– Второе – прощение, – продолжает Декабрь и делает шаг в сторону, хмуро смотрит на своих осенних братьев.
Ноябрь и Октябрь выходят вперёд и теперь, к нашему всеобщему замешательству, кланяются мне, отцу и сёстрам. Василиса и Мира чуть не подскакивают на своих местах.
– Мы должны извиниться за то, что ввели тебя, князь Дарий, и всю твою семью в смятение. Лгали, прикидываясь теми, кем не являемся, и зря обнадёжили твоих старших дочерей, Василису и Миру, – без запинки, заученно выдаёт Исай, чем вызывает довольную, больше похожую на оскал, улыбку у Января. Не удивлюсь, если это под его присмотром Ноябрь и Октябрь раз за разом повторяли сказанные строчки, чтобы суметь выдавить правдоподобное признание.
– Если дочери мои примут извинения, то и я в обиде не буду, – ставит условие отец после продолжительного молчания.
Все мужчины поворачиваются к Мире и Василисе, а сёстры в свою очередь надувают губы, переглядываются и начинают тихо совещаться, наклоняясь друг к другу. Непроизвольно улыбаюсь, когда они делают это неприлично долго, многие присутствующие нервно ёрзают на своих местах. Осенние братья в недоумении оборачиваются на Декабрь, ища ответа, почему смертные ведут себя так странно. Первый зимний месяц терпеливо ждёт, не моргнув и глазом. Моя улыбка ширится, грозя перерасти в смех, и я прячу её за кулаком.
– Мы согласны простить вас, – громко заключает Василиса, осенние братья расслабляются и возвращаются на своё место.
– Раз так, то и между нами ссоры нет, – подытоживает Дарий, впервые позволяя себе натянутую улыбку. – Какова ваша третья причина?
– Один из нас пришёл свататься, – как ни в чём не бывало отвечает Декабрь, а мой смех застревает в горле.
– Свататься? – шокированно переспрашивает отец.
Месяцы расступаются, пропуская вперёд Февраль, который всё это время стоял где-то позади. В нём осталось мало от встреченного мной колдуна. Теперь на Феврале богатые одежды. Чёрные штаны, высокие сапоги с отделкой из сафьяновой кожи, шёлковая косоворотка с аккуратным узором, а верхний парчовый кафтан притален. Сама ткань тёмно-серого оттенка и расшита узором из серебряной нити. Наряд подчёркивает его высокий рост и худощавое, но крепкое телосложение. Верхняя половина длинных волос собрана сзади и заплетена в косу, которая лежит на остальной распущенной половине. Лицом он так сильно напоминает Илью, что Олег рядом со мной дёргается, желая окликнуть брата, но вовремя останавливается. Насыщенного оттенка синие глаза мельком встречаются с моими, прежде чем он поворачивается к отцу.
– Я – Февраль. Третий зимний месяц и тот, кого вы знаете как колдуна из Зимнего леса. Я пришёл, чтобы свататься в мужья к твоей младшей дочери – Яре, – уверенно и чинно объявляет колдун, чем лишает всех дара речи.
Вначале меня изумляет его просьба, однако Февраль продолжает смотреть только на князя, ожидая его решения. Я звала его многие вечера, плакала, скучая по своему другу, а вместо этого не получила даже скудного приветствия. Неожиданно его высокомерное поведение злит. Не выпей я два кубка хмельного мёда, вряд ли бы так отреагировала. Но я их выпила, поэтому резко поднимаюсь, задеваю стол, отчего столовые приборы звенят.
– Ты опоздал! – бросаю я, привлекая всеобщее внимание, хотя меня не волнуют остальные. Только то, что синие глаза наконец смотрят на меня.
– Что значит опоздал? – вся самоуверенность исчезает с лица Февраля.
– То и значит!
Я вру, а он верит. Порывисто шагает ко мне, но весь цепенеет, окидывая взглядом мой почти целиком белый наряд. Он хватает ртом воздух, глаза его шокированно распахиваются. Февраль выглядит растерянным и даже напуганным, из-за чего я начинаю сожалеть, что подтолкнула его к неверным выводам. Однако не успеваю признаться во лжи, как Февраль возмущается под стать мне, а его лицо принимает оскорблённое выражение.
– Я ведь просил тебя не принимать предложения!
– Меня просил Илья, а не ты! – копируя его тон, реагирую я.
– Я и есть Илья!
– Илья бы не ушёл, не попрощавшись! – Накопившиеся претензии вырываются из меня одна за другой.
– Потому что я не хотел прощаться!
– Я тоже не хотела!
– Так давай не будем! – раздражённо кричит он.
– Я согласна! Давай не будем! – рявкаю я, впервые в жизни полностью отдаваясь обиде и гневу.
– Но ты!! Ч… что? – осекается он, мигом понижая тон. – На что ты согласна?
– На то, ради чего ты пришёл, – тихо отвечаю я.
– Но твоё платье…
– Просто платье, – заканчиваю за него я.
Февраль замолкает, хмурит брови и напряжённо сосредотачивается, похоже, прокручивая в голове разговор ещё раз. Весёлый смешок Января прорезает тишину.
– Нет! – строго прерывает наше молчание отец, и мы поворачиваем головы к нему. – Ты – Февраль, один из двенадцати бессмертных месяцев. Как ты сможешь сделать мою младшую дочь счастливой?
