Потом лишь отстраняюсь. Он делает усилие и первая попытка покинуть его колени заканчивает ничем. Вторая, хоть и с трудом, но приводит к успеху.
Мы снова сидим напротив друг другу. Со стороны — будто зачем-то поменялись местами.
Я поправляю юбку так, чтобы она скрывала ноги. Кожа горит. Он расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке.
— Я замужем, — напоминаю. — Не забывай об этом, пожалуйста. Я сплю с другим.
— Часто? — зачем-то спрашивает.
— Он нежен.
Давид достает из кармана четки — те самые, которые я порвала при встрече. Протягивает.
— Это твое.
Принимаю. Они теплые от его руки.
— Починил, значит, — верчу в руках. — Я думала, ты забыл.
Машина заворачивает и сбрасывает скорость, пока не останавливается.
— Я ни о чем не забыл. Пару дней мы побудем в небольшом отеле. Потом переедем в более уединенное местечко, где мальчики смогут провести время на природе.
— Хорошо. Почему Монако?
— У меня здесь дела. У меня всегда есть дела, их поток никогда не останавливается.
— Хоть что-то в твоей жизни не изменилось.
Он слегка улыбается, открывает дверь и первым выходит из машины, поправляет ремень штанов, и лишь потом протягивает руку.
Пока Давид с водителем возятся с коляской, я отступаю на шаг, чтобы осмотреться. Солнце стоит высоко, заливая светом чистую, ухоженную улицу, выложенную идеально гладкой брусчаткой. Воздух здесь знакомый: солоноватый от моря, с легким ароматом дорогого кофе, доносящегося с ближайшей террасы.
Передо мной возвышается отель, и я не могу сдержать восхищения — на губах появляется улыбка. Уютное здание, белоснежные балконы, увитые цветущими растениями, названий которых я не знаю. На террасе первого этажа, затененной кремовыми зонтиками, отдыхают туристы — кто-то, несмотря на ранее время, уже пьет шампанское.
Все здесь словно создано для праздности: долгих прогулок по набережной, утренних круассанов и бокала просекко в тени зонтиков. Мне кажется, я понимаю, почему Монако. Нам предстоит многому научиться в плане организации комфортного, неспешного отдыха.
Спустя несколько минут водитель несет наши чемоданы к отелю, разбуженные дети хнычут в коляске, а мы с Давидом тщетно пытаемся их успокоить.
Но сегодня братья как никогда солидарны.
— Не выспались, — быстро говорю я, — в их возрасте туристам нет никакого дела до средиземноморского шика.
— В моем, в общем, тоже. Может быть, они голодные?
— Это дети, они всегда голодные, — подмечаю я. — Сейчас заселимся и сразу пообедаем. Можешь взять Ромку на руки? Пожалуйста.
Сама достаю из коляски Ярослава. Детское печенье есть в сумке, я одной рукой умудряюсь расстегнуть молнию, достать салфетку и протереть ладонь, а потом сунуть уже чистые пальцы в пачку. Угощаю ребят. Дети слегка успокаиваются, переключившись на еду, а я… в этой суматохе на улице перед отелем, стоя с салфетками и ребенком на руках, совершенно случайно роняю сумку! Бутылочки, печенье, косметичка… богатство мамы разлетается по асфальту.
Невезуха.
Пробую усадить Ярика в коляску, но куда там, когда Роман сидит так высоко у какого-то бородатого дяди. Страшно, но и любопытно. И Ярослав, мой спокойный ангел, видит брата и взрывается криком. Да боже мой!
— Сынок, я соберу сумку и сразу возьму тебя…
— Давай его мне в другую руку, — предлагает Давид.
— Пойдешь к непредсказуемому чужому и, очевидно, опасному дяде? — уточняю.
— Спасибо за презентацию, — благодарит Давид.
— Пожалуйста… пойдешь? Да? Серьезно?
Ярик кивает, и мне ничего не остается, как вручить Северянину второго младенца. Освободив руки, приседаю и поспешно собираю вещи.
— Это обычная ситуация у нас, поэтому… Надя странно на меня посмотрела, когда я заявила, что полечу на форум одна… — бормочу я. — Очень странная. Мы снова палимся.
— Вкусно? Серьезно? Дашь попробовать? — тем временем спрашивает чужой опасный дядя у моих воспитанных мальчиков.
И те оба, наивно улыбнувшись, совершенно не жадничая протягивают лакомство. Размокшее печенье.
Оно, разумеется сыпется и мажется. Картина становится настолько забавной, что я… просто не могу не рассмеяться.
— Спасибо, какая щедрость. Достаточно… ладно, спасибо, очень вкусно. Давай еще, — посмеивается Давид, угощаясь.
Жуёт с неожиданной сосредоточенностью. Потом кривит рот и с серьезным видом произносит: — Интересная текстура.
Я заливаюсь смехом.
— Ты весь в этой интересной текстуре.
— Можешь помочь? У меня руки… немного заняты.
— Как жаль, что их всего двое… — тяну я свою фирменную шутку и достаю салфетки.
Первым делом вручаю детям по новому печенью, потом вытираю Давиду подбородок. Не буду врать, рука немного дрожит, я не планировала его касаться, после наших горячих обнимашек.
