– Хотите, я вам почитаю?
Старик Со был поражен тем, что его невестка способна прочесть газету. Подыль было приятно читать для свекра и вместе с ним разбираться, что же там написано. Как говорил старик, газета позволяла сидя на одном месте взглянуть на расстояния в тысячи ли, ведь эти небольшие, размером с обеденный столик, бумажные страницы вмещали много разных новостей. Из еженедельной газеты можно было узнать все, от больших и малых происшествий в жизни Гонолулу до новостей о деятельности борцов за независимость в разных частях света. А еще там писали о важных для жизни знаниях и фактах и как вообще устроен мир.
До этого Подыль абсолютно не интересовалась войной, которая велась в Европе, так как считала, что это ее не касается. Однако, читая газету, она поняла, что ошибалась. Благодаря выручке с поставок предметов первой необходимости для фронта воюющим странам США стали мощным государством. Тем не менее, когда в прошлом году немецкая подводная лодка напала на британское торговое судно, погибло более ста находившихся на борту американцев. Под этим предлогом американское правительство объявило о вступлении страны в войну, после чего экономика Гавайев, на которых располагались американские военные базы, улучшилась, поднялись зарплаты рабочих на плантациях, и чосонцы тоже оказались в выгодном положении. В газетах появлялись статьи о соотечественниках, которые открывали магазинчики или преуспевали в деле и вносили много пожертвований. Из-за войны гибли люди, но, с другой стороны, благодаря войне другие стали лучше питаться и лучше жить. На фоне этого новости из Чосона были неутешительными.
– Поэтому в слабой стране обычный народ несчастен. Посмотри на Америку! Стоило погибнуть ее гражданам, как страна тут же ввязалась в войну. Насколько же сильным чувствуешь себя, когда за спиной такая страна?
Как говорил старик Со, жизнь народа в Чосоне под гнетом японцев становилась все тяжелее, и к тому же случился неурожай и началась эпидемия. В своем последнем письме Кюсик отвечал, что все в порядке, однако, что случилось в семье с тех пор, узнать было невозможно. После новостей о Чосоне сердце у Подыль болело несколько дней. Она гнала прочь мысли о том, что знания – это болезнь, ведь газета давала также и лекарство. Этим лекарством были новости о том, что Движение за независимость разворачивалось и за границей: в США, Китае, России. Щедрые пожертвования Тхэвана помогали борцам за страну. Подыль было радостно от этого, словно муж помогал ее собственной семье, но в то же время осознание того, что он поддерживает Пак Ёнмана, человека, который выступает за военные действия, угнетало.
Подыль хотелось не только обсуждать с мужем прошедшие за день события и бытовые вопросы, но также делиться с ним своими мыслями. О том, что писали в газетах, о войне и Движении за независимость, о своих детских воспоминаних, ранах… Хотелось лечь рядом и засыпать, разговаривая о том о сем. Однако при взгляде на Тхэвана, с плотно сжатыми губами погруженного в чтение газет или бухгалтерской книги, Подыль не чувствовала сил даже завести разговор. Когда наступало время отправляться ко сну, мужчина выключал свет, торопливо сжимал грудь Подыль и тут же засыпал.
Девушке было горько и обидно от мыслей, что всю свою нежность, тепло и заботу муж отдал своей первой любви, Тари, а она для него была лишь объектом удовлетворения физических потребностей. Ей было интересно, как живут другие супружеские пары, но едва ли она могла задать этот вопрос маме Джули. Когда женщины ежедневно шутили, что ее лицо светится, а значит, молодой муж хорошо поработал ночью, на душе становилось еще более одиноко.
– Ты такая молодая, очень скоро родишь малыша!
Подыль тоже хотелось поскорее завести ребенка. Казалось, что его появление хоть немного, но сократит дистанцию между ней и мужем. А еще она мечтала побыстрее положить карапуза в объятия свекра, который так страстно желал появления внука на свет. Однако никаких признаков беременности пока не было.
Могила «Евы»
Чем ближе было воскресенье, тем сильнее Подыль приходила в возбуждение: она ждала не только посещения могилы, но и возможности выйти куда-то с Тхэваном. С начала замужества она ходила лишь вместе с семьей Джули на пляж Кахуку. Когда Джули приехала домой на каникулы, ее родные планировали семейный выезд. Однако в те дни появились дела на плантациях, и Чэсон не смог выбраться, поэтому вместо него взяли Подыль, которая вдобавок была готова присмотреть за детьми. Даже на пляже среди отдыхающих в глаза девушки бросались лишь молодые супружеские пары, воркующие между собой.
Тхэван иногда ездил в Гонолулу, но Подыль, за исключением походов в прачечную и магазин, никуда не выезжала. Мама Джули несколько раз говорила ей сходить в церковь, но девушке было сложно поехать одной, без свекра или мужа. А еще было морально непросто потому, что она знала: ее мать молится за благополучие своих детей Будде. Старик Со рассказывал ей, почему покинул церковь:
– И тогда, и сейчас много верующих, поэтому почти все вращается вокруг церкви. Наша семья поначалу тоже активно туда ходила. Да и дети научились писать в школе корейской письменности при церкви. Но когда не стало моего сына и жены, мне было неприятно думать, что это Божья воля, и, возможно, поэтому я больше не захотел ходить в церковь. Наверное, из-за того, что я начал ходить туда не благодаря вере, желания вернуться так и не возникло. Тхэван испытал то же самое.
