– Константин Павлович, вы всегда говорили о Доброжелателе – «он». Вы уверены, что ваш тележник мужчина? – Дуся подняла вверх голову и с прищуром поглядела на портовика.
Митрохин растерялся на мгновение. Вопрос от Дуси прозвучал неожиданно и трезво. Мужики, кажется, решили, что девочка сейчас разрыдается, начнет сопли на кулак мотать. А девочка – вона как. Глядит пронзительно и ждет ответа.
– Я, типа, как бы об этом не думал, – сознался Семинарист. – Я на сто один процент уверен, что наш тележник – мент…
– Почему? – перебила Евдокия.
– Много с этими гражданами общался, – хмыкнул портовик. – На своей шкуре их манеру изучил, так что отвечаю – наш тележник мент. Причем высокопоставленный.
– Но он не обязательно мужчина? – выжидательно нахмурилась сыщица. – Подумайте, пожалуйста, Константин Павлович, откуда у вас взялось такое ощущение? Это очень важно!
Митрохин перевел взгляд на Сергеевича. Создавалось впечатление, будто авторитетные мужчины, только что потолковав наедине, как бы несколько списали со счетов хрупкую, встревоженную участью друга девушку. Мирон, поймав взгляд портовика, кивком головы попросил того выполнить просьбу сыщицы: подумать крепко, со старанием.
– Если это баба, – начал медленно разгоняться Семинарист, – то баба эта мент не ниже подполковника… Или таможенница в крупном ранге…
– Или она живет с ментом, – быстренько подкинула предположение собеседница.
– Тогда она живет с обоими! – весело хмыкнул Палыч. – И с таможенником и с ментом!
Евдокия удовлетворенно откинулась на спинку кресла. Она услышала все, что хотела.
– А почему ты спрашиваешь? Ты что-то…
Договорить Семинаристу не позволил сигнал офисного селектора. Митрохин быстро подошел к столу, нажал на клавишу прибора:
– Да, Нина.
– Константин Павлович. К вам из администрации. Ольга Викторовна и Валентин Олегович, – четко доложила секретарша.
– Минуточку, – попросил Семинарист и чуть смущенно поглядел на столичных визитеров. – Черт, совсем забыл. У меня встреча с людьми назначена. Саш, может, позже перетрем? Власти предержащие ждать не любят…
– Не грузись, Костян, забились.
– Вечером жду вас в ресторане.
– Договорились, – вставая и одергивая пиджак, сказал Миронов. – Я на тебя надеюсь, Костя.
– Часиков в семь, позвони мне, Саша, скажи, куда за вами машину прислать…
Полная самых мрачных дум, обдуваемая свежим ветерком, Землероева стояла на крыльце и хмурила брови. Александр Сергеевич башкой крутил.
– Где Толя и Димон? – пробурчал Мирон, не находя на стоянке родимого «Лексуса».
– На помойке, – невнимательно отчиталась Евдокия.
– Где?!
– Шмотки мои разыскивают.
– Какие шмотки?
– Грязные. Я, Александр Сергеевич, буду к Муромцевым возвращаться. В ресторан сегодня вы один пойдете.
– Ты чё, Дусь? – выходя перед Евдокией, пристально глядя ей в лицо, проговорил опешивший авторитет. – В своем уме?!
– В своем, – хмуро подтвердила Евдокия. – Начинать надо из дома Муромцевых. В смысле, снова начинать.
Медленно подбирая слова, с максимальной убедительностью, Евдокия поведала Миронову, зачем засобиралась возвращаться в дом, откуда вероятно поступил звонок, предупредивший похитителей. Настойчиво стояла на своем: все ниточки стягиваются к семейству Муромцевых и убийству Ильи Владимировича. Николай Васильевич начал собственное расследование, в результате которого забеспокоился Доброжелатель. Если верить Шаповалову, его друг Муромец был шибко умным мужиком и оба сына могли приезжать к нему советоваться по служебным вопросам. То есть разговоры в том доме велись серьезные, касающиеся одновременно таможни и ситуации в ГУВД.
– Отсюда, Александр Сергеевич, вывод: Доброжелатель имеет непосредственное отношение к семье Муромцева. И нам в его доме нужен свой человек. Чтоб, так сказать, держать руку на пульсе событий.
– А ты не боишься, что тебя саму там пульса лишат?
– Боюсь. Но ходить с вами по ресторанам, когда Николай Васильевич неизвестно где… – Дуся нервно передернула плечами. – Мне надо туда вернуться, Александр Сергеевич. Надо собственными глазами увидеть, что там творится, о чем Муромцевы толкуют, кто как себя ведет… Это будет нам полезно, все сведения по розыскным мероприятиям Николая Васильевича будут стягиваться – туда. Пропал их гость и друг.
– Пожалуй, – внимательно выслушав Дусю, перестал упираться авторитет. – Самая горячая информация будет поступать туда сразу же… Но идея, сестренка, рисковая, одну я тебя туда не отпущу, поедем вместе.
Евдокия пораженно уставилась на Сашу. Влиятельный рецидивист засобирался в семейство извечных врагов любого криминала?!
Нормальный ход…
Да он и с Паршиным-то двух слов связать не мог! Вечно цапались, как волкодав с волчарой!
Отважное и, пожалуй, вынужденно-вымученное решение, Евдокия сразу же отвергла:
– Это в качестве кого же вы, Александр Сергеевич, в тот дом поедете? Я там как-никак невеста.
– Как твой старший брат, моя драгоценная, – хмуро высказался Миронов.
