– Не твоя, – хрипло протестует Февраль, приходя в себя.
– Что? – переспрашивает Декабрь, поворачиваясь к брату.
Февраль принимает помощь Января и поднимается на ноги, берёт меня за руку и задвигает за свою спину даже от зимних братьев.
– Княжна. Она не твоя, Декабрь. Она моя, – твёрже повторяет колдун, а я цепляюсь за его потрёпанный кафтан, прячась за единственным месяцем, которому могу доверять.
Декабрь рассматривает нас внимательным взглядом, его лоб прорезают морщины. В нём нет того наглого лукавства, что присуще Январю, нет той излишне идеальной красоты, что заметна в образе Февраля. Из всех трёх зимних братьев он больше всего похож на человека, с изъянами и какой-то внешней суровостью.
– Ты столетия защищал нас, – с теплом в голосе, но без улыбки говорит первый зимний месяц. – Но сейчас ты слаб. Лучше отдай её мне, ты не можешь быть уверен, что эти двое через некоторое время не решат опять за ней явиться. Тебе известно, что от их притязаний только…
– Нет, – отрезает Февраль. – Княжна моя.
На секунды повисает гнетущая тишина. Декабрь переводит взгляд на меня, размышляет, а я теснее придвигаюсь к колдуну.
– Хорошо. Не мне у тебя княжну забирать, но тогда за её жизнь отвечаешь ты.
Я выдыхаю задержанный воздух громче, чем мне бы хотелось. Февраль тоже расслабляется, а Январь с улыбкой хватает руку младшего брата и закидывает её себе на плечи, позволяя полностью на него опереться. Раны колдуна затянулись, о них напоминают лишь кровавые следы на снегу да рваная одежда и бледное лицо. Однако его шатает, взгляд временами стекленеет, и ему явно нужен отдых. В отличие от остальных, у Февраля половина души, и теперь он совсем слаб.
– Вы двое у меня ещё попляшете за эти столетия. Я ваши месяцы снегом засыплю так, что не будет ваших любимых листопадов! – угрожает Декабрь, переводя сердитый взгляд с Владимира на Исая. Ноябрь в свою очередь пристыженно опускает голову, но недовольно дуется, как ребёнок, пойманный с поличным.
– Сейчас мой месяц, – напоминает Январь, задумчиво вертя посох колдуна в руке. – В этом году нам стоит быть помягче, не готовы смертные к холодам спустя столько лет.
Я перестаю слушать их разговоры, встречаясь взглядом с Мартом. Мальчик продолжает охранять тело Ильи. На короткое мгновение печаль и боль оставили меня, но теперь неизбежность реальности нагоняет, накрывая с головой не хуже ледяной воды. Я бреду к другу, оставляя спорящих позади. Опускаюсь рядом с Ильёй на колени, смахиваю снег с его волос. Оглядываю лицо и как никогда отчётливо чувствую, что он ушёл.
Я беру его руку, прикладываю к своей щеке и больше не могу сдержать слёз. Хоть и сжимаю зубы, но всхлипы рвутся наружу. Я не хочу, чтобы у моего горя были свидетели, но и не представляю, как верну тело друга домой. У меня есть Ягодка, на ней я смогу довезти его до Ренска. Что я расскажу его брату и отцу? Как объясню всё? От каждой вынужденной мысли мне хочется вопить. Ни в одном страшном сне я не представляла, что мне придётся думать о таком. Может, я начинаю плакать слишком громко, потому что все замолкают. Я ощущаю напряжённую тишину за спиной. Чья-то рука ложится мне на голову, когда я утыкаюсь Илье лбом в грудь. Не слышу ни его сердцебиения, ни дыхания.
– Сестрица, – тихо окликает меня Март, и я нехотя поднимаю голову. – Не плачь, сестрица. Я понял, почему ему не помогла живая вода, почему не вылечила его смертельную рану.
– О чём вы говорите? – переспрашивает Декабрь. – Живая вода всем помогает.
– Вот именно! – энергично подпрыгивает Март.
– Но я давала ему воду однажды, – с недоумением лепечу я. – Его укусила лиса за руку. Вода вылечила рану. Почему сейчас она…
Мне не хватает сил закончить, к горлу подкатывает тошнота.
– Если рана была не тяжёлая, то вода лишь кожу да мышцы ему залечила. Но будь она серьёзной, как сейчас, то и в первый раз вряд ли бы помогло, – поучает меня Март и расплывается в мальчишеской улыбке, чем пугает даже больше. – Но я вспомнил! Всё вспомнил, сестрица! Дело в нём самом и его обереге! Ему не помогла живая вода, потому что и жив он не был!
Повисает ещё более гнетущая тишина, я не отрываясь смотрю на мальчишку, не зная, прикрикнуть мне на него за эти глупости или ждать продолжения. В голове начинает звенеть, я не могу выдавить и звука, горло будто сдавила чья-то невидимая рука. Март вертит головой, видя всеобщее недоумение.
– Это же тот мальчик, Февраль! Помнишь его? Много лет назад ты нашёл его мёртвого в своём лесу! Ему тогда было около девяти.
Не могу отвести взгляд от Марта, но весенний месяц весь расплывается за пеленой слёз, пока я вспоминаю рассказ Ильи о том, как он побывал в Зимнем лесу. Сказал, что пробыл здесь всю ночь, а на следующий день его нашли спящего. Я оборачиваюсь к Февралю. Январь помогает ему подойти ближе, колдун опускается рядом на колени, разглядывая лицо моего друга – ведь он видит его впервые.
