Проверяющие на корабле и в миграционной службе не могли верно произнести имя Подыль. Когда девушка представила, как они с Тхэваном будут давать имена их детям, у нее покраснели мочки ушей. Подыль поздоровалась и с другими женщинами. Все они были разных возрастов и говоров и наперегонки старались поделиться с вновь прибывшей тем, что могло быть полезным для жизни здесь.
Фермы, в которых сообща живут работники сахарных плантаций, называются camp, то есть «лагерь». Лагеря делятся по числу жителей: в некоторых живут лишь члены одной семьи, в других же – несколько семей. Лагерь «Сэвен»[17], в котором оказалась Подыль, состоит только из выходцев из Чосона. Подыль хотелось спросить, принадлежит ли поле, которое перед ними, семье Тхэвана, но сдержалась.
– А каков сейчас Чосон? – спросил кто-то у Подыль. Она не знала, что ответить, и лишь покачала головой.
– Я слышала, что японская Восточная колонизационная компания захватила всю землю простых чосонцев, это правда?
Подыль смутно припоминала, как деревенские мужчины, сидя под деревом при въезде в Очжинмаль, бурно обсуждали что-то подобное, но Подыль, в чьей бедной семье не было и клочка земли, который могли бы отобрать, это нисколько не заинтересовало.
– Я вправду не…
Подыль вытерла влажные от пота руки о подол юбки.
– А правда ль, что теперь в Чосоне разрешено платить лишь японскай монетой?
– Верно, что даже после того как государя насильно затащили в Японию и оскорбили, чосонцы промолчали?
– Я… я не знаю, как обстоят дела в стране, – тихим голосом сказала Подыль. Это было правдой. Ее мать всегда обрушивалась на детей, стоило им принести в дом разговор о японцах.
– Но ведь говорят, что и волостные старосты[18] сейчас – все японцы.
Об этом Подыль знала наверняка.
– Откудова вам энто здесь известно? И в нашем Чучхоне начальником волостной канцелярии стал некий Накамура, – удивленно сказала Подыль. Она была поражена, что новости из далекого Чосона здесь знали лучше нее самой.
– То бишь они хотят взять Чосон в тиски! – крикнул кто-то сгоряча.
– Молодец, что сбежала от этих япошек! – Чэсон наполнил рюмку Подыль.
Казалось, что, только покинув Чосон, девушка по-настоящему узнала, что это была за страна, точно так же, как когда-то, только уехав из Очжинмаль, поняла, насколько ее родная деревня – крохотный колодец. На повышенных тонах люди говорили, что в Чосоне невозможно жить. Подыль казалось, что она одна спаслась, оставив в пылающем огне маму и братьев. Девушка залпом осушила рюмку, налитую ей Чэсоном. В груди стало пламенно горячо.
Захмелев, люди запели:
На острой высокой вершине горы Коолау
Порывы ветров осушают траву и листву,
Бескрайнее море грохочет о берег волнами,
Печально качается в танце тростник.
Заалеет закат, поднимутся звезды над нами,
На север, где море, глядя, сигарету я вновь закурю.
В этой песне чувствовалось, что испытывали люди, которые приехали на Гавайи и остались здесь жить и трудиться. Трое-четверо встали и начали танцевать в такт песне. Еда и радость захлестнули присутствующих – невиданная картина в Чосоне, где люди страдают от голода и японских гонений. Подыль было жалко, что она не могла поделиться увиденным с мамой. Сердце болело от горечи, что она не сможет накормить такой вкусной едой своих братьев.
Гости вновь и вновь просили жениха спеть, и Тхэван неохотно встал. Захмелевшая Подыль уставилась на мужа не отрывая глаз. И тут зазвучал его гулкий, раздающийся будто из самого живота, голос. При свете луны Тхэван выглядел еще более браво и солидно. И такой человек – теперь ее муж! Гордость и радость, которые девушка не могла открыть при других невестах, целиком ее поглотили, и она зачарованно смотрела на Тхэвана.
Прекрасная наша страна, где горы высоки и полные воды!
В каждой горе сила воли! В каждой речушке свобода!
Неподконтрольность! Свобода! Любимая сердцем земля!
Великий Чосон – неизменно в веках твое имя!
Пока не иссохнет земля и солнце пока не остынет,
Чосон, что к востоку от солнца, – имя твое навсегда!
Из текста песни Подыль ярко выделила три слова: Чосон, свобода и неподконтрольность. Чосон, свобода, независимость! Девушка испугалась и огляделась по сторонам. Ей померещилось, что сейчас откуда-то нагрянут японские полицейские и схватят Тхэвана. Тем временем голос его становился все громче, но полиция так и не появилась. Однако взволнованное сердце девушки не могло успокоиться.
– Для меня враг есть сам Чосон. Из-за слабости нашей страны я потеряла мужа и сына. Но Пхова не Чосон, потому тебе не придется ничего защищать. Поезжай туды, подумывай о нас иногда, рожай детей и живи счастливо. Вот энто все мои пожелания.
