– Яра, мне…
– Я знаю. Олег всё рассказал, – обрываю я, не желая вновь слышать его разумные доводы.
В моём решении отдать ему вместе с лентой своё сердце, руку и жизнь не было ничего разумного. Не было ничего правильного в том, чтобы позволять Илье находиться в моей комнате ночью, гладить меня по волосам и стирать мои слёзы.
– В то утро мне нужно было многое тебе сказать, но это уже не важно, – спокойнее отвечаю я.
– Прости меня, Яра. Если б знал, я бы даже не уехал, – он трёт грудь напротив сердца, говорит сбивчиво, будто ощущает реальную боль в груди. – Если бы я знал…
Мне тяжело видеть съедающую его изнутри вину, поэтому я обнимаю друга, прижимаюсь щекой к его груди, желая успокоить и его, и себя. Нужно прекратить эту ссору, поговорить спокойнее, и мы найдём выход из нашей ситуации.
– Как ты здесь оказался? Как узнал, где меня искать? Я тут уже месяц, но ты единственный, кто пришёл.
Илья нехотя отстраняется, оглядывает снежный пейзаж.
– Я же говорил, что перерою все леса, чтобы найти тебя, – печально улыбается он. – Правда, все не пришлось. Я сразу догадался, где ты могла пропасть. Два дня назад я ненадолго вернулся в Ренск, хотел проведать семью и тебя.
– Отец… как он?
– В трауре, Яра. Тебя искали три недели. Свадьбы твоих сестёр он временно отменил. Князья Истрога, как мне сказали, собираются домой.
– Отец здоров?
– Да, он полностью здоров. Если ты ему дала ту же воду, что и мне, – друг опять осматривает свою правую руку, удивляясь чуду, – то теперь он здоровее некуда.
Груз тревоги спадает с плеч, мне становится легче дышать от мысли, что отцу ничего не угрожает.
– По возвращении два дня назад Олег мне всё рассказал. Я был в ужасе, Яра. Ведь прошло больше месяца! Весь Ренск гудит от слухов, что в совершеннолетие за тобой всё-таки пришёл… – Илья обрывает сам себя, бросая настороженный взгляд на ели, за которыми скрылся колдун. – Сама знаешь.
Я киваю, догадываясь, что друг не преувеличивает и моя внезапная пропажа породила подобные мысли.
– Все уговаривали князя прекратить твои поиски и не подходить к проклятому лесу, чтобы не сердить зиму и не накликать беду, пытаясь тебя отобрать. Три недели князь не прекращал попыток найти тебя, но даже главы дружины отказались идти на колдуна, убеждая Дария, что ты скорее всего в ближайших лесах затерялась. Ту местность всю обыскали, и отец твой сдался под общим напором и собственной скорбью. Он потерял надежду, Яра.
Я скованно киваю, не зная, что могу на это ответить. Столько времени прошло, действительно логичнее решить, что я уже мертва.
– По словам колдуна, след золота с меня сойдёт через полгода, самое большее через год. Но теперь ты здесь, и, может, нам удастся что-то придумать.
Медленно на лице Ильи расцветает мягкая улыбка, он хватает мою ладонь, тянет к себе, касаясь губами моих пальцев и кисти. Сердце трепещет в груди от нежных прикосновений и его тёплого дыхания.
– Я боялся, что ты умерла, Яра, – у меня пересыхает во рту от его признания и боли в голосе. – Целый месяц… А отыскав твой сломанный лук в лесу, мне показалось, что и во мне что-то сломалось.
Глаза Ильи распахиваются шире, когда я пальцами касаюсь его щеки и подбородка. Наконец, смелею и запускаю руку ему в волосы, узнаю, что они на ощупь не такие мягкие, какими кажутся, хотя даже под тусклым светом солнца блестят ярко. Илья перестаёт дышать, приникая к моей ладони лицом. Я открываю рот, чтобы утешить его, пообещать, что больше с ним не расстанусь, как внезапно появившийся колдун резко дёргает меня назад. Я падаю в сугроб, а Илья пытается оттолкнуть мужчину, но рука друга проходит сквозь соперника.
– Что за колдовство? – Илья отдёргивает руку назад.
– Это не колдун, это его Тень. Копия, – догадываюсь я, наблюдая, как Тень нервно кружит вокруг меня, тщетно пытаясь помочь мне встать.
Иногда у него получается ко мне прикоснуться, но чаще его руки проходят сквозь моё тело. Распадаются на туман, а потом вновь обретают форму. От этого он явно нервничает ещё больше, как испуганный ребёнок, который не в состоянии рассказать о своей беде. Сердце ухает куда-то вниз от дурного предчувствия, я вскакиваю на ноги, когда снег подо мной тает, а кафтан намокает непривычно быстро.
– Что случилось? – спрашиваю я, а Тень с тревогой на лице рукой машет в сторону.
Я не совсем понимаю, но сердце заходится в бешеном темпе, горло сдавливает. Тень устремляется к деревьям, а я, не задумываясь, бегу за ней, Илья бросается следом.
– В чём дело, Яра? – на ходу спрашивает он. Друг хоть и отстаёт на пару шагов, но передвигается по глубокому снегу намного ловчее, чем я в первую неделю моего пребывания здесь.
– Колдун! Он умирает, – отрывисто отвечаю я, ощущая нервную дрожь, бегущую по спине и отдающуюся в коленях. От тревоги я становлюсь неуклюжей, чаще поскальзываюсь на таящем снеге.
– Он – что?
– Умрёт он, и это место исчезнет, – сбивчиво и как можно короче поясняю я.
