— В следующий раз записывайся на прием, полковник Милещенко, — чеканя слова, проговорил Дмитрий Олегович и повесил трубку.
Милещенко испытывал одновременно и изумление, и жгучую ярость. Вскоре эмоции улеглись, их сменили холодный рассудок и логика. Что же могло такого произойти, чтобы Бугров, который в ту встречу готов был ползать перед ним на коленях, вдруг пошел в контратаку? Он договорился с Павловым? Но что сможет сделать этот, пусть и весьма известный, адвокат? Против лома нет приема! Точнее, против ножа с отпечатками этой стервозной бабы!
В войну захотелось поиграть, старый пень? На второй «чеченской» не наигрался?!
Злость снова накатила, как ледяная волна, и полковник хлопнул ладонью по столу, опрокинув на пол ручку с золотым пером.
Ладно, Дмитрий Олегович, не желаете по-хорошему, будет вам по-плохому.
Йогурт
— Подъем! Всем встать!
Прогоняя остатки сна, Кристина легко спрыгнула с нар. В камеру вошел прапорщик-надзиратель, как всегда, помахивая в воздухе связкой ключей.
— Я для кого говорю, овцы?! — возвысил он и без того громкий голос.
Кристина и Валентина посмотрели на Дину — она лежала, отвернувшись лицом к стене и плотно завернувшись в одеяло.
— Оглохла?! Так я тебе, б…дь, сейчас покажу! — рявкнул охранник и, шагнув к Дине, рывком сорвал с нее одеяло. От этого рывка тело спящей женщины повернулось на спину, и надзиратель тут же отпрянул назад, издав возглас недоумения. Лицо Дины, неестественно белое при скудном освещении камеры, было страшным. Открытый в немом крике рот навевал мысли о гнилом заборе с отсутствующими штакетинами, выпученные глазные яблоки остекленели и, казалось, сейчас выскочат наружу.
— Это чего она? — осипшим голосом выговорил охранник. — Сдохла, что ли? Или вы ей «помогли»?
— Что вы такое говорите?! — заголосила Валентина.
— А что? Будто я не слышал, как вы тут разборки устраивали! Каждый день бои без правил, ёксель-моксель!
— Боже мой! — заныла женщина, а Кристина, переборов отвращение, шагнула вперед и коснулась пальцами шеи зэчки. Дрябло-прохладная кожа напоминала лягушачью, пульс отсутствовал.
— Мертвая, — коротко бросила она, инстинктивно вытирая пальцы о штаны. Взгляд Ясновой упал на стол, на котором в беспорядке были разбросаны продукты.
— Это чье? Твое, Яснова? — спросил прапорщик, постепенно приходя в себя.
— Да. Если помните, вы сами вчера вечером передали мне эту посылку.
— Ну да. Она, что ли, сожрала все это? — неуверенно предположил надзиратель, концом длинного ключа приподнимая пустую упаковку йогурта. Кроме этого, оказалась вскрыта пачка печенья и выпита почти половина бутылки сока.
— Встать у стены! — скомандовал надзиратель, доставая рацию. — Не хватало еще проблем…
Курьер
Спустя час Павлов встретился со странным незнакомцем, который собирался что-то передать адвокату от Одессита.
Им оказался среднего роста мужчина лет сорока, с длинным шрамом на виске. На его шее поблескивал крест, а на загорелой руке была изображена кошачья морда в мушкетерской шляпе.
Павлов намеренно не стал протягивать руку для приветствия — он слышал, что среди воров не принято здороваться, как это обычно делают мужчины, и лишь слегка кивнул.
Незнакомец протянул Павлову мятый конверт, на котором было написано крупными буквами: «Адвокату Павлову А.А.». Он был заклеен, а на границе склейки стояла размашистая подпись.
— Это его рука, — пояснил мужчина.
— Что с Одесситом? — спросил Артем.
— После вашего ухода ему стало плохо. В больничке он сейчас, в реанимации. Лепилы говорят, все плохо. Шансов нет. Да, и еще. Помимо этого конверта, Одессит еще написал и передал в администрацию, чтобы потом на ваш московский адрес переправить. Он хотел, чтобы на его маляву начальник свой штампик шлепнул, и боится, что они этого не сделают. Им ведь проще «потерять» это письмо. Я понятно объясняю?
— Вы хотите сказать, что Одессит попросил заверить свое письмо печатью начальника колонии? — уточнил Павлов, и уголовник кивнул.
— Просто знайте, если оно до вас не дойдет.
— Спасибо, я буду иметь в виду.
— В любом случае Одессит напоследок сказал, что, если малява не уйдет в Москву, в зоне бунт начнется, — сказал на прощание мужчина и усмехнулся. — Но это уже не ваша забота.
Он ушел, а Павлов внезапно подумал, что даже не знает имени этого человека. Он аккуратно вскрыл конверт, и ему на ладонь выпала флеш-карта. Дешевенькая, поцарапанная, с небольшим объемом памяти. Такие уже, наверное, и выпускать перестали.
Убрав флешку в карман, Артем вспомнил о Морозове и набрал его номер.
— Артем, здравствуй. Я уже сам хотел тебе позвонить.
— Что-то новенькое появилось?
— Да. Но это не телефонный разговор. Давай пересечемся, заодно и перекусишь. Запоминай адрес…
— Хорошо, только через час-полтора, ладно? Мне еще в больницу съездить нужно.