Голос матери прозвучал ярко, будто только что законченная вышивка. А Тхэван все продолжал петь о свободе и независимости Чосона. Подыль взволнованно оглядела присутствующих. Все они мирно сидели и наслаждались вечером. Но мы же на американской земле Пхова, то есть Гавайях! Поэтому здесь, как громко ни кричи о независимости Чосона, японская полиция не придет. Может, поэтому Гавайи называют раем? А еще потому, что женщины сидят за одним столом с мужьями, едят и пьют. Подыль успокоилась. Теперь в этом раю оставалось лишь счастливо жить с мужем-землевладельцем и пойти учиться. По другую сторону дороги, в полях, которые, должно быть, принадлежали Тхэвану, рос тростник и, будто ограда, оберегал ее счастье.
Проснувшись от жжения в горле, Подыль обнаружила, что лежит одна на полу, обнесенном сетками от комаров. Девушка вспомнила, что, после того как она выпила еще три-четыре налитые ей кем-то рюмки, женщины отвели ее в комнату и уложили спать. Что сказала бы мать, узнай она, что первую брачную ночь ее дочь провела пьяной? По спине потек пот. С улицы все еще доносились громкие голоса. Прислушавшись, она различила, что говорят лишь один-два человека, а значит, праздник подходил к концу. Из окна проникал свет, но в комнате было темно.
Сквозь москитные сетки Подыль осмотрелась. И хотя по сравнению с картинами, которые девушка все это время рисовала себе в воображении, комната была маленькой и ветхой, с мебелью и стеклянными окнами она казалась намного лучше дома в Очжинмаль. Ей также понравилось, что вместо кровати на полу лежала циновка. В маленьком глиняном горшочке на комоде стоял ее свадебный букет. Подыль вспомнила, что, когда ее вели пьяной в комнату, она настаивала на том, что нужно взять с собой цветы. Цветочные бусы, подаренные ей детьми, лежали у изголовья. С самого первого дня она показала себя с нелучшей стороны.
За окном раздались женские голоса. Кажется, женщины наводили порядок. Подыль подумала, что если хотя бы сейчас предложит свою помощь, то сможет загладить вину, и встала. Убрав москитные сетки, она открыла входную дверь, но при слове «жених» резко остановилась. Девушка машинально подошла к окну и вся превратилась в слух. В разговоре о женихе непременно упомянут и невесту. Подыль было страшно интересно, что о ней думают эти женщины.
– Жених совсем в беспамятстве. Он же и первой брачной ночи толком провести не смогёт. – Голос принадлежал госпоже Кесон, самой старшей из жен.
Ее звали так потому, что до приезда сюда она жила в Кесоне, хотя говорят, что родом она была из Хванчжу провинции Хванхэ. От слова «первая брачная ночь» лицо Подыль зарделось, несмотря на то что она была одна.
– И все же я и представить не могла, что Тхэван так послушно женится. Он же говорил, что никогда не станет заключать брак по фотографии.
При этих словах мамы Джеймса, ровесницы мамы Джули, сердце Подыль упало.
– Ужли он мог отказаться, коль парализованный отец все уж устроил? Я все делала втайне и даже не сказала моему мужу, боясь, что жених узнает раньше времени.
Значит, свадьбу устроили за его спиной? От слов женщины ноги Подыль подкосились.
– И когда жених прознал обо всем? – спросила мама Тусуна, вторая по старшинству после госпожи Кесон.
– За три дня до приезда невесты. Он был страшно против, поэтому старик слезно умолял его жениться, говоря, что мечтает увидеть внука, покудова не отправится на тот свет. Мой муж его успокаивал, и я на него ругалась, что он меня сильно подводит. Так что и не говорите!
Подыль рухнула на пол. Она даже не почувствовала, что сидит на москитных сетках. В Чосоне жениться по воле родителей было обычным делом. Так отец выдал упрямую и своевольную Хончжу замуж за человека, которого она до свадьбы и в глаза не видела. Но даже в Чосоне вряд ли устраивали женитьбы, о которых молодые узнавали за три дня. Получается, что, пока Подыль мечтала о том, как Тхэван станет ее мужем, Тхэван даже не знал о ее существовании. То есть его безразличие и холодность объяснялись не характером и не тем, что с их первой встречи прошло совсем немного времени, а тем, что его, как быка, арканом затащили к алтарю. И из-за такого человека Подыль переживала бурю эмоций, качаясь, будто на качелях.
– Мама Джули, ты хорошо постаралась. Покладистую выбрала невесту! – Слова госпожи Кесон не звучали как комплимент.
– Я попросила найти хорошую девушку и дала свахе больше денег. Это невеста, которую сваха нашла по специальному запросу через своего брата. – В голосе женщины чувствовалась гордость.
Услышав, что за нее свахи получили больше денег, Подыль почувствовала себя товаром на рынке.
– И все ж во внешности она сильно уступает Тари! – раздался голос ровесницы мамы Тусуна, госпожи Вонсан.
Кто такая Тари? Все внимание девушки сосредоточилось на следующей фразе.
– Да кому уж за ней угнаться. Удивляюсь, как он так держится, ведь после ее потери он ходил живым трупом.
Обмерев и все еще сидя на полу, Подыль продолжала слушать разговор.