Мы ведь этого хотели?
Навстречу выходят Эрик и Ноэми. Женщина тут же тепло обнимает меня и радостно хлопает в ладоши:
— Я всегда знала, что русские мужчины не стесняются проявлять свои чувства!
— Давид действительно просто обожает публичность! — восклицаю я непринужденно и бросаю в него самый милый взгляд.
Северянин недовольно прищуривается в своей привычной манере. Но тут же приобнимает меня за плечи и прижимает к своей груди. Целует в висок.
— Я тебя убью, — шепчу я, улыбаясь.
— Просто обожаю публичность, — отвечает он также добродушно.
Администратор приглашает нас за столик на открытой террасе, окруженной буйством зелени и цветов. Из окна неплохо видно детскую комнату, и мой взгляд то и дело устремляется к сыновьям. Поездка в Карелию оказалась неплохой репетицией, какое-то время они могут быть увлечены только игрушками.
Но едва официанты расставляют приборы и меню, появляется няня из детской комнаты. Она ведет за руки моих мальчишек, которые, заметив нас, радостно устремляются вперед.
— Ма-а-а! — тянут они ручки, и я уже готовлюсь принять двойной удар, но дети вдруг замечают Давида и показывают машинки ему.
— Что это? Тракторы? Вы присмотрели тракторы в детской комнате? Купим такие же.
Давид улыбается, бережно берет обоих на руки и садится с ними рядом.
За столом повисает короткая, но яркая пауза.
— Малыши сегодня особенно эмоциональны после перелета, — спокойно объясняет Давид архитектору. — И они слишком малы, чтобы остаться в номере с няней. Придется это учитывать, — он говорит доброжелательно, но бескомпромиссно.
Становится очевидно, что персона вечера сегодня не Эрик. И моя материнская часть расцветает.
— О, ничего страшного! — улыбается Ноэми. — Наши сыновья были точно такими же. Не успеешь оглянуться, как они начнут сначала разговаривать, а потом — молчать на любые вопросы!
Они с мужем понимающе переглядываются, и Эрик морщится, видимо, вспомнив какой-то эпизод. Ноэми ласково гладит его по плечу, давая поддержку, и я запоминаю эту движение. Они чудесная пара.
— Запас слов сужается до одного единственного — нормально, — поддакивает Эрик, и я смеюсь.
Их английский крайне простой, его несложно понимать. Кроме того итальянцы очень эмоциональны, активно подключают мимику.
Поначалу я по привычке дергаюсь, собираясь забрать у Давида детей и, тем самым, позволить всем поговорить, но Северянин неплохо справляется сам, поэтому я делаю пару глотков просекко и включаюсь в разговор. Спрашиваю, какого возраста их дети, мы даже немного обсуждаем беременность, роды и первые месяцы после.
Ноэми поначалу сыплет забавными искренними историями и я смеюсь!
А, закурив, начинает задавать вопросы мне. Здесь я могу отвечать честно и искренне, и это очень приятно. А когда Давид, проводив детей и няню обратно и вернувшись за стол, делает свой заказ, я вдруг оглядываюсь и замираю от мысли, как же хорошо. Спокойно. Безопасно.
Мы ужинаем, словно совершенно обычные люди.
С чистого листа начинают те, кому есть что скрывать. Я бросаю взгляд на Давида и думаю: мы оба здесь именно по этой причине. Будто чужеродные мазки на идеальном ландшафте этой прекрасной картины Монте-Карло Но, возможно, сам факт того, что мы оба живы и сейчас здесь, означает, что именно в этом раю нам и место?
— За жениха и невесту Раду и Давида! — поднимает бокал Ноэми.
— За прекрасную пару Ноэми и Эрика, — вторю я.
Мы чокаемся и делаем по глоточку. И я снова позволяю себе быть просто счастливой.
Когда я возвращаюсь из детской комнаты, Эрик показывает Давиду что-то на планшете.
— Все в порядке? — спрашивает мой жених, касается моей руки, словно соскучился за это время.
Одернуть ладонь — невежливо, и поглаживаю его в ответ.
— Да, но через полчаса я бы поехала в отель. Ты сможешь нас посадить в такси?
— Поедем вместе.
— Ты занят, все в порядке, я понимаю.
— У нас дружеская встреча с Эриком, мы сегодня ничего не решаем.
— Хорошо. Как скажешь.
Эрик тем временем раскрывает на планшете детализированные схемы:
— Я работаю только с натуральными материалами: камень, дерево и много панорамного стекла. Это позволит гостям максимально насладиться природой, не нарушая её гармонии.
Давид задумчиво кивает.
— Меня волнует один момент, — вклиниваюсь я. — У нас на участке очень чувствительная экосистема, водоохранная зона. Как насчет сточных вод? Я боюсь, что у нашего водоканала просто не хватит сил работать с таким отелем. Это нужно учитывать.
— Отличный вопрос, — одобрительно кивает Эрик. — Можно использовать современные очистные сооружения замкнутого цикла. Снизим воздействие на окружающую среду.
— Замкнутый цикл? — уточняет Давид, заинтересованно наклоняясь вперед.
— Да, сточные воды будут очищаться и повторно использоваться для технических нужд и полива, — объясняет архитектор. — Это не только экологично, но и экономично в долгосрочной перспективе.
— Это возможно? — поражаюсь я.
