До зари остаётся часа четыре, глаза болят из-за тяжёлой ночи и слишком длинного дня, но убеждаю себя, что смогу отдохнуть, добравшись до Зимнего леса.
– Так и знала, что ты куда-то собираешься, – недовольно шипит Мира, хватая меня за ворот кафтана за мгновение до того, как мне удаётся выбраться из дома.
Сестра дёргает так резко, что я чуть не падаю назад, поднимая непозволительно много шума. В последний момент цепляюсь за дверной косяк, чтобы не рухнуть.
– Хочешь батюшке опять здоровье подорвать! – стыдит меня Василиса, присоединяясь к сестре.
Я часто моргаю, едва различая их в сумраке. Они окружают меня с двух сторон, оттесняя от выхода из усадьбы. Мира и Василиса обе выше меня на полголовы, даже при желании я от них не отобьюсь. Но пока сёстры не шумят и говорят достаточно тихо, стараясь не привлекать лишнего внимания.
– Хватит портить всем жизнь в доме, сестрица! – поддакивает Мира, складывая руки на груди. – Из-за тебя в прошлый раз такой переполох стоял.
Я обращаю внимание на их наряды. Всё те же праздничные красные с золотом парчовые сарафаны, кокошники, расшитые речным жемчугом, в ушах красивые серьги, а на пальцах дорогие золотые кольца. Сестры явно обо всём догадались и не сменили вечерних нарядов, всё это время поджидали меня здесь.
– Не ожидали мы такого от тебя! На моего жениха поглядываешь, а по ночам ещё к кому-то бегаешь! – с раздражением глядит на меня Мира.
С трудом проглатываю упрёк, что это Исай всё от меня не отстаёт.
– Небось к Илье своему собираешься! Знаешь, что отец с ним сделает, узнав о вашей связи? – недовольно цокает языком Василиса, откидывая свою светлую косу назад. – Всем проблем добавишь. Да и семье Ильи достанется из-за твоего побега.
– Илья – мой друг, – упрямо повторяю я, – к нему я не собираюсь. Оставьте его в покое!
– Ври дальше! Ступишь за порог, мы всё отцу о вашей дружбе расскажем! – фыркает Мира.
– Заодно расскажите, как тетиву попортили! – огрызаюсь я. – Если бы я без глаза осталась, отец бы тут же ваших женихов выслал подальше, разрывая помолвки.
Лица сестёр вытягиваются, на какое-то время они теряют дар речи, но я с опозданием понимаю, что ссора мне сейчас не выгодна. Разозлю их, и сёстры действительно поднимут если не отца, то охрану, а те нагонят меня и вернут домой. Они всё-таки мои сёстры. Раздражение уходит как волна во время отлива, я с грустью хватаюсь за мысль, что мы одной крови и должны же они понять, что не просто так я это делаю. Порывисто хватаю Василису и Миру за руки. Сёстры глядят на меня с недоумением. С детства мы особо друг к другу не прикасались. Пугает и беспокоит их мой порыв. Они напрягаются, словно ждут от меня удара или какого-то обмана, хотя за всю жизнь я сёстрам ни разу боли не причинила, в отличие от них.
– Прошу вас, помогите мне, – с отчаянием бормочу я, а их глаза ещё больше распахиваются от удивления. С облегчением замечаю, что злость с их лиц уходит, оставляя одно изумление. – Я собираюсь в Зимний лес, чтобы встретить колдуна. И в прошлый раз я туда ездила, узнав про слухи. Поговаривают, что если растопить снег декабрьский, то станет он живой водой, способной исцелить любой недуг.
– Ты ездила в лес? – с ужасом ахает Василиса.
– Да, нашла снег и колдуна повстречала. Рассказала ему про отца и его неизлечимую болезнь.
– Колдун тебя не тронул? – теперь уже Мира обхватывает мою ладонь, с беспокойством оглядывая меня, из-за чего я на несколько долгих мгновений теряю дар речи.
– Нет, отпустил он меня с живой водой, – встряхнув головой, торопливо продолжаю я. – Именно она и вылечила отца. Но поставил мне колдун условие. Я должна вернуть, что забрала, до сегодняшнего вечера привезти в лес чистую воду из нашего колодца, и тогда долг мой оплачен.
– Ты уверена, что он не принесёт тебя в жертву, Яра? – дрожащим голосом спрашивает Василиса. – Нельзя верить колдуну! А что, если обманывает?
– Отец же выздоровел, врать сейчас ему смысла нет. Я не могу не выполнить поставленное условие. Если не успею, то отец наш умрёт.
Сёстры охают, прикрывая рты ладонями. Смотрят на меня широко распахнутыми глазами, а лица их так бледнеют, что ещё заметнее становятся в слабом свете луны, проникающем через окна. Меня греет надежда, что, может, отношения наши сложные, но они боятся меня потерять. Не желают мне смерти.
– Не нравится мне идея отпускать младшую сестру в Зимний лес, – шепчет Василиса, выглядывая в окно. – Следующей ночью твоё восемнадцатилетие, Яра. Уверена ты, что Декабрь не желает тебя украсть, заманив в ловушку при помощи колдуна?
– Нет выбора! – убеждаю я их. – Один раз я уже ездила туда и вернулась. Смогу и во второй. Не нужна я колдуну, он и в первый раз мог меня убить, но даже не пытался. Я вернусь домой до завтрашней полуночи. Однако мне нужна ваша помощь.
Сёстры переглядываются, ведут только им ясный молчаливый разговор, а у меня внутри всё напрягается от опасений, что всё-таки выдадут они меня.
