Но боли не было. Почти не было: все это по-прежнему довольно сильно зудело.
Шеддерик достал из темного резного шкафа сумку, похожую на ту, что была у доктора. Вынул из нее какие-то склянки. По комнате запахло маслом и хвоей.
Но ему снова что-то не понравилось.
— Надо промыть. Еще ссадины есть?
— На ноге.
Темери осторожно отвела ткань сорочки в сторону. На бедре не было ожогов, но ссадины были глубже и все еще кровоточили.
Шедде присел рядом с ней на корточки, продолжая удерживать травмированную руку. Было странно смотреть на него сверху вниз, но от этого в груди почему-то потеплело.
— Темери… пожалуйста. Пообещайте мне…
— Что?
— Никогда больше так не делать. Никогда больше так… меня не пугать.
— Я не могла бросить Нейтри. Ну, вы же видели ее… вы сами-то бы разве…
Пальцам стало больно, но она не отняла руку. Шеддерик был сегодня не похож на себя. То есть, он был по-прежнему собран и слегка мрачен, но при этом его всегдашняя защита как будто дала трещину.
— Вам бы отдохнуть. — Почти попросила Темери. — Хоть немного.
— Так плохо выгляжу? — усмехнулся Шеддерик. И вдруг вспомнил один из давних разговоров. — Так же, как в той избушке?
— Нет. — Темери постаралась сказать это так, чтобы он не стал возражать или снова изображать легендарного мальканского героя Ланура, не нуждающегося во сне и пище. — Не как в избушке. Как в той телеге, в которой мы въехали в Тоненг…
Он сквозь прищур посмотрел в ее лицо, словно мог разглядеть все мысли и чувства, словно мог отделить правду от вымысла.
— Но сначала мы промоем и перевяжем ваши раны. Я сейчас.
Он легко поднялся и вышел.
Почему Кинрик считает, что его брат непрошибаем и его трудно разозлить или растрогать?
Шедде вернулся с медным тазиком чистой теплой воды и губкой.
Когда он впервые дотронулся до ссадины на локте, Темери ойкнула и едва удержалась, чтобы не отдернуть руку.
— Ничего. Это все заживет… даже следов не останется. Вот так…
— Может, не надо перевязывать? Кто-нибудь заметит.
— Ничего. Платье с длинным рукавом прикроет повязку. У вас же есть такое? Вот и славно…
Мазь была теплой и боль не снимала. А боль, наконец, добралась до нее, казалось, вместе с теплой водой и губкой. И Темери искусала всю нижнюю губу, пока Шеддерик, надо признать, очень осторожно, промывал и обрабатывал ее травмы.
— Теперь ногу.
— Ну, тут-то я сама справлюсь… — смутилась Темери.
— Не стоит мочить только что наложенные повязки. И не спорьте со своим врачом.
— Вы не врач.
— Не спорьте.
Такие же быстрые, ловкие движения — очевидно, он делал это не впервые. Но вот удивительно — каждое легкое прикосновение пальцев к коже как будто обжигало.
Темери слишком устала, чтобы разбираться в своих ощущениях. Но именно потому, что устали они оба, и именно потому что сейчас Шеддерик та Хенвил более всего походил на того человека, с которым они почти две недели пробирались по холодному зимнему лесу, Темери вдруг поняла, что скучала по нему.
Здесь, в замке, чеор та Хенвил как будто выполнил свою задачу и так старательно отошел в сторону, что они даже случайно в коридорах — и то почти перестали встречаться.
И все встречи оказались связаны с тем, что Темери — живой источник проблем и неприятностей, от которого теперь даже не избавиться.
Когда Шедде закончил, она поспешно встала. Оставалось лишь незаметно вернуться в свою комнату, и уж потом вызвать Дорри и приказать, чтобы для нее подготовили теплую воду.
В цитадели когда-то были теплые купальни, но сейчас они пустовали. Из-за многочисленных переделок, нарушилась система природных термальных вод, когда-то их питавшая. Воду теперь нагревали в огромных чанах.
Не к месту Темери вспомнила, что так и не поблагодарила чеора та Хенвила за спасение. Но когда обернулась от двери, увидела, что он уже спит, уткнувшись лбом в скрещенные на столе руки. По сердцу прокатилась волна нежности, но вместо того чтобы подойти, она вдруг выскочила за дверь и прикрыла ее за собой.
Глава 17. Любовное зелье
Рэта Темершана Итвена
Ночью ожоги разболелись, и Темери промаялась до самого утра, то проваливаясь в дрему, то просыпаясь от каждого неловкого движения. Зато удивительным образом в голове прояснилось.
Шеддерик та Хенвил ей нравился. И нравился сильнее, чем она сама думала все это время. Нравилось лицо — она легко могла вызвать в памяти каждую черточку, каждое выражение. Внимательный прищур, манера улыбаться только уголками губ. Даже его несмешные шутки. Даже та беспощадная честность, которая, кажется, одна и вела его по жизни, хотя, казалось бы, главе тайной управы Ифленского наместничества в Танеррете нужны для успешной работы совсем другие качества. Даже не проходящая упертость и неумение остановиться…
Она лежала и думала о том, что может думать о ней Шеддерик. Наедине с собой-то можно представить себе что угодно. Даже, например то, что она ему тоже немного нравится. И тогда понято, почему он так незаметно и убедительно отстранился, позволив им с Кинриком самим учиться быть… ну не семьей… но хотя бы не ненавидеть друг друга и не бояться.