Дальше мы пробегаемся по освещению, приватности, даже солнечным батареям — Эрик предлагает сотрудничать с популярной компанией «Солар Энерджи», тем более, что регион у нас крайне солнечный. Меня настолько захватывает разговор, что, когда мы возвращаемся в отель, я никак не могу справиться с эмоциями!
Купаю детей, укладываю спать. А потом, накинув халат на ночнушку, выхожу на балкон. Они здесь большие, разделены невысокими стенками, и соседей видно прекрасно. Давид — устроился на балконе слева. Сидит в кресле, задумчиво курит.
Мы переглядываемся, после чего он отводит глаза в даль, на утопающую в огнях улицу. Я стою некоторое время, смотрю на него. Потом нарушаю молчание:
— Кажется, встреча прошла неплохо.
— Не то слово. Даже жаль, что придется выйти из проекта, и оставить все хитрому Гансу.
— Ты планируешь оставить себе хотя бы номера?
Он качает головой и произносит одними губами:
— Опасно.
Поджимаю губы. Умереть, чтобы остаться в живых. Отрезать прошлое. Все, что когда-то любил, ценил и уважал.
Я смотрю на свое кольцо некоторое время, а потом произношу:
— Хочешь еще выпить?
Глава 31
Сыр, оливки, бутылка игристого.
Мы сидим в удобных креслах на балконе, бокалы просекко искрятся в свете уличных фонарей. Давид не знает, но я наслаждаюсь каждой секундой. Оказывается, мне остро не хватало таких вечеров, как этот: когда мы с Адамом отдыхали на террасе, иногда курили кальян, иногда просто пили чай, наблюдая, как закат растекается по небу оттенками раскаленного золота.
Я тогда не представляла, что ждет меня дальше, но Алтай был рядом, и я отчего-то знала, что все будет хорошо. Это чувство начало медленно возвращаться, и с одной стороны я себя за него ругаю. Сильно ругаю. Напоминаю себе о Ростиславе и своем замужестве, о том, что пережила множество моментов счастья без Адама. Это все было важно, правильно, иногда красиво. Сейчас оно словно рассыпалось в пыль. Я мало знаю о верности, меня никто не учил тому, как любить правильно. Я читала книги и в курсе, что замужней женщине делать ни в коем случае нельзя, и какие поступки оставят гадкий след в душе.
Но я сижу здесь, в полуметре от Давида.
И думаю, что вечер в его компании на балконе, пусть мы даже не касались друг друга — измена. Объятия в машине — измена. Позволить ему снять кольцо — измена. Каждая секунда рядом с Давидом — самая настоящая абсолютная измена. Гвоздики в гроб моего брака. Плохо? Да. Но те, кто кто решит осудить, просто никогда не любили. Не любили так сильно, как полюбила однажды красавица свое чудовище. И не отпустила его даже в ад.
Давид закуривает, и до меня доносится запах табака.
Лениво подношу бокал к губам, делаю глоток. Давид тут же тянется к бутылке и доливает. Я отпиваю половину и разбавляю остаток минералкой.
— Если такое увидит Эрик, разорвет с нами договор, — подкалывает он.
— Тс-с! Мне уже хватит, спасибо, — улыбаюсь я, начиная подниматься. — Это был долгий день, спать пора.
Он останавливает меня за руку.
— Посидим, пока докурю?
Ухватиться за предлог? Ни в коем случае!
— Да-да, разумеется, — противоречу самой себе. — Кури, сколько влезет, все в порядке.
Видео-няня показывает спящих детей. Давид выпускает дым в небо, а потом смотрит на меня.
— Что? — спрашиваю с улыбкой. — Что ты смотришь?
Он качает головой и тоже немного улыбается.
— Мне так сильно плевать, что ты замужем. Я капец как по тебе соскучился, Радка. Считаешь, это плохо?
— Может, я потому и не смогла отпустить тебя, что ты по мне с ума сходил? Как-то это ощущала?
— Я был уверен, что вылетел из твоей жизни без шанса на возврат. После всего, ты должна была меня забыла примерно минут за тридцать.
Ха-ха.
— Я тоже тебе причинила много боли. По крайней мере физической.
— Ты мне так сильно нравишься, — тянет он пьяно. — С самого начала, как собирала стекло у Филата с пола. Пиздец красавица.
— Ты аж забыл про Венеру? — кидаю камень поувесистее в его огород. — С которой во всю встречался.
— Венера была моей управляющей, — отвечает он, слегка поморщившись. — Когда я только купил хлам в Карелии, ставший потом отелями. Она была профи и рвалась работать. Первые годы мы даже не виделись.
— Она не испугалась твоего шрама?
— Она его долго не видела, мы впервые встретились во время эпидемии ковида, и все носили маски. Ну а потом, малышка, — он берет мою руку, — для богатого чувака не такое уж и большое значение имеет шрам, нежели природа его появления. Ты ведь тоже боялась именно жестокости. Это для всех них — Эрика, Ноэми, Ганса — им важна презентабельная моська. Ты постепенно привыкла, но боялась ада.
Я опускаю глаза, и он сжимает мою ладонь крепче. Подносит к губам, целует.
— Всегда хотел поцеловать тебя так, чтобы ты в душе не морщилась. Не вздрагивала, не пыталась отшатнуться. Каждый раз, когда ты ощущала шрам, ты ведь думала о том, как именно я его получил. Даже во время любви.