– Хорошо, мы поможем, – едва слышно бормочет Василиса, и Мира согласно кивает, вызывая у меня непроизвольную улыбку. – Что нужно сделать?
– Мне необходимо уехать незаметно. Я знаю тайный выход за пределы двора, но конюшня в поле зрения стражи. Отвлеките их, чтобы я могла вывести лошадь.
Сёстры какое-то время раздумывают, но затем соглашаются, на скорую руку придумывая план. Я впервые чувствую благодарность и тепло от их присутствия. Позволяю себе маленькую надежду, что мы сможем исправить наши отношения. И мысли эти крепнут, когда Василиса, а потом и Мира обнимают меня, хоть и ненадолго, но прощаясь.
Втроём мы покидаем дом и тихо пробираемся к конюшне в темноте последней ноябрьской ночи, завтра в полночь наступит зима. Сёстры остаются снаружи, следят, не направляется ли кто в нашу сторону, пока я подготавливаю Ягодку. Лошадка спокойно стоит, позволяя мне закрепить седло. Предупреждаю сестёр, что всё готово, и те уходят отвлечь стражу. По губам проскальзывает улыбка от вида того, как в стороне от конюшни Василиса намеренно падает в грязь и притворяется, что ей нужна помощь, чтобы встать. Четыре стражника тут же отвлекаются, а я запираю двери и увожу Ягодку к тому же тайному выходу, которым воспользовалась в прошлый раз. Мешкаю, с благодарностью оглядываюсь на сестёр, что продолжают всеми силами отвлекать мужчин, изредка бросая взгляды в мою сторону. Василиса барахтается, вновь делая вид, что поскальзывается, когда стражники уже почти подняли её на ноги. Мира в меру громко причитает рядом, ей отвечают недоумённые мужчины. Интересуются, почему две княжны по ночному двору бродят. Я позволяю себе дышать громче и свободнее, только когда княжеская усадьба остаётся далеко позади.
Глава 14
Я так тороплюсь, что через пару часов после полудня, когда солнце немного смещается ближе к западу, бегом добираюсь до нужной поляны, но, не привыкшая к ходьбе по снегу, почти с размаху падаю лицом в белоснежный покров.
Колдун сидит на знакомом камне, там же, где я увидела его в первый раз. Он лениво поворачивает голову в мою сторону, и вопросительно приподнятая бровь – единственная реакция на мою неуклюжесть.
Как бы то ни было, я успела вовремя. Устало перекатываюсь по снегу и стараюсь успокоить загнанное дыхание. Колдун вновь отворачивается, его не тревожит хрип и свист, с которым воздух покидает мои лёгкие. Перед глазами пляшут пятна, несмотря на окружающий холод, всё тело горит, а лицо пылает, пока выбившиеся из косы пряди липнут к взмокшим лбу и шее. Я часто моргаю, зрение вновь становится чётче, и я с недоумением замечаю, что колдун сидит с протянутой рукой, на которой лежат красные ягоды рябины и тёмная черника. Вокруг мужчины собрались снегири, воробьи и даже свиристели с забавными хохолками на головах. Смелые садятся прямо на пальцы и лакомятся угощением, потрусливее прыгают по снегу, подбирая, что упало, а некоторые примостились на плечах колдуна. Я приподнимаюсь, глядя, как один снегирь устроился на голове мужчины. Спокойно сидит себе на капюшоне, а тот и не пытается стряхнуть пернатое создание.
Признаться, вначале колдун меня пугал, но сейчас, наблюдая, как птицы спокойно едят с его руки, я понимаю, что он не особо и опасен. Говорят, что животные лучше всех чувствуют зло.
Внезапно колдун поворачивает голову ко мне, и я ойкаю, боясь, что он может читать мысли, но слепой взгляд переходит на ели за моей спиной.
– Как зовут твою кобылу? – голос у хозяина леса скрипучий, будто он не говорил все эти дни, пока меня не было.
Я оборачиваюсь, видя шагающую к нам Ягодку. В этот раз я так торопилась, что въехала на ней прямо в проклятый лес, проделав часть пути по снегу верхом. Потом уже оставила лошадь недалеко от этой поляны, но не удосужилась привязать, вот она и засеменила за мной.
– Ягодка, – бросаю я.
– Иди сюда, Ягодка, – сухо окликает её мужчина, а моя кобыла, навострив уши, трусит к нему по снегу.
Лошадь останавливается рядом с колдуном, словно он её добрый хозяин, один раз тыкает ему носом в плечо, и тот как ни в чём не бывало достаёт из кармана кафтана кусок морковки. Эта картина настолько меня удивляет, что я на мгновение забываю, зачем вообще пришла.
– Воду принесла? – возвращает меня в настоящее колдун.
– Да, – я стремительно вскакиваю на ноги, стараясь не морщиться от намокшей одежды.
Он тоже поднимается, а снегири, воробьи и свиристели нехотя отпрыгивают от него по снегу или разлетаются в разные стороны. Мужчина подходит и забирает протянутый бурдюк, а мне в руки впихивает свой посох. Тот тяжелее, чем кажется на первый взгляд. Из-за прикосновения к зачарованной вещи колдуна я нервничаю и прижимаю посох к себе обеими руками, боясь уронить. Завороженно слежу, как хозяин леса вначале привередливо пробует воду из бурдюка на вкус, удовлетворённо кивает, а затем льёт себе на ладонь. Я открываю рот, чтобы предупредить, что вода ледяная, но не успеваю произнести и звука, так как это оказывается не нужным. Вода, соприкасаясь с рукой колдуна, превращается в пушистые хлопья снега и разлетается в разные стороны.