить небольшую гавань, что неподалеку от монастыря. Море хмурилось, волны бились о скалы так, что пена иногда долетала до самого верха скалы, на которой чеор остановился.
Эти скалы, собственно, и защищали бухту. Но и в ней шторм погулял не на шутку и успел натворить бед. Пожалуй, совсем не пострадали только лодки, вытянутые далеко на сухой уступ. А одно суденышко, самое невезучее, и вовсе отправилось ко дну, виднелся лишь кусок кормы и обломок мачты.
Если бы не зима, путешествие отняло бы у него не более двух дней. Но морские демоны непредсказуемы. Так что ехать опять пришлось сушей.
Все здесь напоминало о доме — суровые скалы, хмурое море, у горизонта исчезающее в дождевом мареве, темные деревья и белый снег. Снега, к слову, здесь тоже выпало порядком. Это был липкий случайный снег, из какого дома дети лепят крепости и снежных капитанов. Даже втыкают в угольные рты подобие трубки, а на плечи накидывают «плащ» из цветных тряпок. Чем пестрее, тем веселее.
Шеддерику возвращение в Ифлен с недавних пор могло грозить немедленным арестом, а после — всего вероятней, медленной и весьма неприятной смертью. Так что одно и оставалось — смотреть на горизонт и вспоминать, как там, на островах, ему жилось, когда все еще было хорошо.
С того времени минуло больше двадцати лет, но кое-что помнилось, будто вчера…
Гулять в окрестностях монастыря было тем приятно еще, что кроме него в этот хмурый день никого здесь не было. Крошечный перерыв в череде неотложных дел.
Пожалуй, он не удивился бы, если бы встретил тут госпожу та Сиверс — если и пытаться убежать, то только сейчас. Потом такой возможности ей никто не представит. Но мальканка почему-то решила соблюсти обещание, так что за всю прогулку он не встретил ни единой живой души. А могло бы быть забавно. Пустынные, благословенные места.
А в монастыре его ждали новости.
Обряды, наконец, были должным образом завершены, а сама Темершана та Сиверс готова к отъезду.
Среди свадебных даров должно было быть и дорогое праздничное платье, и украшения — да вот беда, ни один портной не взялся бы все это сшить за неделю, да еще и без точных мерок. Так что в путь рэте предстояло отправиться в одежде, которую готов был предоставить монастырь. Остальное — по прибытии.
До пограничной гостиницы их, помимо гвардейцев, должна была сопровождать одна из пресветлых сестер. Шеддерик предпочел бы, чтобы монахиня ехала с ними до самого Тоненга, но счастье никогда не бывает полным, так что развлекать рэту на большем отрезке пути предстояло, видимо, ему самому.
И вот тут радовало только одно — госпожа та Сиверс, не расположена к долгим беседам.
Она появилась у входа в храм в темном светском платье, шитом, вероятно, еще до завоевания Танеррета. Эта невзрачная одежка дополнялась коротким таким же сереньким плащом и чем-то вроде кружевного капора, который вряд ли мог бы защитить от холода или снега. Так одевается и выглядит прислуга в богатых домах. Впрочем, со своим деревянным посохом она не рассталась. А кроме посоха она брала с собой лишь небольшой узел личных вещей. Прошла к карете, высоко подняв голову и даже не взглянув на светлого лорда. Оно и к лучшему. Еще будет время узнать рэту поближе. Впереди несколько дней пути по заснеженному Танеррету.
Следом в карету забралась монахиня — с неизменным дорожным мешком за плечами. В них сестры носят на местный торг всякие благословленные Ленной изделия — шкатулки, медальоны. Пряжки или простенькие украшения-талисманы.
Шеддерик дал знак, и его гвардейцы вскочили на лошадей. Ну, вот и все. Вот и пора в обратный путь. Как там дела у Кинне? Справился? Лишь бы он в последний момент не придумал свой собственный гениальный план…
В гостиницу прибыли уже затемно. Постояльцев и гостей было немного — после нападения этхара местные заходить побаивались, а с наступлением зимы истощился и поток паломников. Шеддерик проводил свою молчаливую спутницу до выделенной ей комнаты — удобной и с окнами на двор, чтобы не так задувал в окно зимний ветер, потом помог устроиться монахине.
Лошадьми и каретой занимался ливрейный кучер, который по совместительству был еще и агентом тайной управы. Такое положение парню нравилось, он с удовольствием выспрашивал у приезжих извозчиков и конюших последние сплетни, подслушивал беседы аристократов, а потом пересказывал все это людям Шеддерика.
Нынешняя поездка от других отличалась мало, разве что деревенские сплетни были менее масштабны.
Лишь совсем поздно ночью Шеддерик спустился в зал, где одиноко дотлевал камин.
Шеддерик придвинул кресло ближе к нему, пошевелил кочергой угли, подбросил бревнышко. От пламени потянуло сухим теплом.
Нет, в правильности своих решений он не сомневался — лишь в своевременности.
Темершана та Сиверс
Не спалось. То казалось ей, что хозяева слишком уж натопили небольшую комнату. То одеяло было слишком коротким, то вдруг начали лаять собаки на дворе. Чуть не выли, едва угомонились.
Помаявшись так час или два, она вдруг решила, что сегодня — самый последний шанс сбежать от ифленцев. Мало ли кому и чего она обещала. Под принуждением можно пообещать что угодно. И собираться особо не надо: все имущество, включая кошелек с монетами, умещается в крохотный узел, который, кстати, так и остался в карете.
Всего и надо, что тихонько забрать его, и незаметно покинуть двор. Дальше все просто. Постучать в окно храмовой лавки, попроситься на ночлег к хозяину. И выждав, когда ифленцы отправятся восвояси… или на поиски, это не так уж важно, быстро уйти. В противоположную сторону…
План казался настолько простым и выполнимым, что Темери, не дав себе время на раздумье, быстро оделась, застегнула пряжки сапог, в руку прихватила плащ, капор и посох.
Окинула взглядом комнату, не забыла ли чего, но нет, здесь не было ее вещей. И легко выскользнула за дверь.