– Кто ты, смертная?
– М-меня зовут Яра, – со свистом из-за его захвата выдавливаю я. – М-младшая к-княжна ренская.
– Что-то в тебе не так, княжна. Кому ты принадлежишь? – спокойнее интересуется он. Лицо колдуна оказывается напротив, он хмурит серые брови.
– Ч-что з-значит «кому»?
– Месяц. Какому месяцу ты принадлежишь?
Он отпускает мою шею. Это шанс броситься прочь, но я боюсь шевельнуться. Колдун хватает мою косу и перекидывает вперёд через плечо. Ведёт длинными пальцами вниз, пока не натыкается на вплетённую ленту. Я бы никакому мужчине не разрешила прикасаться к моей косе, если он мне не жених. Но я в проклятом лесу, передо мной колдун, поэтому честь и гордость – последнее, что меня тревожит. Тело всё трясётся, я боюсь даже моргнуть. Колдун слишком близко, полшага, не больше.
– Ноя…брь. Я родилась в ноябре.
Колдун морщится, его пальцы на какое-то время застывают на ленте.
– Какого цвета твои волосы?
– Каштановые, – вру я, молясь, чтобы он действительно был слеп.
Мужчина отдёргивает пальцы, не скрывая неприязнь, задумчиво жуёт нижнюю губу и внезапно отходит на пару метров. Задержанный воздух шумно, одним потоком вырывается из моих лёгких.
– А ты смелая, княжна. Не помню уже, когда говорил со смертными, – насмешливо бросает колдун. – Обычно они умирали до встречи со мной.
– Разве ты сам их не убиваешь? – не подумав, выдаю я.
Он резко поворачивается ко мне с таким оскорблённым выражением на лице, что я непроизвольно отступаю на шаг.
– Я? – Колдун тычет пальцем себе в грудь, как если бы помимо него здесь мог быть ещё кто-то. – Я убиваю?
– Р-разве н-нет? – неуверенно лепечу я.
– Чем? – только больше изумляется он.
– Не з-знаю… посохом?
Колдун морщит нос, обнимая свой посох, словно тот живой, а я и его успела оскорбить.
– Или руками? – вновь с сомнением предлагаю я.
Да что со мной?! Я ему ещё и идеи подаю, как можно меня убить!
– Ты, княжна, думаешь, что я убиваю всех, кто сюда заходит?
Он несколько раз моргает слишком быстро, когда я продолжаю напряжённо молчать, а потом смеётся. Начинается всё с лёгкого смеха, перерастающего в какой-то нездоровый, почти болезненный хохот. Несмотря на свой молодой вид, издаваемые колдуном звуки похожи на смех старика с болезнью в лёгких. Он опирается рукой о ближайший ствол, сгибаясь от хохота, который не может остановить. Держится за живот, на его лице появляется болезненная гримаса. Я стремительно хватаю бурдюк, закрываю и вешаю через плечо, надеясь, что собранной воды будет достаточно. Осталось убежать.
Неожиданно колдун осекается. Щебечущие птицы умолкают вместе с хозяином леса, из-за чего окружающая тишина начинает напряжённо звенеть. Мужчина переводит взгляд на свою тень, которая идёт рябью на белоснежном покрове. Та извивается, корчится и дёргается, будто продолжает хохотать, хотя её хозяин уже остановился. Колдун резким движением протыкает тень концом своего посоха, словно пригвождая к земле. Сумрак нервно замирает, прекращая трепыхаться.
– А вот тебе не над чем смеяться, – тихо шипит хозяин леса на свою тень, справившись со сбитым дыханием после продолжительного смеха.
Я с недоумением наклоняю голову, не успеваю даже испугаться, потому что не понимаю увиденного. Колдун, похоже, и вовсе сумасшедший, раз говорит с сумраком у себя под ногами. Сколько же столетий он провёл здесь один?
– Для чего тебе мой снег, княжна?
– М-мой отец болен, он умирает, – признаюсь я. – Мне сказали, что снег – это живая вода и что она способна излечить его.
– Способна, – спокойно отвечает колдун.
– Пожалуйста, разреши мне в-взять немного, – молю я.
– Ты уже взяла, разве нет? – сухо отвечает он.
Колдун не опускает слепых глаз на бурдюк, однако я уверена, что он о нём знает. Цепляюсь пальцами и сжимаю шершавую кожу, боясь, что он отберёт собранную воду. Тело продолжает трястись, я не понимаю, дело в страхе или я так сильно замёрзла.
– Тогда, пожалуйста, от-т-тпусти меня.
Хозяин леса сжимает губы в тонкую линию, откидывает капюшон, открывая волосы. Они действительно все темно-серого, угольного оттенка. Красивые и длинные, достают ему до груди. Я внимательнее оглядываю его одежду, частично скрытую под старым плащом. Штаны заправлены в высокие сапоги, чёрная косоворотка с серебряной вышивкой по вороту и на груди. Распахнутый кафтан достает до колен. Заметно, что наряд был дорогим, из тёмной парчи с шитьём стального оттенка. Но местами ткань протёрлась, пока не до дыр, но узор едва заметен. Одежда в целом выглядит опрятно, но изношена. В самом ужасном состоянии плащ. Неужели он сам его зашивал?
– Отпущу, – выносит свой вердикт колдун, а я вскидываю изумлённый взгляд к его лицу, гадая, не ослышалась ли, – при трёх условиях.
– К-какие условия?
– Первое: ты отдашь мне прядь своих волос. Второе…
– Зачем? – перебиваю я, но тут же закрываю рот, когда на его красивом, но холодном лице мелькает гримаса раздражения. – Извини.