Мы петляем между стволами, следуя за Тенью, я спотыкаюсь и едва не падаю, неожиданно зацепившись ногой за знакомый посох. Моментально поднимаю его и следом нахожу колдуна. Он лежит на снегу лицом вниз.
– Нет! – бросаюсь к нему, переворачиваю, с беспокойством оглядывая кровь, что идёт у него из носа и ушей. Она красная, будто человеческая, и теперь без сознания колдун совсем не производит вид устрашающего бессмертного зимнего месяца.
Илья присаживается рядом, проверяет его пульс на запястье, но я и так вижу, что он жив. Его грудь поднимается и опадает, но всё равно это неправильно. Резко оборачиваюсь, когда снег сам собой падает с ближайших веток. Трясу колдуна, умоляя очнуться. Его голова мотается, но веки даже не вздрагивают. Окружающий нас белый покров теряет целостность и идеальную красоту, уменьшается прямо на глазах.
– Очнись, колдун! Пожалуйста! – мой голос дрожит, и я вновь трясу его.
– Яра, это не помогает, – с сочувствием указывает на очевидное Илья, пока Тень колдуна обеспокоенно кружит вокруг нас. – Может, его нужно отнести куда? Тут есть дом? Может, если он отдохнёт…
Нет.
– …или поест…
Это не поможет.
– Может, какие-то лекарства?
Губы колдуна синеют, а кровь, не переставая, сочится из носа.
Илья что-то ещё говорит, но я не слушаю, замахиваюсь и со всей силы ладонью бью колдуна по лицу. Илья дёргается всем телом, не ожидая от меня такого. Я и сама не думала, что пощёчина выйдет настолько сильной, но она срабатывает. Колдун шумно втягивает носом воздух, распахивает глаза, переворачиваясь на бок.
– Не припомню, чтобы разрешал себя бить, княжна, – недовольно выплёвывает он вместе с кровью.
– Не припомню, чтобы позволяла тебе умирать раньше, чем через год! – резко отвечаю я, хотя внутри всё трясётся от страха.
Колдун медленно садится, шаря рукой по окружающему подтаявшему снегу.
– Вроде в ваших смертных сказках спящих будят поцелуем, а ты меня ударила, – хриплым голосом продолжает насмехаться он, отвлекает от своего плачевного состояния. Пытается подняться, опираясь на посох, но получается только с третьего раза и то с нашей поддержкой.
– Продолжишь у Яры поцелуи клянчить, и в следующий раз ударю тебя я, – язвительно предупреждает Илья, но помогает.
– Если нарываешься на драку, богатырь, то сегодня мне нужно победить свою смерть, но завтра я свободен, – в тон ему отвечает колдун, хотя дышит прерывисто и тяжело.
На мгновение позволяю себе понадеяться, что всё закончилось, как вдруг колдун охает, хватается за грудь и сгибается пополам. У него кровь идёт ртом, и он сплёвывает всё на снег. Мы удерживаем его от нового падения.
– Наверное… я ошибся… – утирая кровь, выдавливает колдун. – Бери друга и Ягодку, княжна. Тебе… нужно приготовиться.
– Нет, ты не можешь! Ты дал Марту год! Ты дал ему шанс! – пальцами впиваюсь в его руку.
– Ему… я шанс дал, а вот время ко мне не так… щедро, – устало бормочет колдун, он едва держит голову поднятой. – Я слишком много потратил из-за этих… ноябрьских лисов.
Колдун покачивается, опираясь на посох, и я прошу Илью его придержать, пока сама приседаю, хватаю снег и топлю его в ладонях. Илья помогает запрокинуть голову колдуна, а тот морщится из-за моих попыток его напоить, часть ледяной воды стекает по его подбородку. Он нехотя пьёт, но кровь из его носа продолжает идти.
– Яра, – едва шевеля синими губами, тихо зовёт хозяин леса, когда я нагибаюсь, чтобы растопить ещё снега. Игнорирую его вялое сопротивление и вливаю новую порцию. Колдун смиренно глотает, но по его губам скользит снисходительная улыбка.
– Остановись, княжна, – просит он, но я раздосадованно шиплю и бросаюсь в сторону к другому чистому снегу, хотя мои руки уже так озябли, что пальцы едва слушаются. – Этот снег мне не помогает. Он не действует… на меня. Иначе и проблемы бы… не было. Помочь может вода из озера, но ты… сама знаешь.
Отчаяние накатывает на меня, я зло пинаю ближайший сугроб, а колдун стонет от боли, белые глаза закрываются. Илья подхватывает его, не давая упасть, кряхтит, закидывая его руку себе на плечо. Я беру посох и поддерживаю колдуна с другой стороны. Он тяжелее, чем кажется, но вдвоём мы его держим.
– Что нам делать, Яра? – обеспокоенно спрашивает Илья.
Я шумно втягиваю носом воздух, он стал чуть теплее. Колдун роняет голову на грудь, а его тёмно-серые волосы свешиваются вперёд. Я почти до крови закусываю трясущуюся губу, мне хочется плакать от безысходности. Весь мир застилает пелена от подступающих слёз.
Я ведь ничего не могу.
Совсем никак не могу помочь.
– Яра! – приводит меня в чувство Илья.
– Пойдём! Пойдём к озеру.
Я показываю направление, и, таща колдуна на себе, мы как можно быстрее движемся на север. Каждый шаг сопровождается не хрустом свежего снега, а хлюпаньем под сапогами. Птицы встревоженно щебечут на ветках. Тень присоединяется к своему хозяину и тянется за ним, а я временами с беспокойством поглядываю на кристалл в посохе. Боюсь, как бы и он не начал таять.