– Принятая мной форма – человеческое тело, – тут же отвечает Февраль, прикладывая ладонь к своей груди. – Я постарею вместе с Ярой. На протяжении отведённой нам жизни я буду любить её и буду предан ей как никто другой, а посмею оставлять только раз в год, на месяц – период своего правления. Если у нас родятся дети, то и за ними я присмотрю до самой их смерти, а потом так же сохраню от бед внуков и правнуков, – смело, без единого сомнения чеканит Февраль, а я с трудом сохраняю спокойствие на лице, когда он с искренностью раскрывает все свои мысли. – Мне известно, насколько Яра любит тебя, князь, поэтому если пожелает она, то мы останемся жить в Ренске, если же пожелает другого, я построю для неё прекрасный дом из лучшей древесины, что высушена морозами моего брата Января. Дом, что будет стоять столетиями. Да если пожелает княжна, я построю ей дом хоть изо льда, да такого крепкого, что самому жаркому Июлю его будет не растопить! – порывисто признаётся Февраль, бросая предупреждающий взгляд на одного из братьев. Вероятно, на Июля.
Февраль говорит, а я отчётливо вижу в нём то же горячее сердце и пылающую гордость, что была в моём лучшем друге. Каждое его слово крадёт воздух из моих лёгких, и я не знаю, как сделать вдох.
– Я буду любить твою дочь, князь, так, что каждая моя метель будет затихать перед ней, а морозы не причинят ей вреда, – добавляет Февраль тише, но не менее уверенно. Стоит гордый, с высоко поднятой головой, готовый положить всё, чтобы доказать правдивость своих слов.
Князь Дарий поднимается со своего места и выглядит удивительно внушительно даже перед двенадцатью месяцами. Он не боится и не собирается просто так поддаваться, сурово смотрит на Илью. Оценивающе осматривает всех присутствующих в зале женихов. Я нервно сжимаю в кулаке ткань платья.
– Я подумаю, – нехотя выдавливает отец и резко вскидывает руку, когда один из гостей желает возразить. – Я решил, что дам свой ответ завтра, а пока в моём доме будут рады всем гостям. Поэтому и вы, братья-месяцы, если желаете, оставайтесь на ночь. Комнаты мы вам найдём.
– Благодарю тебя, князь, – вновь отвечает за всех Декабрь. – Не все мы, но кто пожелает, с радостью примет твоё щедрое приглашение.
С трудом, но помощники отца приносят дополнительный стол, чтобы и месяцы могли расположиться и выпить с нами хмельного мёда. Олег и Ярослав отходят в сторону с Февралём – уверена, им необходимо понять, как много в зимнем месяце осталось от их сына и младшего брата. Судя по нервному вздоху Февраля, тому тоже хочется многое обсудить, поэтому я не мешаю, когда они начинают разговор в стороне у восточной стены.
Я подхожу к братьям-месяцам. Лично приветствую и знакомлюсь с теми, кого ещё не знаю. Каждый из них появился в том образе, каком пожелал. Октябрь и Ноябрь всё так же выглядят, как Владимир и Исай. Их старший брат Сентябрь похож по возрасту на Декабрь, но характер его мягче, русые волосы отливают медью, а глаза янтарные. А вот с наглостью Января никто другой сравниться не может. Он скалится в улыбке и не отпускает, пока я до дна не выпиваю с ним за встречу ещё кубок мёда.
Три летних месяца выделяются не только яркостью нарядов, но и своей внешностью. У Июня волосы рыжего оттенка, а россыпь веснушек на носу придаёт ему юности, хотя по виду он одного со мной возраста. У Июля и Августа волосы пшеничные. Глаза у всех троих насыщенно-зелёные. У Мая волосы русые, а глаза словно грозовые тучи, как и у меня. На вид ему лет семнадцать, и он одаривает меня улыбкой, выслушав, что моя мама была рождена в его правление. Март всё так же на вид самый младший, но никто не сдерживает его, когда тот тянет руки к кубку с хмельным мёдом.
– Помнишь меня, княжна? – с очаровательной улыбкой спрашивает меня самый красивый светловолосый месяц. Ему на вид пятнадцать, но озорной взгляд принадлежит кому-то намного старше.
– Кто ты? – глупо спрашиваю я, зная ответ.
– Это Апрель, сестрица, – встревает сидящий рядом Март, прихлёбывая из кубка. – Он помогал тебя согревать, но потом Февраль его вышвырнул, ворча, что братец Апрель одни лужи ему разводит.
Апрель не выказывает обиды, наоборот, его улыбка становится более медовой и какой-то таинственной. Совсем не подходящей пятнадцатилетнему юноше.
– Неудивительно, что ты меня не узнаёшь в этом виде, – примирительно говорит Апрель. – В прошлый раз я принял более взрослую форму.
– Тогда почему сейчас такой?
Прежде чем ответить, весенний месяц недовольно морщит нос, но это лишь придаёт прелести его лицу.
– Потому что Февраль запретил к тебе являться во взрослом облике. Пригрозил, что все подснежники мои заморозит в метелях своих, – фыркает он, а мне требуется какое-то время, чтобы понять причину. С трудом прячу улыбку, бросая быстрый взгляд на Илью.
Застолье продолжается ещё несколько часов. Люди, которые вначале поглядывали на месяцы с опаской, смелеют после выпитого и начинают активно заводить разговоры. Я продолжаю сидеть подле отца, в руках у меня полный кубок, но больше я не пью. Постоянно слежу за Февралём, а если и отрываю взгляд, то на краткие мгновения. Моё внимание он замечает и глядит в ответ с не меньшим вызовом поверх своего кубка. Он осушил не меньше четырёх, но, похоже, даже не заметил. Если взглянуть со стороны, то и не ясно – друзья мы или затаили неразрешённую обиду.