Но ведь могло быть и наоборот. Может, все так и есть, как он говорит — в их ситуации куда важней думать о городе и стране. И она ему вовсе не интересна и не нужна. А нужно, чтобы город перестал бунтовать и чтобы танерретцы и ифленцы признали, наконец, его брата наместником.
«Завтра будет новый день», — решила она наконец. — «Завтра все станет ясно».
Утром у зеркала ей пришла еще одна мысль. Ровве! Он-то точно знает, кто что чувствует…
Но покровитель на зов не пришел. Словно знал, что его зовут в меркантильных целях. А может, вчерашнее приключение задело и его.
Ведь Темери перестала его слышать в самый разгар пожара…
Но что могло с ним случиться? Сестры никогда не говорили, что Покровители уязвимы для огня, даже наоборот. С другой стороны, Ровве не похож на других Покровителей. Он каким-то образом продолжает оставаться собой, как будто даже испытывает чувства и страхи, как будто ему не безразличен мир живых!
Темери достала из складок балдахина свой посох, и повторила зов, уже опираясь на его силу.
Он не хотел приходить… но почему-то пришел. Остался в тени, в углу за камином, не показываясь на свет.
Заставить его отвечать? Как-то сестры умудрялись договариваться с душами своих предков… ах, если бы Роверик был душой ее предка!
А так он, может быть, просто не хочет ее больше видеть, но чувство долга заставляет…
А бывает ли у Покровителей чувство долга? Вроде бы для них естественно помогать и быть рядом с теми, кого они выбрали.
Но будь это сто раз правдой, Темери не хотела принуждать его ни к разговору, ни к помощи — да надоела она ему? На здоровье. Пусть найдет себе кого-нибудь еще. А навязываться она не будет…
Темери поняла, что снова думает о Ровве не как о всезнающем мудром духе-Покровителе, а как о живом человеке.
— Да и все уж равно! — сказала она вслух. — Покровитель он, не Покровитель… но объяснить-то, что, трудно? Мол, все, Темершана Итвена, твое время вышло, я ухожу помогать чеоре та Роа…
— Еще чего не хватало, — пробурчал Роверик, впервые показав, что он видит и слышит Темершану.
— Значит, я тебе не надоела и дело в чем-то другом?
— А ты знаешь, — спросил он с тоской в голосе, — в чем разница между призраком и Покровителем?
— Представления не имею. Погоди. Ровве, ты хочешь сказать…
Призрачный ифленец пожал плечами и переместился ближе к свету.
— Это же очевидно. Я похож на самого себя, я все помню и я не могу находиться слишком уж далеко от тебя. Но сам я не понимал этого, пока Золотая Ленна не сказала. Я ей благодарен: теперь хоть все стало понятней. Ну что, в чем разница? Попробуй догадаться!
Она честно вспомнила все, что слышала от сестер об общении с Покровителями.
— Покровители — не люди и не похожи на людей. Они приходят на помощь сестрам, когда им трудно. Покровители — это тоже дети Ленны, что и люди, просто они совсем другие. Им нравится быть рядом и помогать. Но, Ровве, кроме того, что ты все помнишь и похож на человека, ты же действительно… ты всегда меня спасаешь! Извини, по про призраков я совсем ничего не знаю.
— Призраки остаются в холодном мире, если при жизни не успели исполнить какую-то клятву, которая в момент смерти имела для них самое большое значение. Или если их магически прокляли. В любом случае призраки приносят несчастье. Они не помогают.
— Тогда как случилось, что ты стал моим Покровителем? Ты же сам меня выбрал.
— Я не мог стать Покровителем Шедде, ведь он проклят.
— Ровве. Если ты призрак и тоже проклят, это не должно было стать помехой, разве нет?!
— Но я тогда об этом не знал!
Призрак нахмурился. И нехотя добавил:
— И мне показалось, что тебе это нужно. Мне захотелось быть твоим Покровителем.
— Ну вот! — она улыбнулась. — И ты мне уже столько раз помог. Да мы без тебя из пожара не выбрались бы. Ты как будто знал, что делать!
— Ну, знал. Мы с Шедде один раз попали в переделку. В Коанеррете.
— Расскажешь?
— Когда-нибудь потом.
— Ага, значит, ты раздумал меня бросать!
— А если я проклят? И то, что я рядом, станет причиной твоей смерти?
— Ровве… а если тебя не будет рядом… — спросила Темери осторожно, — и это станет причиной моей смерти? Хочешь, я проверю, нет ли на тебе проклятия? Это ведь легко. И потом… не слишком ли много рядом со мной магически проклятых ифленцев? Я за всю жизнь видела только одно такое проклятье. А тут за одну зиму — сразу два!
Ровве посмотрел на нее со странной смесью недоверия и ожидания.
— Что, прямо сейчас? — И тут-то Темери, наконец, поняла, что именно это беспокоит Ровве больше всего.
Теплый посох согрел руки. Короткая молитва-обращение помогла ей снова увидеть природу вещей, как тогда, на башне. Она запоздало вспомнила, что ведь Ровве там тоже был. И если бы на нем были заметные следы темного колдовства, то если не она сама, то Золотая Ленна непременно увидела бы.