— Я знаю, о ком ты, — неожиданно нормальным голосом произнес мужчина в солнцезащитных очках. — Но он жив. Пацан просто оказался не в том месте и не в то время. Это толчок судьбы. А ты кто? Мусор? Или адвокат?
— «Вы», — лучезарно улыбаясь, снова поправил его Павлов. — Не «ты», а «вы».
Он стоял, выпрямив спину, и расслабленно смотрел на окружавших его мрачных типов, причем смотрел рассеивающе-плавающим взглядом, не фокусируя взгляд на ком-либо конкретно. Артем знал, что у заключенных бытовало правило избегать прямого взгляда в глаза, это трактовалось как откровенный вызов.
— Ладно. Вы его адвокат?
— Это не важно.
— Я все равно узнал вас. Телевизоры иногда смотрим, газеты читаем, — бандит уже не улыбался. — Так вот слушайте. Говорю при очевидцах, свидетели все в судах, так сказать… Не там ищете, уважаемый. Одессит тут не при делах, и вообще, это война системы. Ищите ментов. Это им было выгодно весь этот спектакль устроить. Они звезды на свои погоны голимые получают, а из-за них люди невинные мрут… Пацана малолетнего зарезали, женщин, вот на этом самом месте зарезали, как баранов! Что, скажете, расходный материал?!
— Я так не считаю.
— Ищите корни в мусорской яме, — угрюмо повторил уголовник. — Только это гиблое дело. Менты своих не сдают. Так и скажите в своей передаче. Все, пошли.
Мужчины медленно отступили и молча направились к памятнику.
— Уф… Ну у вас и нервы, Артемий Андреевич, — выдохнул Игорь, вытирая выступивший на лбу пот.
— Вы, Игорь, слишком волнуетесь. Спасибо, что рядом встали, но будьте поспокойнее. Я же видел, у вас рука так и чесалась к стволу потянуться. Хорошо, что до этого не дошло, иначе тут через пару дней еще два холмика нашли бы, причем без табличек.
— А вы юморист. Куда теперь?
— В церковь. Пора исповедаться.
Садясь в машину, Павлов бросил последний взгляд на памятник. Опустив головы, мужчины крестились.
— Как вы думаете, кто эти ребята? — спросил он. — Остатки «филинов»?
— Нет. От «филинов» уже ничего не осталось, кроме историй. Сюда чуть ли не все уголовники теперь съезжаются, будто на мощи святого.
— Знаете, Игорь, какие молитвы самые искренние?
«Ниссан», развернувшись, медленно пополз по гравийке.
— Ну, какие?
— В самолете.
Игорь посмотрел на Павлова, но тот выглядел серьезным.
Передачка
Кристина дремала, и ей снилось, как она снова работает в «Чикко». В фирменной футболочке и кепке с логотипом компании принимает заказы и вежливо отвечает клиентам на их вопросы. В пиццерию приходит их шеф, и она внезапно понимает, что у него лицо Бугрова.
«Ты поедешь со мной, — шипит он. — Поедешь… со мной… маленькая тварь…»
На негнущихся ногах Яснова плетется за ним, и все, с кем она работает, делают вид, что ничего не происходит. У Бугрова под мышкой три громадные пиццы, они садятся в машину. Артур выбегает вслед за ними, на его лице неописуемый ужас, он зовет Кристину по имени, но машина, взвизгнув покрышками, уже несется прочь.
Бугров достает из кармана нож.
«Режь пиццу сейчас. На восемь долей. Режь ровно, чтобы все кусочки были одинаковыми, — хрипло смеется он. — Или я порежу тебя, глупая потаскуха».
Протягивает нож Кристине, и она видит, что с него капает кровь.
Она кричит, и вдруг Бугров исчезает, а на его месте возникает Артем.
«Я хочу, чтобы ты доверилась мне, Кристи, — шепчет он. — Только тогда я смогу помочь тебе. Доверься мне, любимая».
Артем влюбленно смотрит на нее, не следя за дорогой, и Кристина вновь кричит — машина неожиданно проваливается вниз, и их окутывают ледяной холод и тьма, но даже сквозь эту тьму она продолжает слышать чьи-то истошные крики, взывающие о помощи…
— Яснова! Яснова, оглохла, что ли? — гаркнул злой голос, и она открыла глаза. — Подойди сюда. Передачка тебе.
— Передачка? — переспросила Кристина, убирая спутанные волосы. Еще не отойдя окончательно ото сна, она ничего не понимала. От кого передача? Ведь Артем в Новосибирске…
Она взяла из рук надзирателя увесистый пакет. Сверху лежал разорванный конверт, из которого торчал уголок письма.
— Вам не говорили, что читать чужие письма нехорошо? — спросила Кристина, доставая письмо.
— Поучи меня еще… Может, тебе героин там передать хотели. Или бритву.
Хмыкнув, охранник закрыл «кормушку», а она развернула письмо.
«Дорогая Кристина Владимировна! Передаю вам эту скромную посылочку, нам сказали, что у вас там плохо кормят. Мы помним о вас и ждем с нетерпением! Надеемся, Артемий Андреевич поможет вам поскорее вернуться к нам! Мы вас очень любим, все передают вам привет! Ваша сотрудница Марина».
Кристина еще раз перечитала письмо. Она видела отчеты, составленные Мариной, и сомнений в том, что это ее почерк, не было. Яснова отнесла пакет на стол.
— Что, уже «дачки» начали носить? — поинтересовалась Дина, наблюдая за Кристиной. — Поделишься, Кристиночка?