Алиби
Через час они встретились в летнем кафе. Павлов приехал в прекрасном расположении духа — действительно, в ГКБ № 19 обнаружилась карта Кристины, где черным по белому было написано, что в период с 22 по 30 июня 2001 года Яснова К.В. проходила стационарное обследование. Копии данной карты, заверенные главврачом, уютно устроились в его папке. Григорий уже ждал его, перед ним лежали пухлый блокнот, скоросшиватель, пепельница и слегка дымилась чашечка кофе.
— Я поел, так что заказывай сам. Не волнуйся, здесь хорошо готовят, я у них все время обедаю, — сказал он, закуривая сигарету.
К Павлову тут же подбежала худенькая официантка.
— На ваш вкус. Что-нибудь свежее и полезное, — попросил Павлов, одарив девушку искренней улыбкой. — И зеленый чай, пожалуйста.
Зардевшись, официантка смущенно пролепетала, что все будет готово через несколько минут, и умчалась на кухню.
— Итак, что у нас есть. С кого начинать, Артем? С Милещенко или Бугрова?
— Не имеет значения.
— Тогда начнем с Милещенко. Вот сведения о его недвижимости. Как я уже говорил, все зарегистрировано на его супругу. Кстати, она постоянно проживает здесь, при том что сам Милещенко работает в Москве.
— Это, конечно, немного странновато, но в наши дни можно встретить и не такое. И раздельное проживание супругов не является нарушением закона.
— Верно, не является. Но меня заинтересовали продавцы этой недвижимости, ты не прогадал, когда предложил их пробить. Так вот, смотри. Две квартиры проданы людьми, чьи близкие или родственники привлекались к уголовной ответственности, причем по одинаковому составу преступления — сбыт наркотиков. Впоследствии дела прекращались по различным причинам, а обвиняемые оказывались на свободе. Это те, кто мог позволить себе заплатить. — Григорий перевернул страницу. — А вот список тех, у кого с деньгами было похуже. Эти дела тоже вел Милещенко, и все обвиняемые благополучно получили свои сроки. Не забывай, что обвинительные заключения утверждал Бугров, а потом их передавали в прокуратуру. Но там я копать постеснялся — сам понимаешь, другой уровень, я и так залез довольно глубоко… Артему принесли заказ, и он, с удовольствием вдыхая тонкий аромат горячего блюда, вооружившись ножом и вилкой, принялся за обед, коротко бросив:
— Продолжай.
— Помнишь, я говорил, что Милещенко был в разработке у ребят из собственной безопасности? Он подозревался в сбыте крупных партий наркотиков. И, к слову, поговаривали, что он и сам был не прочь уколоться, но это ладно. Так вот, в конфиденциальной беседе я выяснил, что оперативные наработки по этим фактам были на корню срезаны, и кем бы ты думал?
— Бугровым? — предположил Артем, вытирая салфеткой губы.
— Точно. Но все материалы в сохранности, более того, до сих пор живы люди, которые готовы дать показания против Милещенко. Этот хлыщ и Бугров покрывали друг друга. Так же Бугров помог отмазаться Милещенко после того, как тот в пьяном состоянии сшиб ветерана с внучкой.
Рука Артема с вилкой застыла в воздухе.
— Даже так?
— Это дело долго скрывали и в итоге замяли. Милещенко даже не предложил родственникам погибших хоть какие-то деньги, и те обратились в суд, но дело снова спустили на тормозах, и факт остается фактом — дед, ветеран войны, с внучкой погибли, и виноват в этом Милещенко.
— Когда ты все успел? — поразился Артем. Он сложил вилку с ножом крест-накрест на тарелке и отодвинул ее в сторону.
— Можем, когда хотим, — уклончиво произнес Григорий. — Продолжать?
— Спрашиваешь!
— С Милещенко все. Теперь что касается Бугрова. Вся его недвижимость приобреталась через доверенности по такой же схеме, как и у Милещенко.
Официантка принесла чай и, забирая пустую посуду, бросила на Павлова застенчивый взгляд.
— Несомненно, они действовали заодно. Даты приобретения ими недвижимости если не совпадают, то, во всяком случае, имеют очень небольшой промежуток времени. А потом Бугров увольняет Милещенко. И этому тоже есть объяснение. Последняя покупка Милещенко не имела продолжения применительно к его боссу, то есть Бугрову. Речь идет о коттедже. Улавливаешь, адвокат?
— Думаю, что да. Милещенко решил не делиться с Бугровым, и они из-за этого поссорились. Вот и вся причина. А сдавать друг друга им было не резон — оба замазаны по самые шеи.
— В точку, Артем. После дела Кнута Бугров получает награды и повышения и со своими манатками едет в Москву. Милещенко еще немного болтается здесь, потом продает две квартиры (это помимо тех, что зарегистрированы на его жену!) и тоже выдвигается в столицу. Такие дела.
— У меня еще есть вопросы по поводу смерти Зорина. Того самого следователя, что вел дело.
— Его родня уверена, что это было убийство.
Павлов задумчиво забарабанил пальцами по столу. Он и сам уже начинал так думать. Постепенно в его сознании вырисовывалась четкая картина происшедшего, и оставалось только поражаться, насколько было забито и бесправно местное население, чтобы бесконечно терпеть происходящий здесь произвол — и от банд, и от тех, кто, по сути, должен был защищать их от этих банд.