[28] У одной муж уехал, у другой – умер, третью вообще бросили… Что было хорошего в том, что три женщины собрались вместе?
Им было по двадцать три, они были всего лишь на четыре года меня старше. Если бы мне сказали, что через четыре года меня ожидает подобная жизнь, я бы тотчас же уехала прочь.
– А под той, которую бросил муж, ты подразумеваешь меня?
Тетя уставилась на меня. Я посмотрела на нее, и выражение моего лица говорило: «Разве не так?».
– Если ты так думаешь, то сильно заблуждаешься! Не меня бросили, а я бросила!
Тетя залпом опрокинула стакан. Так или иначе, мне было все равно.
– Да-да, конечно! А теперь спокойной ночи!
Я быстро забрала у нее пустой стакан и встала. Мытье посуды, уборка и стирка входили в мои обязанности. С тех пор как мама поручила тете брата, она ясно дала ей понять, чтобы та поручала нам столько дел, сколько стоило бы нам проживание. Поначалу я занималась тем же, чем раньше брат, – сидя рядом с тетей по вечерам, читала чеки из ресторана, записывала в гроссбух и вела подсчеты. Не то чтобы она собиралась потратить эти деньги, но, если цифры не сходились, мне приходилось пересчитывать по несколько раз, а в дни, когда торговля не шла, я была вынуждена слушать ее жалобы – скука смертная. Поэтому я решила, что лучше уж займусь домашним хозяйством.
– Верни стакан обратно! – крикнула мне тетя, когда я направилась к раковине. – Отец умер, мать умерла, вот я и осталась сиротинушкой.
В возрасте за сорок завести песню о том, что ты сирота? Качая головой, я поставила стакан перед тетей. Я прикинула, что в сложившейся ситуации угождать тете не так уж и плохо. Если мама категорически будет против того, чтобы я поехала в Висконсин, единственным человеком, на кого можно будет опереться, если мне откажут в финансовой помощи, будет именно тетя Роуз. Известная своими щедрыми пожертвованиями корейским политическим организациям, она не сможет делать вид, что не знает о моем положении. Дело было не только в университете. Мама не разрешит мне и встречаться с Питером тоже, ведь у него не только кожа другого цвета, но вдобавок есть японская кровь. Ну а о браке и речи быть не может (вторым пунктом по плану была женитьба сразу по окончании университета). И в этом единственной моей поддержкой тоже станет тетя. Правда, неизвестно, послушается ли ее моя упрямая мама.
– Ты тоже принеси себе чего-нибудь выпить!
Я достала из холодильника бутылку колы, открыла ее и села напротив тети.
– Всего лишь кола? Ты скучная, вся в свою мать! Мы с тобой вдвоем, могли бы и выпить по стаканчику. В твои девятнадцать я уже стала вдовой, вышла повторно замуж и даже ребенка родила! – сказала с ухмылкой тетя Роуз.
Мама, конечно, скучная, но то, что и я такая же, – с этим я ну никак не могла согласиться. Тетя и не представляет, какие во мне кипят страсти!
– Ну, не совсем. Мне восемнадцать лет и шесть месяцев, – поправила я тетю, хотя совсем недавно сама же считала и ее, и свой возраст по-чосонски.
Когда я поступила в начальную школу, больше всего путалась в подсчете возраста. В школу в Вахиаве ходили не только чосонцы, но и китайцы, японцы, филиппинцы, португальцы и дети из разных других диаспор. Всем им было от шести до семи лет. Я же хвасталась, что мне восемь, а потом вдруг оказалось, что я врунья. Только корейцам при рождении был уже год.
– Я хоть и постоянно твержу, что в Чосоне нет ничего хорошего, но подсчет возраста – правильная вещь. Ежель считать по-американски, не беря в расчет времени нахождения в утробе матери, получится, что ребенок в животе пока что не существует.
– Но мы не в Чосоне, а на Гавайях, на американской земле!
Вот уж не думала, что буду говорить тете такие же очевидные вещи, какие постоянно повторяю своей маме. Мама покинула Чосон больше двадцати лет назад, но не избавилась не только от чосонского языка, но и от образа мыслей и жизни. И как такой человек дал своим детям английские имена? Конечно, сама она называет нас с братом по-чосонски. Я думала, что с тетей можно найти общий язык, но все же видно, что она кореянка. Корейцы и американцы не только по-разному считают возраст, но и записывают имена. Корейцы до своего имени напишут фамилию, ведь они считают, что прежде всего – семья, а потом – человек, а прежде семьи – страна (как для моего отца). И в записи даты у них на первом месте год. А все потому, что прошлое или будущее для них важнее нынешнего дня (как для моей мамы). Но для меня же самое важное – сейчас.
– Верно, мы здесь, на Гавайях. Пытаясь изменить судьбу, я приехала на чужую землю, бежала от бед и в итоге садилась в лужу. В общем, я долго пожила, всякого натерпевшись от жизни, – пробурчала, как старушка, тетя и осушила залпом стакан.
Затем она взяла бутылку виски и наполнила сама свой стакан, пролив несколько капель. Подавив желание встать, я раболепно продолжала сидеть. Чтобы не сделать это Рождество по-настоящему худшим из всех, мне, безусловно, нужно было снискать расположение моей верной, но капризной тетушки. Для этого я должна была делать вид, что внимательно слушаю ее рассказы, и задавать вопросы, хотя меня больше ничего в ее жизни не интересовало.