Проигнорировав вопрос, Яснова молча разбирала продукты. Печенье, яблоко, груша, кусочек сырокопченой колбасы, сыр, порезанный хлеб и пластиковая бутылка, в которой плескалось что-то густо-оранжевое.
— Это еще что? — пробормотала она, отвинтила крышку и осторожно понюхала. Свежевыжатый апельсиновый сок. Именно его она любит больше всего, Марина знает об этом. Только ее смутила бутылка — мятая и невзрачная.
— Все очень просто, — сказала Дина, с интересом наблюдавшая за Кристиной. — Кто ж тебе разрешит в собственной таре «хавчик» проносить? Вот и заставляют в приемной переливать…
Пальцы Ясновой наткнулись на две упаковки йогурта. Фольга на них была надорвана.
— Ну так что? Поделишься, а? — не отставала от нее Дина.
— Поделюсь, — буркнула Кристина, выкладывая все продукты на стол. После надорванной фольги у йогуртов и грязной бутылки аппетит пропал безвозвратно, и это немного расстроило ее. Но и перебороть себя Яснова не могла — женщину начинало воротить лишь при одной мысли о том, что какой-то потный прапорщик вскрывал предназначенные ей йогурты и ковырялся в них своими сальными пальцами с наверняка грязными ногтями…
— Можешь брать что хочешь, — решительно сказала она, складывая продукты обратно в пакет.
— Ты что, Кристина? — удивилась Валентина. — Неужели баланда больше нравится?!
Яснова ничего не ответила и легла на нары. Вскоре она уснула, задремала и Валя.
Не спалось лишь одной Дине. Некоторое время проворочавшись, она уставилась на стол, на котором все еще лежал пакет с продуктами.
Отец Алексей
— В этом районе всего две церкви. Но сейчас в рабочем состоянии только одна, — сказал Игорь.
— Это я уже знаю. Она-то нам и нужна, — ответил Артем.
Игорь искоса посмотрел на Павлова.
— Да уж… никогда бы не подумал, что у адвокатов такая работа. Мне казалось, что вы в своих офисах сидите да в законах всякие лазейки выискиваете, чтобы, извините, разную шушеру из-под статьи вытащить.
— Что ж, такой имидж адвокатской работы отчасти создается СМИ и телевидением, — вымолвил Павлов. — Парадокс заключается в том, что почему-то считается, что куда интереснее смотреть сюжет о продажном, алчном адвокате, который пытается с помощью обмана или подкупа помочь преступнику избежать справедливого возмездия за содеянное. И при этом никому не интересно знать о повседневных буднях простого адвоката, его успехах и достижениях, благодаря которым многим и многим гражданам, волею случая попавшим под пресс государственной машины, удалось доказать свою непричастность к преступлению и полностью реабилитироваться в глазах общества.
Вскоре они подъехали к старинной церкви. Крохотная, со следами свежего ремонта, она словно сошла с картинки. Сверкающие купола заставляли щурить глаза, массивные ворота с поблескивающими бронзовыми ручками, уютные окошечки с расписными наличниками, аккуратно подстриженная трава — во всем этом чувствовалась заботливая рука.
— У меня информация, что здесь служит нужный нам человек. Мужчина, — подчеркнул Артем, выходя из машины.
— Артемий Андреевич, в храмах обычно бабушки прислуживают. Получается, нам нужен либо настоятель, либо…
— Давай войдем, — предложил Павлов. Он вдруг подумал, что сто лет не был в церкви. Последний раз, когда приезжал навестить мать, она уговорила его заехать в местную церквушку, поставить свечку за упокой отца.
Неподалеку от храма на лавочке судачили две старушки. Павлов, перекрестившись, бесшумно вошел внутрь.
В храме царила непривычная тишина. Артем вытер лоб — здесь, в отличие от улицы, была приятная прохлада, и ему даже не хотелось выходить обратно. Изнутри храм был искусно расписан фреской, суровые лики святых с молчаливым укором взирали на него, и впервые Павлов понял, насколько по-другому здесь ощущается земная суета, которой они все здесь, грешники, вынуждены заниматься.
Он купил несколько свечек у сухонькой бабушки, клюющей носом, и поинтересовался у нее о настоятеле храма.
— Позже он будет, сынок, — прошамкала она. — В полдень обещался быть. Он не опаздывает.
Артем зажег свечу и, прикрыв глаза, мысленно прочитал молитву, после чего вышел наружу.
— …а какой ремонт он сделал, — наперебой что-то рассказывали две старушки Игорю. — Смотрите сами! И ведь все-все своими руками! А что не смог — из райцентра денег затребовал!..
— Здравствуйте, — радушно поздоровался Павлов, и бабульки, сначала подозрительно посмотрев на адвоката, непроизвольно улыбнулись.
— Говорят, хороший человек здешний настоятель, — сказал Игорь, незаметно подмигивая Павлову.
— Хороший, хороший, — синхронно закивали головами старушки. — Отец Алексей — прекрасной души человек, и добрейший, всегда последнюю рубаху с себя снимет, дабы ближнему помочь…
— Он давно здесь служит? — осторожно вклинился между дифирамбами старушек Павлов.
— Да уж годков десять точно будет, — наморщила лоб одна из них, в синем платочке. — Не в пример бывшему батюшке Степану, замечательный человек… Тот и выпить любил, и церковь подзапустил, и с прихожанами груб бывал. А отец Алексей совсем другой. Хоть и в милиции раньше служил, грешников в тюрьму сажал. Видать, не выдержало сердце такого произволу, попросилось дела духовные творить.