Когда они уселись в бежевую «Шкоду Октавия» Морозова, он спросил:
— Шамиль намекнул, что вы интересуетесь делом Игнатовых.
— Да. Так получилось, что одного человека подозревают в причастности к убийству семьи Игнатова, то есть Кнута, — сказал Артем. — Но у меня большие сомнения на этот счет.
— Ваши сомнения вполне закономерны, — ответил Григорий, закуривая. — Вас, кстати, не смущает дым?
— Нет, курите на здоровье.
Морозов усмехнулся:
— После звонка Шамиля я покопался в архивах. Эти убийства в свое время наделали много шума. В результате в тюрьме оказались «шипы», которым были предъявлены настолько убойные обвинения, что никому из них не удалось отмыться. Для простого населения области это было как гора с плеч. Люди устали от бесконечной череды кровавых разборок, и все обрадовались, когда две своры перегрызли друг друга. Понимаете меня? — Павлов кивнул, а Григорий неторопливо продолжил: — Остатки «филинов», то есть подельники Кнута, после его смерти оказались беспомощны и уже не могли контролировать ситуацию — к делу подключился правоохранительный жернов, перемалывавший всех без разбору. Кто-то был застрелен при задержании, кто-то подался в бега, а кое-кто пропал без вести. Кнута убили, «филинов» разгромили, Одессит с другими «шипами» попал в тюрьму, а местные жители радовались, что одновременно освободились от гнета двух крупнейших банд, которые наводили страх в течение восьми лет. Что еще нужно?
— Правда, — сказал Павлов. — Мне нужна правда. Я хочу знать, что в действительности здесь произошло.
— Я часто смотрю передачи с вашим участием, Артем. Не могу сказать, что они всегда вызывают у меня восторг, хотя моей жене они безумно нравятся, — окинул внимательным взглядом адвоката Григорий.
— Что ж, спасибо за откровенность.
— Я просто хочу вам сказать, что снимать сюжеты про значимость закона и говорить умные речи в телевизор, или «зомбоящик», как теперь модно говорить, — это одно. А раскапывать могилы и тревожить мертвых — совершенно другое, вы со мной согласны? Я говорю в переносном смысле и не хотел вас обидеть, если вы что-то подумали. Взвесьте еще раз, нужна ли вам эта правда?
— Все в порядке, Григорий. После ваших слов я еще больше убедился в том, что принял верное решение приехать сюда.
— Хорошо, ближе к делу. Какие именно сведения вас интересуют?
— Прежде всего я бы хотел найти адвоката, который представлял интересы Одессита. Затем мне нужно встретиться с самим Одесситом, то есть Вакинским.
— Боюсь, мне придется вас разочаровать. Инесса Арнольдовна Фельдман, защищавшая Одессита, умерла месяц назад. Тромб оторвался. Она была прекрасным юристом, но дело Одессита в корне подорвало ее репутацию и здоровье. Тот же Одессит гарантированно получил бы свой пожизненный, но усилиями Фельдман ему дали двадцать пять лет. Люди возненавидели ее, хотя она просто делала свою работу.
— Не повезло, — пробормотал адвокат.
— Кому? — спросил Григорий. — Ладно, извините. Я правильно понял, что вы хотите пообщаться с Одесситом лично?
— Непременно.
— Вряд ли он станет слушать вас, Артем. Скорее всего, он и от самой встречи откажется.
— Это неважно, — не отступал Павлов. — Я в любом случае поеду в колонию.
— Да ради бога, — не стал спорить Морозов. — Отвезу хоть сейчас.
— Далее, меня крайне интересуют такие личности, как Бугров и Милещенко. Эти люди одно время работали в управлении внутренних дел области.
— Я хорошо знаю Бугрова. И про Милещенко кое-что слышал, — ответил Морозов, затягиваясь сигаретой. — Редкостная крыса, между нами говоря. По крайней мере, все поступающие сведения об этом человеке всегда были негативными.
— Мне также хотелось бы посетить само место преступления.
— Это тоже не проблема. Только там уже давно ничего нет. Дом Кнута после убийства кто-то поджег, развалины снесли, а на его месте уголовная братва воздвигла памятник. Теперь вся уголовная шваль съезжается туда чуть ли не каждые выходные, как паломники в Мекку. Тьфу! — не сдержал эмоций Морозов.
— Еще я бы хотел увидеть бывшего следователя по этому делу.
— Дело расследовала целая бригада, Артем, — напомнил Григорий, — и ее возглавлял Бугров. Какой именно из них вам нужен?
— Бригада выполняла отдельные поручения, а ответственным за расследование уголовного дела был некто Зорин Олег. Он мне и нужен.
— Я понял и выясню, где он сейчас. — Фээсбэшник затушил окурок. — Ну и работенка у вас.
— Я привык, — пожал плечами Павлов.
— Что-то еще?
— По ходу дела будет видно. Думаю, с отдельными вопросами я разберусь самостоятельно, но если что, могу на вас полагаться?
— Вполне. Поэтому я и здесь.
— Я не сильно напрягаю вас, Григорий? — прямо спросил Павлов. — Понимаю, что вы жертвуете собственным временем ради почти незнакомого человека…
— Во-первых, я формально нахожусь на курсах повышения квалификации, но необходимости там торчать и протирать штаны нет, — рассмеялся Морозов. — Во-вторых, если что, Шамиль будет у меня в долгу, не переживайте за это. Ну а в-третьих, если я все же почувствую, что вы становитесь слишком назойливы, я сам вам об этом скажу, так что не обессудьте.