Я решила поговорить о Сонхве. По словам тети Роуз, они с мамой и Сонхвой составляли троицу. Но Сонхву я ни разу не видела и не слышала, чтобы мама про нее рассказывала. Возможно, поэтому никто и не заикался о том, чтобы я называла ее тетей. Еще одна отличительная черта корейцев – они называют человека не по имени, а словом, которое поясняет вашу с ним связь. Когда я была ребенком, меня часто ругали, если я называла кого-то только по имени. До сих пор не понимаю, зачем, но мама наказала называть своих подруг aunt, то есть «тетями», потому что они ей как сестры.
– А где сейчас живет Сонхва? Она снова вышла замуж?
Тетя Роуз пристально посмотрела на меня. «Да-да, я спрашиваю потому, что все ваши с мамой истории невероятно скучные», – отвечала я про себя.
– Сонхва… вернулась в Чосон.
Тетя залпом осушила еще стакан. Было бы намного интересней, если бы она снова вышла замуж. Мне уже надоело даже притворяться, что мне интересно, и я наполнила стакан тети виски. Уж лучше я быстрее ее напою, и она уснет.
– Знаешь, почём она уехала в Чосон? У нее обострилась своя болезнь, – ответила тетя Роуз на вопрос, который я не задавала, и осушила бокал.
Она была больна? Если тебе больно, то ты, наверное, скучаешь по дому.
– Своя болезнь? Что это значит? – небрежно бросила я и снова подлила алкоголя.
– Я говорю о болезни, которой страдают ведуны.
– Это еще кто такие?
Тетя Роуз что-то пробормотала, словно пытаясь найти английский эквивалент, а затем сказала:
– Точно, их еще называют ся-сяманы.
Сейчас даже произношение тети было малопонятным.
– А, шаманы! То есть Сонхва стала шаманкой?
Я сидела, откинувшись на спинку стула, но сейчас наклонилась к тете. Шаманка? Это уже хоть немного интересней!
– Да. Изначально шаманкой была ее бабушка. В Чосоне шаманы – профессия очень низкая. Бабушка Сонхвы отправила свою внучку замуж сюды, чтоб ее не презирали…
Я побоялась, что тетя соскочит с темы, поэтому прервала ее вопросом:
– То есть она была и fortune teller? Гадалкой?
– Ну, гадалкой ее не назовешь, но то, что она внезапно выдавала, когда в нее вселялся дух, порой оказывалось правдой. Узнав об этом, некоторые люди стали захаживать к ней тайком, хотя и говорили, что верят в Иисуса. И все же она сильно старалась сделать так, чтобы болезнь ее не поглотила.
Тетя прикончила бутылку. Будь Сонхва здесь, я бы хотела расспросить у нее о своей судьбе. Смогу ли я поехать учиться в тот университет, в который хочу, поженимся ли мы с Питером? Она же мне тоже тетя, так что наверняка погадала бы мне бесплатно. Жаль.
– Но почему она вернулась обратно? Если в Чосоне профессия шамана такая низкая?
– Ради своего ребенка. Она о нем заботилась, потому и уехала. Ты могла и не знать…
Не успев закончить фразу, тетя Роуз упала ничком на стол. Я подхватила уже покатившийся на пол стакан и повела тетю в комнату. Дряблая, как мешок муки, она ничего не понимала, когда я дотащила ее и уложила на кровать. Я сняла с нее кардиган, подумав, что в нем ей будет душно, и тетя, открыв пьяные глаза, сказала:
– Пёрл, негоже тебе жаловаться на маму. Она все делает ради твоего же блага!..
То есть противиться моей мечте – это ради моего же блага? Вот уж прекрасно! Все, что ни делают родители, можно оправдывать тем, что они так поступают ради детей. Если бы тетя была трезвой, то с ней можно было бы поспорить, но затевать дискуссию с пьяным человеком – лишняя трата времени и эмоций.
– Да-да, знаю! А теперь спи!
Я подложила тете подушку и укрыла ее одеялом. Она что-то пробурчала и тут же захрапела. Я собиралась уже уйти, но мое внимание привлекло состояние комнаты. Ее несколько дней не убирали, поэтому здесь царил беспорядок. Обычно я прибиралсь каждый день, но ресторан был несколько дней закрыт, и тетя проводила тут много времени, поэтому я запустила порядок. Когда тетя протрезвеет, будет кричать на меня за то, что я не выполняю должным образом своих обязанностей. Подумав, что было бы неплохо хоть немного прибраться, я начала собирать разбросанную по полу одежду. Под завалами я нашла какой-то деревянный ящичек. Открыв крышку, я обнаружила в нем фотографии и письма. Выпавшее оттуда письмо было от Чарли.
Вряд ли бы в это время мне уже позвонил Питер. Телефон висел на стене в гостиной, поэтому и мне позвонить ему было нельзя. (До каких пор мне придется жить, оглядываясь на взрослых? Скорее бы покинуть Гавайи!) Я хорошо поспала днем, поэтому вряд ли мне удастся быстро заснуть. Пусть мне и надоели тетины рассказы о прошлом, фотографии и любовные письма казались неплохим способом убить время. Храп тети будто приказывал мне покинуть комнату. Она спала так, что не заметила бы даже бомбардировки Гонолулу.