Недовольные этой статьей жены сторонников Ли Сынмана ворвались в офис газеты, требуя немедленно перепечатать статью, порочащую их президента. Ответственный редактор показал им письма, полученные от корейского Общества Красного Креста в Шанхае, сказав, что они стали основанием для публикации, и выгнал женщин из здания. То, что увидела вечером Подыль, было результатом беспорядков, которые устроили вломившиеся в офис мужья изгнанных накануне женщин. Штурмующих задержала полиция, а пострадавшие получили помощь в больницах. Раны Тхэвана были несерьезными, поэтому, получив первую медицинскую помощь в больнице, он вернулся в офис, чтобы навести порядок. Однако около восьми вечера захватчики снова проникли в здание, побили служащих и даже сломали печатные машинки и издательское оборудование. Тхэван получил от них дубинкой по голове.
– Значит, это были не японцы. Но где ж видано, чтоб свои же били своих? Независимость или что там еще, всем этим я сыта уже по горло! Для меня ты, отец моего сына, на первом месте, а потом уже независимость! Прекрати это сейчас же! Давай все бросим и поедем, как семья Джули, в Вахиаву. Там мы сможем забыть и Чосон, и независимость и наконец-то начнем спокойно жить! – плакала Подыль.
Объяснив, что произошло, Тхэван не проронил больше ни слова. Он будто онемел.
О потасовках среди корейцев стали писать и в местных газетах, что привело к новым стычкам. Конфликт среди соотечественников становился все острее. Долгое время Тхэван ходил рассерженным в офис, плотно стиснув зубы. Подыль с беспокойством наблюдала за мужем, чувствуя себя так, будто балансирует на острие ножа.
Через несколько дней Тхэван вернулся домой рано, купив свинины и игрушку для Чонхо – деревянную машинку с крутящимися колесиками. Подыль была рада игрушке больше, чем мясу. Чонхо не отходил от купившего ему машинку папы ни на шаг. Спешно готовя ужин, девушка ощущала, как ее душа балансирует между надеждой и беспокойством.
Все втроем они сели за стол. Пока Подыль готовила, Чонхо прилип к папе, который принес ему игрушку, и весело с ним играл. Мальчик отказался слезать с колен отца даже за ужином. При виде такой картины Подыль прослезилась. Как трогательно! Они собрались по-семейному втроем и едят вкусную еду, пусть и без закусок! Вот о чем она мечтала! Однако из-за непривычных действий Тхэвана маятник в душе Подыль качнулся в сторону беспокойства.
– Мне написал господин Кесон. Сказал, им нужны помощники в прачечной. Их дочь с семьей уехала на материк, а для них двоих работа очень тяжела, – произнес Тхэван, закончив ужин и отпив немного рисового напитка.
Душевный маятник Подыль на мгновение приподнялся в сторону надежды.
– Что ты имеешь в виду? – спросила девушка в предвкушении перемен.
– Ну, они сказали посоветоватьса с тобой!
– О чем советоваться? Поехали сейчас же! Я больше не хочу здесь оставаться!
При виде охваченной радостью жены Тхэвану было сложно продолжить:
– В Вахиаву вы поедете вдвоем с Чонхо. Куда лучше жить у госпожи Кесон, чем с чужими людьми, правда? Ты и сама все прекрасно знаешь. Они из благородного рода и люди порядочные, и моим матери и отцу были как брат и сестра.
Сердце Подыль упало.
– А ты?
Тхэван отвел взгляд.
– Как ни крути, но мне нужно в Китай! Работа в офисе, как я понял, мне не подходит, а бороться здесь с Товарищеским обществом я не хочу. Мои враги не чосонцы, а японцы! Командир Пак формирует Правительство Республики Чосон, а значит, мне нужно туда ехать!
Основой правительства, которое создавал Пак Ёнман, становилась вооруженная борьба. В глазах у Подыль потемнело. Свершилось то, чего она так боялась.
– Прошу, не надо ехать туда! Я тебя не пущу! Ты же знаешь, из-за чего умер мой отец! Ты не представляешь, как после его смерти мы с братьями страдали без главы семьи! Прошу, не надо! Я боюсь, что с тобой что-нибудь случится!
Все те слова, которые Подыль прятала в душе, опасаясь, что они станут искрами и вызовут пожар, вырвались из ее уст вместе с рыданиями. В комнате раздавался лишь ее горький плач. Ладошкой, похожей на кленовый лист, Чонхо смахивал мамины слезы. Наблюдая за этой картиной, Тхэван становился еще решительней.
– Нужно непременно бороться, чтобы смерть твоего отца и брата не была напрасной! Я хочу быть достойным отцом своим детям! У нас должен быть готов ответ, когда Чонхо начнет спрашивать, что делал в то неспокойное время его отец. Если я не поеду сейчас, то буду жалеть об этом всю свою жизнь! Я не могу это допустить! Чонхо, пока папа будет рубить гадких японцев и возвращать страну, ты же сможешь стойко и дружно жить с мамой?
На вопрос Тхэвана мальчик с неуместной живостью кивнул головой.
Тхэван доехал вместе с Подыль до Вахиавы и помог довезти вещи. Сев с мамой и папой в поезд, охваченный восторгом Чонхо что-то без умолку лепетал. При мысли о том, что совсем скоро им придется расстаться с Тхэваном, Подыль жалела о каждой ушедшей секунде и чувствовала, как к горлу подступает ком. И даже то, что в Вахиаве живет Хончжу, не приносило утешения.