И хоть на самом деле они шли на кладбище, Подыль, которой предстояло провести целый день вдвоем с мужем, воодушевилась так, словно они отправлялись на пикник. Девушка заранее купила все необходимое в японском магазине и у китайских продавцов, и в воскресенье, встав с первыми петухами, начала готовить еду для поминок. Днем стояла жара, поэтому сделать это заранее возможности не было. Вспоминая мамины рецепты, девушка потушила лук-шалот и молодые капустные листья, обмакнув их в водянистое тесто, пожарила обвалянные в муке с яйцом тонкие кусочки рыбы и говядину в соевом соусе. Приготовленные в масле и соевом соусе блюда хранятся дольше.
Еду для свекра Подыль приготовила и поставила отдельно, а остальное сложила в корзину для пикника, одолженную у мамы Джули. Туда же она собрала платок, на котором совершит подношения, тарелки, палочки, а также бутылку китайского алкоголя и вареные яйца. В последнюю очередь девушка положила рис в коробочке, которую Тхэван брал с собой на перекус во время работы в полях, и флягу с водой. Доверху наполнив корзину, Подыль трепетала от мысли, что по завершении подношений они разделят в тени дерева обед вдвоем с Тхэваном.
Убрав со стола после завтрака, Подыль достала свой розовый наряд. Пусть ей будет жарко, но на первый поклон деверю и свекрови она никак не могла прийти в простой одежде. Старик Со, опираясь на трость, проводил их до двери. Такой длинный путь оказался ему под силу благодаря ежедневной ходьбе, которую устраивала ему Подыль, поддерживая под руку.
– Мы скоро вернемся! Вы поправитесь, и мы обязательно сходим на кладбище вместе! Я оставила вам еду, пожалуйста, пообедайте! – сказала Подыль, держа руку старика, но, почувствовав на себе взгляд Тхэвана, обернулась.
Когда их взгляды встретились, муж спешно отвел глаза. Иногда Подыль чувствовала, что Тхэван наблюдает за ней, когда они остаются со свекром наедине. Видимо, он следит за тем, как хорошо она справляется с ролью невестки.
Тхэван и Подыль поднялись в повозку, переполненную людьми, – все направлялись в церковь. В их числе были и Чэсон с семьей. С самого раннего утра сильно пекло солнце.
– Энто как ты в такое пекло?! Попроси мужа купить тебе зонтик! – сказала громко мама Джули так, чтобы сидевший напротив Тхэван ее услышал, и прикрыла своим зонтиком Подыль.
– Дык где же мне им пользоваться? – поспешно ответила девушка.
Повозка ехала по той же дороге, по которой в день свадьбы приехала Подыль. Она невольно подумала о Сонхве, с которой они расстались на этом пути и с тех пор ни разу не виделись. Она могла бы попросить маму Джули сообщить ей новости, но не хотела, ведь даже если бы подруга была в беде, Подыль все равно никак не смогла бы ей помочь. Единственное, на что она надеялась, каждый раз вспоминая Сонхву, перед которой чувствовала себя в долгу, – это что Сокпо завязал с прежним образом жизни.
Вслед за Тхэваном Подыль сошла с повозки на развилке, ведущей к церкви. До вокзала нужно было идти двадцать-тридцать минут. Когда повозка скрылась из виду, Тхэван взял из рук Подыль корзину.
– Чего туда можно было в таком количестве напихать? – пробубнил под нос он, почувствовав вес своей ноши.
Даже налегке Подыль еле поспевала за мужем. Шелковый наряд прилипал к телу, а ноги, казалось, вспрели от носков. Дойдя до станции, Тхэван поставил перед женой корзину и отправился покупать билеты. Стоя рядом с корзиной, Подыль свежим взглядом посмотрела на станцию Кахуку, на которой оказалась снова спустя четыре месяца – время, пролетевшее так быстро и одновременно тянувшееся так медленно, за которое она словно стала совсем другим человеком и в то же время ничуть не изменилась.
На станции было шумно и многолюдно. Здесь собрались прибывающие и отбывающие, встречающие и провожающие. По одному лишь взгляду можно было понять, что это рабочие с плантаций и их семьи. Малочисленные белые люди были либо хозяевами плантаций и членами их семей, либо туристами, приехавшими на живописные пляжи. Все они ехали в вагонах первого класса, проезд в которых стоил как три дня работы в полях или как десять дней стирки, которой занималась Подыль, надрывая плечи и спину.
«Сколько ж они зарабатывают, раз могут себе позволить потратить столько за проезд?»
Подыль стояла, глядя в сторону вагонов первого класса, но, услышав раздавшийся за спиной крик, обернулась. За ней стояла тележка, доверху груженная чемоданами. Подыль торопливо взяла корзину и отошла в сторону. Тележку толкал гавайец, а рядом с ним, видимо, шагал, раздавая указания, хозяин, мужчина-хаоле. Следом за ними шли жена, держащая за руку девочку, и кормилица с младенцем на руках. Люди не давали им пройти, и они остановились перед Подыль. Жена смотрела на ребенка и беседовала о чем-то с кормилицей.