Именно в этот момент, когда мы непроизвольно создаем картину идеальной семьи у входа в гостиницу, к нам целенаправленно подходят мужчина и женщина. Очевидно, что они пара, потому что держатся за руки. Лет пятьдесят на вид, красивые, стильно одетые европейцы.
Мужчина сразу протягивает руку Давиду и называет его имя. А потом выдает долгое приветствие на итальянском, плавно переходя в конце на английский.
Давид в ответ кивает и оттопыривает ладонь, мужчина по ней ударяет, рассмеявшись.
Они перебрасываются парой фраз на английском, причем Давид дважды повторяет имя Эрик, которое кажется смутно знакомым. Где я могла его слышать в кубанской станице? Ощущаю легкое, но стремительно нарастающее беспокойство.
Женщина представляется Ноэми, улыбается и пожимает мне сразу две ладони. А потом тепло обнимает. От нее исходит мощный поток доброты, и я обнимаю в ответ. Эрик тоже пожимает мне руки.
Я отчетливо слышу слово «споса».
Я не понимаю, Давид же чуть мешкает, словно размышляя, а потом кивает, дескать, верно.
— Что он имеет в виду? — спрашиваю у Давида с улыбкой. — Что это значит?
— Придется подыграть, — говорит Давид.
— В чем?
— Ah, finalmente! Давид! (Наконец-то!) — Эрик, видя мое смятение, добавляет на английском: — Мы так долго ждали встречи.
— Oh, scusate, io odio parlare in inglese! (О, простите, я ненавижу говорить на английском!) — Ноэми тоже переходит на английский: — Английский не мой любимый язык, но я не могу сдержаться — у Давида просто невероятно красивая невеста!
— И, судя по выражению твоего лица, друг мой, ты безнадежно пропал.
Давид, продолжая улыбаться, говорит на русском:
— Рада, познакомься. Эрик Фонтане — архитектор, благодаря которому наш проект отеля будет не просто успешным, а культовым. А это его жена, Ноэми.
— Невеста? — переспрашиваю с улыбкой: — Ты вообще в своем уме? Я замужем.
— Не сорви нам проект. Эрик человек верующий и честный. И расценки у него поэтому божеские. Думаешь так просто развернуть стройку в нашей станице?
Я улыбаюсь максимально мягко:
— Я тебя ненавижу.
И мысленно добавляю: за это испытание.
— Давай попозже.
Перехожу на английской:
— Приятно познакомиться! К сожалению, мой итальянский на нуле. И английский весьма средний.
— Ничего страшного, — улыбается Ноэми. — Милая, ты выглядишь потрясающе! Это понятно? — Она достает телефон, включает переводчик и говорит на итальянском, потом показывает мне экран, а там написано: — Я сразу сказала Эрику: у Давида не может быть просто так подруги — только женщины, ради которых можно потерять голову! А чьи же это славные детки?
— Мои.
— Обожаю детей! У меня самой четверо сыновей. Прекрасная, чудесная пара! Нам нужно лучше узнать друг друга. Где вы остановились?
— Где остановилась наша прекрасная пара? — обращаюсь я к Давиду.
Он кивает на отель и слегка прищуривается.
— Вы же поужинаете с нами вечером? — уточняет Эрик. — Не терпится узнать невесту Давида получше.
Я отрицательно качаю головой.
— Разумеется, — произносит Давид. — Мы именно так и планировали.
Глава 28
Северянин
Когда они заходят в фойе гостиницы, в глазах Рады сверкают молнии ярости.
— Ни за что на свете, — шипит она. — Ты не заставишь меня это сделать. Боже, как здесь красиво!.. Но это ничего не меняет, я не собираюсь притворяться твоей невестой! Давид…
Она резко поворачивается и замолкает. Глаза будто заволакивает пеленой, а губы трогает улыбка. Столь сильная положительная реакция у Радки не на Давида, разумеется, он прекрасно понимает, что она улыбается детям. Но все равно жадно ее рассматривает. Скучал, мать его. Еще как.
Дети удобно устроились в его руках, их маленькие ладони на его плечах. Давид несколько раз в минуту проверяет, крепко ли держит сыновей, слегка напрягая пальцы. Боится сжать слишком сильно или, наоборот, ослабить хватку. Многовато ответственности для человека, который владеет и руководит крупным бизнесом.
Рада переводит глаза на него. В них мелькает холод и привычная ненависть, она всегда так на него смотрела — с первой встречи, когда была еще совсем девочкой. «Пугаю детей», — мелькнуло тогда в голове и унеслось прочь.
Пугает и еще как.
Он об этом размышлял и много, но больше по ночам в одиночестве. Днем старался не зацикливаться.
А еще в ее чуть наивном взгляде всегда читалось отвращение с привкусом неловкости. Рада выдерживала максимум пару секунд, а потом неизменно отводила глаза.
Все отводили.
Красивым людям успех дается проще. В любой, мать ее, сфере. Чушь о принятии себя и красоту души придумал никто иной, как сам дьявол, и распространил среди дрянных психологов. Те записали ее разными словами и упаковали в книжки в ярких обложках, разложили на полках в магазинах. Не у всех есть возможность улучшиться. Но если можешь, сделай это, увидишь, насколько жить станет легче. Попробуй ради выгоды.
Давид не мог ничего поделать со своей физиономией, он решил менять то, что было возможно: одежду, прическу, парфюм, манеры, речь. Машину, жилище. Построил утопающий в цветах отель. Это было непросто.