— Уважаю прямоту, — похвалил его Павлов. Ему начинал нравиться этот человек.
Григорий завел машину.
— Держим курс на шакровскую зону, как раз успеем до обеда.
Одессит
Колония усиленного режима в Шакрове входила в число проблемных зон страны. Волею судьбы в ней всегда оказывались авторитетные воры, которые имели неограниченную власть над простыми зэками, что очень не устраивало тюремную администрацию, поскольку, стоило лишь некоему Роме Сочинскому, недовольному качеством еды, щелкнуть в воздухе пальцами, как вся зона превращалась в разворошенный муравейник. Фантазия заключенных в плане противостояния с «активом» была поистине безгранична: зэки голодали, массово «вскрывались», заливая своей кровью целые этажи, устраивали бунты, громили камеры, брали в заложники персонал колонии и так далее. Между тем, с прибытием в зону для отбывания своего срока Георгия Вакинского, именуемого в уголовной среде Одесситом, ситуация более-менее нормализовалась и оставалась стабильной на протяжении десяти лет.
Администрация была рада наступившему перемирию и в свою очередь тоже делала некоторые поблажки, соглашаясь на компромиссы в плане ослабления гаек.
Начальник ИТК Кирилл Лежненко, полный мужчина с пышными казачьими усами, радушно встретил Павлова.
— Салуянин звонил насчет вас, Артемий Андреевич, — сказал он. — Может, чаю?
— Нет, спасибо, — вежливо отказался адвокат.
— Или что покрепче изволите? У меня коньячок хороший есть, самогончик домашний…
— Извините, времени в обрез.
— Хорошо, я сейчас провожу вас. Одессит будет через десять минут. Только должен предупредить, Артемий Андреевич, он в плохой форме.
— Я слышал об этом, поэтому и приехал.
Павлова провели в просторный кабинет, и он, сев за стол, разложил бумаги. Через минуту дверь приоткрылась.
— Вакинский доставлен, — заглянул конвоир. — Запускать?
— Да.
Внутрь вошло покачивающееся существо неопределенного возраста. Седые клочья беспорядочно торчали в стороны на желтом черепе, изрезанное глубокими морщинами землистое лицо было похоже на растрескавшуюся от жары землю. Только глаза, два тлеющих уголька, словно жили своей собственной, независимой жизнью, и они бесцеремонно сверлили адвоката.
— Ты кто? — хрипло проговорил вошедший.
— Давайте знакомиться. Павлов Артемий Андреевич, городская Коллегия адвокатов Москвы. А вы, я так понимаю, Георгий Вакинский?
— Я — Одессит, — хрипло ответил зэк, с трудом усаживаясь за стол. Павлов смотрел на уголовника, подавляя в себе жалость, хотя зрелище, которое представлял собой Одессит, было не для слабонервных. Хриплое, неравномерное дыхание, вырывающееся из обветренных губ, руки с искривленными пальцами напоминали корявые ветви мертвого дерева, и весь он был какой-то скукоженный и помятый, как стоптанный ботинок с отслоившейся подметкой. — Че надо? Мне так в «очко» масть покатила, а тут ты прикандыбал…
Павлов вытащил из папки фотографию Кристины:
— Одессит, ты знаешь эту девушку?
Зэк, моргая, уставился на фото.
— Симпотная шмара, — одобрил он, почесав за ухом, и Артем едва сдержался, чтобы не съездить этому живому трупу по физиономии. — Что за телка?
— Ты ее когда-нибудь видел?
— Вроде нет. Но баба сочная.
— Ты знаешь, зачем тебя позвали сюда?
— А мне без надобности знать, — ухмыльнулся Вакинский. — Меня позвали — я пошел. Не было бы настроения — хрена лысого ты бы меня тут увидел. Постой-постой… ты ведь этот, как его… тебя ж по «ящику» показывают, ага? Этот, забыл, елы-палы… Павлов, да?
Артем промолчал.
— Я ж тебя сразу распознал, вот только не сразу понял, откуда ты! — как ребенок радовался Одессит. Он улыбался, обнажая почерневшие десны и стершиеся пеньки зубов, и Павлову даже на расстоянии казалось, что он чувствует зловоние, исходившее от безнадежно больного зэка.
— Ладно, Одессит, давай ближе к теме. Я по делу Кнута.
— Что?! — Лицо Вакинского вмиг стало злым и еще более отталкивающим. — Что тебе надо? — свистящим шепотом произнес он, наклонившись ближе. — Я свое уже сижу, «почтальон», понял? Зачем в дерьме копаться решил?
— Кто убил Кнута? — спокойно спросил Артем, и заключенный расхохотался. Впрочем, смех быстро перешел в сухой кашель.
— А тебе… какой интерес… знать…
— Значит, так, Одессит. Времени у меня мало, так что слушай внимательно, — начал говорить Павлов. Он говорил негромко, но с такой решимостью, что Одессит моментально умолк. — Дело снова открыли по новым обстоятельствам. То самое дело, по резне в Каменском, за что ты получил свой «четвертак». Хочешь честно? Я думаю, тебя подставили. И знаешь, почему я так думаю? Если бы братва, что была на стороне «филинов» и поставила Кнуту на месте его дома памятник, считала тебя крайним, ты бы лежал в сосновом ящике еще десять лет назад, не дожив до суда. А ты до сих пор живой. И это говорит только об одном — тот, кто «заказал» Кнута, другой человек. И, судя по всему, он все еще на свободе. Ну, что ты мне ответишь на это?