– Ага. Хорошо придумал, братец, – ернически закивала Дуся. – Да от вас, Александр Сергеевич, уж простите, за версту вашей сущностью несет! Вы и меня, и себя подставите. Муромцевы вмиг поймут, кто вы такой, пробьют по свои базам и – что? Вы думаете, они не выяснят, что у москвича Саши Мирона нет никакой сестры, зато его пожилая теща замуж собралась?.. А я кто тогда такая, а? Хитрая девица с лихим и темным прошлых, да?!
Миронов мрачно покривился. Его жертвенность, кажется, оборачивалась глупостью.
– Нет, Александр Сергеевич, увольте. Я сейчас надену свое грязное тряпье и поеду плакаться: я бедная овечка, всю ночь плутала по лесу, пугалась каждого куста, еле-еле обратную дорогу нашла. Я дура набитая, меня убогую и обидеть-то – что против Бога согрешить.
– Ты дура набитая, если не поняла, что сейчас в кабинете Семинариста произошло.
– А что там произошло? – притворно изумилась Дуся.
Мирон нахмурился: Евдокия переигрывала, притворяясь тугоухой безделушкой.
– Не зли меня, сестренка. Я за тебя вписался.
– Александр Сергеевич, пожалуйста, не надо меня обижать. Вы дали слово, что я не вынесу из кабинета Константина Павловича ни единого слова, я понимаю всю серьезность положения.
– Не понимаешь. О некоторых вещах не знает даже Вася Конник.
– О господи, – вздохнула Евдокия. – Вы имеете в виду, что Василий Никитич не знает, что его сотоварищ Константин Павлович прослушивает телефонные разговоры господина Воропаева и крепко за ним приглядывает через какого-то доносчика?
Ошалев от откровенности тугоухой овечки, Миронов оглянулся на недалекую дверь офиса портовиков и прошипел:
– Ты что? С ума сошла?! О некоторых вещах нельзя вслух говорить!
– Ну да. Конечно. Василь Никитич прикидывается разбойником с понятиями и делает вид, будто не понимает, откуда Семинарист ему жареную информацию в клюве приносит. Иначе не бывать благородному разбойнику новым смотрящим. Так, что ли?
– Ты меня, на хрен, в гроб вгонишь, Землероева!
– Ну что вы, Александр Сергеевич, мне такая честь без надобности.
– А если парни твое тряпье не привезут? – неожиданно хмыкнул Миронов.
– Поедем и разыщем огородное пугало! – заведено воскликнула Евдокия, измотанная нервотрепкой дальше некуда. – Скажу – в болото забралась и вымокла, переоделась в то, что под руку подвернулось, пугало раздела!
– Подготовилась, значит? Все, я вижу, продумала?
– С Муромцевыми, Александр Сергеевич, на шармачка не прокатит. Муромцы – семья серьезная.
– А если Доброжелатель среди них? Если он тебя раскусит?
– А если раскусит, то пусть ломает голову – зачем я вернулась? Почему брожу вокруг да около?
– Прирежет.
– Обломается, – сквозь зубы выдавила Дуся.
Миронов тягуче, исподлобья, поглядел на Евдокию. Вспомнил все, что прежде выпадало на ее долю, и спорить перестал. Молоденькая сыщица не только проверенная молчунья, но и опытный боец, огнем и пулями испытана, бестолково рисковать не станет – знает, куда лезет и что делает. Паршин говорил про Дусю: осторожная, как сто чертей!
Да и разве остановишь?..
– Придумаешь, куда телефон упрятать?
– А то, – ухмыльнулась Евдокия. – Только купить его сначала нужно. Желательно помельче и полегче.
К офисному крыльцу на лихом развороте подрулили пятьсот семидесятый «лексус». С пассажирского кресла, разве что не на ходу, выпрыгнул Димон:
– Во! – заорал, предъявляя на обозрение дивно грязные и невесомые Дусины тряпочки. – Нашел!!
– Ты чё орешь, чудило? – негромко процедил Миронов.
– Дак это, – подбегая к шефу и сыщице, обрадовано заговорил охранник: – Мы все бачки обшарили – нет как нет!.. А их не вывозили, полнехоньки стоят. Потом… глядим – бомжара ползет. Мы к нему…
– Короче!
Охранник виновато поглядел на шефа и закончил повествование кратко:
– Отняли у бомжихи.
– Боже, – простонала Землероева. – Я надеюсь – вы это с нее не сняли?!
После ванны и душистых полотенец переодеваться в грязную пропотевшую одежду и так мука мученическая! А уж если ту одежку еще и бомжиха успела примерить…
– Не-е-е, – задумчиво (и не слишком уверенно) протянул Димон. – Она в них тоже… как бы…
– Побрезговала одеваться, – закончила Землероева.
– Ага. – И пожаловался: – Дикая зараза, непуганая еще. – На ребре Димоновой ладони красовались неровные отметины неполных бомжеских зубов.
– Прижги, – спускаясь по крыльцу, невнимательно посоветовал заботливый шеф. – И укол от столбняка сделай.
9 отрывок
«Лексус» ехал по дороге к губернаторскому поселку. Все ездоки молчали. Шофер и охранник молчали, так как разговаривать приказа не было. Миронов не мешал Евдокии настраиваться. Операция по обратному внедрению в дом, полный всяческих профессионалов, – мероприятие не детское.
– Здесь останови, – негромко попросила Дуся примерно за километр от шлагбаума поселка, – дальше дорога ровная, ни одной канавы на обочине нет.