Красоту ресторана отмечаю бегло. В начале отпуска я жадно изучала детали изумительной обстановки, иногда вызывающей, иногда скромной роскоши. Постоянно что-то фотографировала на память, но спустя три дня поняла, что все цвета, вкусы блюд и детали обслуживания смешались в голове в одну большую кучу. И даже по фото я не смогу воспроизвести без подготовки, где мы были, и что видели. Тут везде красиво и вкусно.
Поэтому я смотрю на людей.
Сергей Иванович занял для нас дальний столик, расположенный рядом с детской комнатой. Я замечаю его сразу — черный пиджак, широкие плечи, седая макушка. Рядом с ним молодая, лет тридцати, спутница — темное блестящее каре, синее коктейльное платье.
— Что думаешь? — говорит Давид, сканируя обстановку и игровую комнату. Бандитское прошлое не стереть, он по-прежнему тщательно изучает каждое помещение, в котором находится.
А вдруг, например, стрельба? Ага. Что ни день в Монако, то разборки.
— Я думаю, что в шестьдесят ты все еще не начнешь лысеть. Классно же! — киваю на его батю.
— Ха. Вот, значит, что тебя беспокоило?
Улыбаюсь.
— Ты так мило хмуришься. Едва-едва. Как будто совсем не злишься. Раньше всем вокруг было очевидно, что надо спасаться.
— Теперь для них это поздний сюрприз, — иронично поддерживает подкол он.
— У меня поначалу крыша чуть не поехала: не могла понять, вроде бы ты, но как будто нет! В том, как косметология меняет людей есть что-то дьявольское.
— К тому, при каких обстоятельствах мы встретились — дьявол точно приложил руку. Когда ты побледнела, у меня мир покачнулся.
У меня слегка сбивается дыхание.
— Ты планировал иначе?
— Я планировал иначе.
В этот момент нас замечает девушка Сергея Ивановича, поднимается и я ойкаю ее округлившемуся животику. Вслед за ней поднимается и Сергей Иванович, приветливо улыбается и машет.
— Девушка твоего отца в положении? — поражаюсь я.
— Это не его ребенок.
— А чей?
— Какого-то парня, с которым она полгода назад затерялась на серф-курорте в Португалии.
— Ой. Это неожиданный поворот.
— Она хотела ребенка, но у них пару лет не получалось. Вуаля.
— Твоему отцу же седьмой десяток, не мудрено.
— Для справки: Сергей официально «не в курсе» случившегося и, насколько мне известно, собирается признать этого ребенка своим.
— У тебя будет братик-португалец?
Давид натягивает неестественную улыбку.
— Вроде бы сестра-испанка.
— Вот это семья потомственных преподавателей Литвиновых.
— Добро пожаловать. — Мы как раз подходим близко, и Давид протягивает отцу руку, тот радостно ее пожимает. А потом крепко обнимает меня, расцеловывает в щеки да так смачно, что это могло бы стать поводом для ревности.
— Какая красавица! Дава, ты говорил, что Рада неотразима, но я не подозревал, что это действительно так и есть!
— Спасибо, приятно познакомиться, — говорю я, немного смутившись.
— С чего бы мне тебя обманывать? Таня, приветствую, — он чмокает в щеку счастливую беременную. — Моя невеста Рада. И ее дети Роман и Ярослав. Рада, это Таня, девушка моего отца. И, собственно, мой отец Сергей Иванович.
— Можно просто Сергей.
— Очень приятно, но не обещаю. — Неловко смеюсь. — И поздравляю вас от всей души! Дети — это большое счастье.
— Спасибо! — восклицает Таня, после чего мы обнимаемся.
Сергей Иванович знает, что это его единственные родные внуки и смотрит на мальчиков неотрывно.
В его глазах загорается столько восторга, что у меня немного сжимается сердце. Я не уверена, что он хороший человек. Наверное, не самый лучший — мужчина, который соблазняет студенток, вряд ли может претендовать на роль достойного отца семейства. Но свою родную кровь он, вероятно, ценит высоко. И я буду фокусироваться на этом.
Сергей Иванович встает с места и приседает перед коляской, смотрит на детей очень внимательно. Робко трогает каждого за коленку. Дети увлечены йогуртами, предвкушают полдник, и поглядывают на деда опасливо.
А у меня снова мурашки бегут по коже. Я — подарок. Я им всем, Литвиновым, блин, подарок.
— Какие славные парни, — говорит Сергей Иванович глухо. — Дава, я… в восторге. Слышишь? Ты был прав. Я… просто счастлив сейчас! Слышишь?
— Слышу, — по-алтайски сухо отвечает Давид. Больше он не улыбается, просто смотрит на эту сцену — встречи деда и внуков.
И я чувствую кожей, что ему как будто дискомфортно от ситуации, но он держит себя в руках. Как и всегда. Как и всю его гребаную жизнь — терпит.
— Вас тоже можно поздравить, — лицемерно делаю вид, будто не знаю об испанских генах.
— Спасибо! — восклицает Таня. Она кажется милой, немного наивной и очень восторженной, каким, наверное, и положено быть беременным. — У Давида и сестрички Амелии будет тридцать пять лет разницы! С ума сойти, да? Вот как бывает.
— Это точно. Будет играть с племянниками, — обнадеживаю я.
Сергей Иванович тем временем успевает вытереть глаза и сесть за стол.
Спустя час ужина я могу сказать следующее: Алтай очень похож на отца. Есть что-то сильное в литвиновской линии, что не перебивается другими генами. Что Давид, что Адам, что мои дети — типаж узнаваем. Единственное, глаза у Адама материнские, голубые. А вот фигура, голос, линия челюсти, лоб… Неудивительно, что афера удалась. Их родство очевидно.
Во-вторых, Сергей Иванович совершенно не способен отлипнуть от детей.
Возможно, дело в возрасте. Как знать, вдруг мужчины на седьмом десятке подводят итоги жизни или что-то в этом роде, и начинают внезапно фанатеть от собственной генетики и обожать "свои продолжения". А может, это Таня дала огня и он не смог до конца оправиться. В глазах бравого мужчины столько нежности, что мое сердце тает.
Мой папа так не смотрит на мальчиков. Он ни на кого так не смотрит, и восхищение Литвинова-дедушки хоть и раздражает самую малость, но при этом льстит.
— Вы должны приехать к нам на новогодние праздники. Просто обязаны! Это даже не обсуждается, — болтает дедуля. — Как раз Амелия родится, будет так здорово. А еще в ноябре у меня день рождения, Рада, ты обязана уговорить Давида приехать. Пообещай мне.
— Дава ни разу не приезжал на дни рождения Сережи, — жалуется Таня. — Вся надежда на тебя. Он всегда в делах! А ведь это родной отец, нужно же расставлять приоритеты.
Давид слегка улыбается, но не комментирует свои приоритеты. Я не знаю, сколько вместе Таня и Сергей Иванович, но Давид знаком с отцом лет десять. За это время они, видимо, так и не дошли до того уровня отношений, когда все собираются за одним столом на семейные посиделки.
— Мы постараемся. Сами понимаете, дети, сложно что-то планировать заранее, — говорю осторожно.
— Расскажи побольше про мальчиков! — восклицает Сергей Иванович. — Нам с Таней очень интересно.
Таня вежливо кивает. Мы с ней немного обсуждаем беременность, ей предстоят первые роды, и она немало волнуется. Я в общих чертах рассказываю, как это было у меня.
Речь заходит о партнерских родах, и я мстительно решаю настоять, чтобы Сергей Иванович поддержал в родовой палате свою девушку и лично принял чужого ребенка. Говорю, что очень боялась. И жалела, что моего бывшего не было рядом, мне хотелось именно его поддержки.
Рука Давида ложится на спинку моего стула, приобнимая, и опускаю глаза. Перестаралась?
Глава 37
— Устала? — спрашивает Давид спустя еще час.
Я только-только разложила коляску, чтобы заснувшим детям стало удобнее. С режимом мы распрощались давным-давно, теперь просто плывем по течению. Благо, отпуск почти закончился.
— Все в порядке, посидим еще немного.
Давид склоняется ближе, наверное, чтобы уточнить, уверена ли. Он так часто делает, полагая, что я могу стесняться озвучить свои потребности вслух.
Наши взгляды встречаются в тысячный раз за вечер, меня переполняют чувства и эмоции. И в этот момент их вдруг становится так много, что я подаюсь вперед и закрываю глаза, на что Давид мгновенно реагирует.
Сначала я ощущаю его запах, следом меня касается дыхание, а потом и губы. Внутри все сжимается, скручивается. Я подаюсь вперед как будто каждой своей клеточкой.
Поцелуй получается коротким — касание и движение губ, пауза, еще одно движение. Мы ласкаем друг друга осторожно, будто только знакомимся. Чужие люди. Я и Давид. Знакомы три недели.
Мне становится больно везде — будто тысяча невидимых кинжалов полосуют душу. Больно из-за того, что я не могу его больше отпускать. Не могу и все, Господи, какие испытания. Но и быть с ним тоже не представляю как.
Пары секунд нежности катастрофически не хватает, пальцы горят от желания вцепиться в его плечи, притянуть в себе. Отреагировать положительно. Я застываю и задерживаю дыхание. И никто в этом ресторане, да и в целом мире не знает, что от простого поцелуя внутри меня все замерло. А следом, едва он оторвался, загорелось, забилось под ребрами. Мир закрутился.
Поцелуй из прошлого, которых у нас с Адамом было великое множество, и которые тогда не ценились. Просто движение губ. Простое касание.
Он отстраняется, смотрит в глаза, как будто завершает этой своей серьезностью момент. И от этого сосредоточенности сердце переворачивается снова и снова.
— Я отойду позвонить, — я слышу его голос, но не сразу понимаю слова. — В Карелии что-то опять случилось, — он делает паузу, будто ему нужно разрешение.
Я молчу, а потом спохватываюсь:
— Конечно! Не беспокойся, у меня все под контролем.
Давид кивает отцу и Тане, после чего поднимается. Я провожаю его глазами, жадно разглядываю фигуру, походку.
— С Радкой Давид совсем другой, да? — шепчет Таня Сергею Ивановичу, но достаточно понизить голос у нее не получается, я все слышу. и в этот момент
Другой — это какой? — улыбаюсь я.
— Жизнерадостный, — отвечает она запросто. — Прости, нехорош