– У твоего дома есть колодец?
– Есть.
– Вода чистая?
– Да, мы все из него пьём, – я отвечаю моментально, боясь, что колдун может передумать, если замешкаюсь.
– Тогда второе условие. Ты должна набрать в этот бурдюк столько же чистой воды, сколько украла, и вернуть сюда.
– Я должна вернуться?!
Колдун протяжно выдыхает, а его лицо приобретает страдальческое выражение.
– Да, глупая княжна. Ты должна вернуть, что украла, а не нравятся условия – оставь, что набрала, и проваливай с моих земель.
– Прости, – прижимаю бурдюк к груди. – Я верну, обещаю. Возьму из нашего колодца и верну украденную воду. Она снова станет снегом?
– Да. Ты выльешь её здесь, и она замёрзнет.
Я поспешно киваю, но осекаюсь, вспомнив, что он меня не видит.
– А третье какое?
– Не знаю, ещё не решил, – скучающим тоном отвечает колдун, пальцами ощупывая свой посох.
Я нервно закусываю губу, понимая, что иду на огромный риск. Вообще, нельзя заключать сделку с колдуном. Мнусь на одном месте, ощущая, как болят онемевшие от холода ноги в сапогах. Его приказы кажутся простыми, но кто знает, что он велит мне сделать в качестве третьего условия. Что ещё может потребоваться владеющему колдовством?
– Я согласна, если в качестве третьего желания ты не попросишь жизни и души никого из моих родных и близких.
Он презрительно морщится, оскорблённый поставленным мною условием. Но я полагаюсь на удачу и удивительно миролюбивое настроение хозяина леса. В конце концов, он мог вообще убить меня прямо на месте. Даже руки марать не пришлось бы. Мог меня заморозить, наслать метель или превратить в лёд. Однако ничего из этого колдун не сделал. Может, он не способен сотворить холод? Может, снег и мороз – действительно не более чем проклятие после смерти Декабря в этих землях, а колдун здесь просто живёт, потому что ему некуда податься?
Тело не может долго существовать в страхе, поэтому напряжение исчезает само собой. Силы покидают меня, от внезапной слабости хочется сесть.
– Вы, смертные, слишком высокого мнения о своих душах и жизнях. Будто они всем так нужны, хотя у большинства внутри гниль да обман. А если не так, то малодушие или тщеславие, – хозяин леса растягивает губы в снисходительной усмешке.
Я моргаю от слепящего солнца, поднявшегося выше. В морозном пейзаже оно кажется белым в жёлтом ореоле. Снегири щебечут, продолжая лакомиться ягодами с веток. Я смотрю с недоумением, когда одна из птиц без какого-либо страха садится на посох колдуна. Тот наверняка чувствует это, но и бровью не ведёт, не пытается её прогонять.
– Принимаешь мои условия, княжна?
– Принимаю.
– Тогда выполни первое.
– Насколько длинная прядь тебе нужна?
– Мне нужно немного.
Я перекидываю косу вперёд, вытаскиваю свой кинжал и срезаю в самом конце прядь длиной и толщиной с палец. Убираю лезвие и подхожу поближе к колдуну. Он молча вытягивает раскрытую ладонь, и я нехотя отдаю то, что он просил.
– Хорошо, – заключает колдун. – А на второе условие я даю тебе пять дней.
– Пять?!
– Да, ты должна принести сюда воду из своего колодца в течение пяти дней, – с пугающе довольным оскалом он сжимает пальцы вокруг моих отрезанных волос. – Тебе лучше поторопиться, княжна, а не то пожалеешь.
Глава 11
Колдун не врёт. Он не дёргается, не следует за мной и даже ничего больше не говорит, пока я медленно пячусь, боясь повернуться к нему спиной. Ещё несколько раз неловко оступаюсь и чуть не падаю, а потом убегаю так быстро, как позволяют замёрзшие ноги и снег. Я даю себе возможность передохнуть, лишь добравшись до ноябрьской части леса. Хватая ртом воздух, не успеваю остановиться и всем телом врезаюсь в ствол дерева, к которому привязана Ягодка. Лошадка пугается моего резкого появления и недовольно фыркает, бьёт ногами землю. После Зимнего леса осенний воздух вокруг кажется согревающим, тёплым, будто апрельский.
Солнце всё выше поднимается над горизонтом, значит, мне нужно торопиться. Я забираюсь в седло и пускаю лошадь спокойным шагом. Страх прекращает сковывать грудь, как только я покидаю пределы леса. Ягодка набирает скорость, унося нас как можно дальше от колдуна, а я часто нервно оглядываюсь, не веря, что тот так просто меня отпустил. Я держусь до первого привала через пару часов, а там сползаю со спины лошади на землю. Ноги меня не держат, и я падаю на колени, заливаясь слезами от пережитого ужаса. Меня колотит, все мысли путаются в голове, но я пытаюсь сосредоточиться, убеждая себя, что всё произошло на самом деле, что мне удалось достать живую воду. Напоминаю себе о главной цели, и это приводит меня в чувство.
Ощупываю рану на щеке и кожу вокруг, всё лицо кажется сухим и стянутым после мороза. Обе щеки и нос болят. Морщусь, понимая, что сглатывать тяжело. Синяки от пальцев колдуна надо будет как-нибудь скрыть.
Я возвращаюсь в Ренск после заката. Всё тело болит из-за целого дня в седле, в глаза как песка насыпали из-за бессонной ночи, желудок время от времени отзывается спазмами, и болит голова после всех пролитых слёз. При виде дома вдалеке из лёгких вырывается вздох облегчения.