– Правда чем-то похож, – неуверенно заключает он.
– Посмотри на мартовский оберег! – призывает Март, демонстрируя металлическое украшение. – Узнаёшь?!
Февраль пробегает пальцами по испорченным бусинам и утвердительно кивает, а весенний брат расплывается в победной улыбке.
– Март, что ты хочешь этим сказать? – мой голос предательски хрипит.
– Я хочу сказать, что твой друг всё время был мёртв! – радостно заключает Март, выбивая остатки почвы у меня из-под ног.
Глава 24
– Нет, сестрица, погоди! – вскрикивает Март, когда я тянусь вперёд, чтобы встряхнуть его хорошенько. Мальчишка изворачивается, избегая моих пальцев, но валится спиной на свежий снег.
– Что ты мелешь? – в недоумении спрашивает Исай.
Все подходят ближе, не понимая, что говорит их весенний брат, я прижимаю Илью к себе, хотя причинить новую боль они ему уже не могут.
– Больше десяти лет назад Февраль позвал меня в свой лес на рассвете, – начинает тараторить Март, и все замирают, переставая угрожающе придвигаться ближе. – Он нашёл тело маленького мальчика. Тот замёрз, уснув в зимней части леса. По оберегу на его шее братец понял, что мальчик мартовский, поэтому позвал меня, чтобы я позаботился о его теле как полагается.
Февраль кивает, соглашаясь, и я вспоминаю его рассказы, что он действительно так делает.
– Я тогда вынес ребёнка подальше, но тело его из-за холодов хорошо сохранилось, и пришла мне идея, из-за которой и начались проблемы. Я решил спрятать в нём вторую часть души Февраля, поэтому он и казался живым, хотя на деле им не был, потому что умер больше десяти лет назад. Вторая половина души Февраля не могла принять никакую форму, поэтому я нашёл ей подходящее тело.
Вероятно, все присутствующие, как и я, не могут осознать описанные события. Мы продолжаем молча смотреть на Март, ожидая более понятное объяснение. Мальчишка, заметив наше недоумение, разочарованно вздыхает и продолжает:
– Я вложил в мёртвое тело ребёнка часть души, намереваясь так спрятать её от осенних братьев, которые следили за мной всё это время, – пренебрежительно взмахивает он рукой в сторону Ноября и Октября. – Таким способом утаил украденную половину, потому что Февраль тогда недостаточно восстановился, чтобы с ней воссоединиться. Он полностью избавился от мёртвой воды лишь семь лет назад. Декабрь и Январь очистились быстрее, будучи запертыми среди живой воды.
Февраль вновь согласно кивает, а мы переводим взгляды то на него, то на Март.
– Мальчик ожил. Его тело ещё хранило память, кем он был, но на самом деле жизнь ему придавала душа Февраля, она слилась с его памятью! А ребёнок этот прыткий оказался, я только душу в него вложил, оберег его зачаровал, чтобы никто из месяцев узнать не смог, отвернулся, а тот очнулся и дёру дал! Оберег я заговорил на славу. Так, что сам найти не смог! – хвастается Март и тут же получает подзатыльник от Января.
– О твоих умениях позже поговорим, – сухо бросает зимний месяц, и Март втягивает голову в плечи.
Весенний брат стыдливо краснеет, бубнит извинения и поворачивается к Февралю.
– Зачарован оберег так, что кроме меня никто снять его не может, но будучи испорченным Ноябрём – потерял силу, которая удерживала тело мальчика живым. Вот вода Декабря в этот раз и не помогла. Поэтому говорил я тебе, братец Февраль, что потерял место, куда твою душу спрятал. А ты, сестрица, друга не теряла, настоящий Илья был мёртв все эти годы, а дружила ты со второй половиной Февраля, – подытоживает довольный Март.
Февраль рядом со мной выглядит так, словно готов удавить мальца на месте, а я не могу и слова вымолвить, не понимая, не насмехается ли весенний месяц надо мной.
– Ладно я его не узнал, я был слеп, – угрожающе выдавливает Февраль. – Ты-то почему сразу не понял, как его увидел?!
– Из-за оберега его заговорённого! Если бы я раньше к нему прикоснулся, то узнал бы, но я его не трогал. Недавно грел его братец Апрель, а не я, – цокает языком светловолосый мальчишка, будто раздражён нашей недогадливостью. – А внешне… люди так странно вырастают, что сразу и не узнаешь.
– Слова словами, Март, но теперь докажи, – серьёзно говорит Декабрь.
– Конечно!
Мальчик тянет руки к Илье, ему требуется некоторое время, чтобы отцепить мои пальцы от тела друга. Март снимает и отдаёт мне испорченный оберег, а затем кладёт ладошки на грудь Ильи. Я до боли сжимаю украшение в кулаке, ощущая, как впиваются бусины в ладонь.
На мгновение перевожу растерянный взгляд на колдуна, он отвечает мне таким же, и я цепенею, осознав, почему его глаза показались мне знакомыми. А ведь цвет у них такой же. Вспоминаю, как испугалась в первый раз глаз Ильи. Подумала тогда, что такие, по слухам, должны быть у февральских детей.
Март поднимает ладони, и за ними из тела поднимается шар света, такого же бледно-жёлтого, какой я видела раньше при появлении Декабря и Января. Март притягивает шар к себе, защищает ладонями, хотя никто и не пытается его отобрать, а Илья распадается на ветер, воду и запах весны. Даже его одежда исчезает, а я вскрикиваю и в ужасе шарю руками по тому месту, где ещё недавно лежал мой друг.