Когда они сошли на станции, в глаза девушки бросились солдаты в форме. Некоторые корейцы, живущие в районе Вахиава, работали на заводе по производству ананасов и консервов, но большинство держало магазины для солдат из казарм Скофилда. Наибольшей популярностью среди них пользовались прачечные. Других хаоле, кроме солдат, особенно не было. На улице, где вереницей выстроились прачечная, мужская парикмахерская, пошивочное ателье, галантерейная лавка, мебельный магазин и обувная мастерская, не было видно больших и красивых зданий, как в Гонолулу, зато чувствовалась какая-то другая энергия. Тхэван с чемоданом в руках пошел вперед и нашел нужный дом, а Подыль с Чонхо на спине бежала за мужем, глотая слезы.
Прачечная семьи Кесон располагалась на улице Палм-стрит. Ожидавшие прихода Подыль и Тхэвана супруги встретили их с радостью. Со стороны улицы в здании с железной крышей синего цвета была прачечная, а позади нее – две комнаты и тесная кухонька-гостиная размером с обеденный стол. На заднем дворе, где можно было сушить белье, находились место для стирки и туалет.
Пока Тхэван тайком делился своими планами с господином Кесоном, Подыль помогала его жене накрывать на стол. Перемешивая шпинат, госпожа Кесон сказала Подыль, которая двигалась беспокойно, словно стояла на краю света:
– Что поделать! Если мы хотим вернуть страну, то всем нам стоит выступить единым фронтом. Движение за независимость – это не только борьба с японцами с оружием в руках. Если ты со спокойным сердцем разрешишь мужу совершить задуманное, то тоже таким образом проявишь любовь к Родине!
Подыль думала, что женщина может так легко говорить потому, что дело не было ее личной проблемой. Тем не менее в ее словах девушка нашла большое утешение и поддержку.
После того как Тхэван решил уехать, Подыль постоянно вспоминала мать. Если бы госпожа Юн об этом узнала, она бы во всем обвинила себя: «Дочь повторяет судьбу своей матери!». Подыль знала наверняка, что ее мать опасалась, как бы воинственность мужа-повстанца не передалась ее оставшимся детям. Все эти разговоры были в их семье табу и поэтому никогда не поднимались.
Знала ли мать, чем занимался ее муж? А может, ей все это не нравилось, но она не могла ему запретить делать свое дело? Гордилась ли она им? Считала ли его поступки благородством? Больше всего Подыль волновало то, как мать терпела неизвестность, когда отец уходил из дома. Только лишь из-за детей? Подыль любила Чонхо, но казалось, что даже если рядом будет сын, она все равно не сможет вытерпеть жизнь без Тхэвана. Но, как сказала госпожа Кесон, стать главой семьи вместо мужа, сражающегося с Японией, и растить сына – это тоже вклад в Движение за независимость. Подыль щедро положила Тхэвану риса.
Все пять человек, включая Чонхо, сели за стол. Оказавшись в незнакомом месте, мальчик застеснялся и притих. Госпожа Кесон рассказала подробнее о прачечной. Брат их зятя, который держал в Лос-Анджелесе продуктовый магазин, связался с их зятем, с которым они работали в прачечной, и предложил расширять вместе бизнес. Оба брата приехали сюда работниками на сахарных плантациях, но потом один из них перебрался на материк, а другой женился на старшей дочери семьи Кесон и осел на Гавайях. Зять очень хотел жить вместе с братом, а дочь желала растить детей в материковой Америке, таким образом они и решили уехать.
– Они предлагали и нам ехать с ними, но как же ехать туда без дела? Да и неспокойно оставлять здесь других детей. Младший сын предлагал оставить прачечную и переехать к нему в Гонолулу, но нам было жалко бросать любимое дело. Потому мы тебя и позвали.
Если удавалось в месяц получить четыре доллара за обстирывание одежды одного солдата – от формы до носового платка и носков, – то это считалось очень хорошим и надежным заработком. Однако если из-за жесткой конкуренции кто-то снижал цену на свои услуги, то поток клиентов мог резко обмелеть. Однако фирма семьи Кесон за время работы заручилась доверием постоянных клиентов и наработала весьма неплохую базу.
– Мы лишились рабочих рук, так что я подумываю нанять кого-нибудь еще.
Женщина пообещала Подыль платить двадцать пять вон в месяц, постепенно повышая зарплату. Подыль, которой придется жить без Тхэвана, была благодарна уже и тому, что госпожа Кесон предоставила ей еду и ночлег.
– Прошу вас, позаботьтесь о моей жене в мое отсутствие! – сказал Тхэван госпоже Кесон.
– Не волнуйся! Не знаю, будет ли ей тяжело, но грустить я ей не дам. Когда мы жили на ферме «Ева», твоя мать заботилась обо мне как о младшей сестре. Так что, памятуя о ее милости, я присмотрю за твоей семьей, а ты возвращайся целым и невредимым!
Господин Кесон, который недавно говорил с Тхэваном, кивал головой. Видимо, он был согласен с женой.
Тхэван решил переночевать здесь и уехать на следующий день. Комната, которую выделили Подыль и Чонхо, была не меньше той, что у них была на улице Панчбоул. Как только они остались втроем, к Чонхо вернулась прежняя живость. Увидев, как сын прилип к Тхэвану и что-то ему лепечет, Подыль вновь не смогла сдержать слезы. Только после того как ребенок после капризов и уговоров наконец уснул, супруги остались наедине. Опустив голову, Тхэван произнес: