Вопрос относительно того, зачем сыщице понадобилась канава, Миронов задал мимически, высоко поднимая брови.
– Я чистая, отмытая, – не отвлекаясь от настроя, равномерным усталым голосом вымолвила Дуся и открыла дверцу. – Изваляться надо. Качественно. Чтоб никаких сомнений не было – всю ночь плутала, извозилась. Толь, бутылка с водой есть? Косметику с лица надо смыть. Точнее, размазать.
Евдокия спустилась с подножки на землю, придерживаясь о ручку, сказала Миронову:
– Вы здесь подождите. Я переоденусь и одежду вам отдам.
Валяться в канаве при мужчинах зрителях Евдокия не стала. Переоделась в кустиках, положила снятый костюм на сиденье рядом с Мироном, туфли на полу пристроила, потом взяла предложенную шофером бутылку минералки и попросила:
– Уезжайте. Дальше я пешком, босой ногой по грязи.
– Удачи, – пристально глядя на усталую – без всякого наигрыша! – девушку, сказал авторитет. – Помни наш разговор. И…ни пуха, ни пера, сестренка.
Евдокия трижды сплюнула через плечо и поползла по откосу, валяться в пыльной засохшей канаве.
Джип уехал до того, как девушка легла на землю.
* * *
К шлагбауму губернаторского поселка Дуся подбиралась, так сказать, огородами. И на то была существенная причина. К КПП вела прямая полукилометровая нитка шоссе, в будке у охранников наверняка лежала фотография пропавшей девушки, гостьи этого поселка. Что сделают секьюрити, когда на дороге покажется чумазая искомая персона – понятно каждому. Мужики тут же схватятся за телефоны и известят весь свет (и в первую очередь фазенду Муромцевых), что девица нашлась.
А Евдокии этого не нужно. Землероева топала к фазенде в надежде лично уловить на лицах домочадцев Ильи Владимировича неподготовленные выражения. Если Доброжелатель там, он может не справиться с секундной оторопью, на его (или ее) лице может промелькнуть растерянность. Или злость. Или задумчивость. Но никак не радость.
Он (или она), конечно, голову сломал – куда невеста подевалась?! Но вряд ли тут же засияет, увидев поцарапанную Дусю. Вначале хоть на секунду, но опешит. И эту оторопь Евдокия собиралась уловить, так как, по большому счету, за тем и шла: приглядываться и ловить.
…Землероева кралась к шлагбауму вдоль длинного высокого забора, огородившего поселок. К ограде вплотную подступали сосны, Дуся шагала от ствола к стволу, на дорогу выпрыгнула чертом из коробки!
– Дяденьки, – громко заскулила двум мужикам, лениво перекуривавшим у шлагбаума. – Дошла наконец-то!.. Нашла вас!!.. Я в гости приезжала, помните?!
Из разинутого рта одного из дяденек едва не вывалилась сигарета. Мужики глядели на чумазое явление и мысленно сравнивали его с полученной утром фотографией приличной горожанки в кисках.
Но опознали. И засуетились. Один метнулся в крошечный офис, бормоча: «Счас, счас я позвоню!»…
Евдокия заорала:
– Не надо! Не надо никому звонить!
Мужик остановился уже в дверном проеме, недоуменно и чуть подозрительно поглядел на Землероеву.
– Это почему еще? Вас с самого утра разыскивают…
– Я не хочу такой показываться, я грязная! – плаксиво забубнила Дуся. – Отвезите меня до ворот на этой машине, – Евдокия ткнула черным пальчиком в чистенький «фордик» у забора, – и позвоните у ворот по домофону. Пусть меня такой увидит только один человек!
Мужики с сомнением переглянулись. Но с места не двинулись.
– Пожа-а-а-ауйста, – провыла сыщица. – Не поднимайте переполох, дайте мне себя в порядок привести…
Личико Дуси, на совесть вымазанное в придорожной пыли, исполосовали засохшие подтеки воды, вполне сходящие за слезы. И если брать отметины за факт, то слезы эти поливали щеки обильно, долго, истово. Девчонка выглядела измученной приблудной кошкой, охранники тут же сжалились, вздохнули: у этих баб вечно одна красота на уме…
– Отвези ты ее, а? – со смущенным сомнением глядя на коллегу, предложил охранник, так и не прошедший до телефона в сторожке. – Чего ей в таком виде здесь ходить.
На благородство нормальных русских мужиков Евдокия и рассчитывала. На благородство и уверенность, что им понятны женщины.
Прежде чем усесться в «форд», Землероева попросила застелить газеткой переднее сиденье.
Охранник остановил машину у ворот. Вышел. Дуся «замешкалась», потеряв разношенный балеток под сиденьем.
Мужик снова подумал, что ему все понятно в женщинах, нажал на кнопочку домофона и единолично застыл под объективом камеры, передающей, что творится перед домом.
В динамике прозвучало хрипловатое, искаженное «да». Сикьюрити, приодетый в форменную одежду с логотипом ЧОПа, позвал:
– Выйдете, пожалуйста, тут к вам пришли.
Едва с обратной стороны ворот заскрежетал засов, Евдокия выпрыгнула из машины, приготовилась упасть на грудь какого-то Муромца и разрыдаться…
В воротах стоял высокий незнакомый парень.
У Дуси на мгновение застряли в горле истерические всхлипы. Симпатичный блондин недоуменно и нахмуренно разглядывал чумазую девицу в одной туфле.
– Вы… это… Сережа, да? Сын Евгения и брат Милены,– определилась Землероева, вспомнив фотографии из альбомов Ираиды Генриховны. И представилась: – А я – Инесса.
– Инесса, значит, – с непонятной интонацией буркнул парень и посторонился, пропуская пропыленную персону на территорию. – Спасибо, – сказал Сергей секьюрити, приложившему два пальца под козырек бейсболки, и захлопнул дверь.
Евдокия ожидала совсем не такого приема. Ей представлялись охи, ахи. Горячо расставленные руки и предложенные для рыданий жилетки. Мыть личико Землероева не собиралась долго, хотела посидеть перед Муромцевыми как есть – в грязи, пыли, подтеках «слез».
Но сын таможенника Евгения Ильича вел себя чрезвычайно странно. Грудь для рыданий не подставил, шибко обрадованным не выглядел, протокольным жестом предложил «Инессе» следовать впереди себя и повел ее к дому бабушки. (От Муромцевых Евдокия знала, что на следующий день после похорон деда, Сергей уехал на соревнования, к которым готовился в летнем спортивном лагере, и парня ждали только к девятинам.)
Дуся неторопливо шаркала балеткой по плиткам дорожки и суматошно прикидывала, что могло произойти такого, что ее так приняли?! Почему сын таможенника диковато и странно отреагировал на ее появление в поселке? Почему не расспрашивает, что с ней случилось, а молча дышит в спину? Что здесь произошло-то в самом деле?!
На крыльцо дома вышла вдова Муромца Елизавета Викторовна.
И Дуся таки получила ожидаемую реакцию! Вдова прищурилась на парочку из Дуси и Сережи, не поверив глазам, немного растерялась… И наконец-то хоть кто-то всплеснул руками!
– Боже мой, Дусенька, нашлась, моя хорошая!!
Землероева радостно вскочила на крыльцо, обрушилась на долгожданную приветливую грудь и разрыдалась с таким непритворным облегчением, что удивилась сама себе – какой талантище пропадает в туне! По Дусе МХАТ тоскует всем составом.
– Пойдем, пойдем, моя бедняжка, – поглаживая Евдокию по содрогающейся спине, Елизавета Викторовна повела «бедняжку» в дом. – Не плачь, все позади.
Дуся и вдова в обнимку прошли до гостиной. Евдокия приготовилась сочинять и лепетать…
Но замерла на полуслове.
В центре комнаты стоял ее московский шеф Паршин собственной персоной.
Муромцевы, кроме Ираиды Генриховны, тоже встали, услышав из прихожей оглушительные всхлипы. Дуся, собиравшаяся считывать по лицам – кто здесь ей рад, а кто в задумчивости пребывает, повисла на вдове шокированной полуобморочной макарониной.
И висела бы так довольно долго, пока в себя приходила от неожиданности. Но Паршин сделал несколько шагов вперед, перехватил с рук Елизаветы Викторовны безвольную лапшичку и так стиснул в объятиях, что выдавил весь воздух из девичьих легких!
– Ты здесь откуда? – тихо и придушено просипела Дуся в командирское ухо.
Недавний артистический настрой схлынул, как его и не было. Евдокия судорожно размышляла: «А что ей теперь делать-то?!» Начальник тискал ее в объятиях, довольно внятно приговаривал: «Дуська, Дусенька, нашлась, живая!..». То ест врать, что она заблудившаяся невеста Шаповалова, бесполезно в принципе. Все уже в курсе, какая из Дуси Землероевой Инесса Сигизмундовна.
Сыщица висела на крепких командирских руках, в груди ее невольно разрасталась злость – нештатное появление командира все планы поломало! И что ей теперь, спрашивается, Муромцевым втирать?!
Довольно громко Евдокия зашипела в паршинское ухо:
– Ты что не…
Рот Евдокия успела захлопнуть до того, как прокололась! Она собиралась спросить Олега: «Ты что, не прочел мое сообщение на автоответчике?», но вовремя поняла: говорить при Муромцевых о том, что у нее был телефон, но она почему-то не позвонила по нему в милицию, все равно что проиграть не только первое сражение, но и войну с Доброжелателем!
Роль «потеряшки» надо довести до логического завершения. Дуся отстранилась от Олега, заглянула тому в глаза и сочинила на ходу вопрос:
– Ты что, не встречал меня сегодня на вокзале? Да? – Паршин кивнул. – А почему?
Продолжая преданно глядеть на командира, Евдокия успевала боковым зрением захватывать и нескольких хозяев. Теперь, правда, ее интересовала не только их реакция на появление «невесты» в доме, Землероева пыталась вычислить: известно ли им о ее сыщицком промысле? И как тут вообще себя вести?! Ломать комедию или уже выступать не девочкой-«погремушкой», а хитроумным профессионалом сыска?!
Ну и облом! Мозги сломаешь, пока хоть что-нибудь изобретешь.
По сути дела, проще было бы продемонстрировать грязные подол и руки, ускользнуть с Паршиным до ванной комнаты, а там уж пошушукаться.
Но как тут ускользнешь?! Младший таможенный Ильич и адвокатесса Алла попадают под обзор, но смотрят так, что фиг поймешь. Ираида Генриховна восседает в кресле прямо за спиной Олега, на лице первой тещи убиенного Муромца перемешались заинтересованное удивление и чуточка восторга.
«Знают! – поняла по восторженной теще Евдокия. – Знают, что я сыщица, а не «погремушка»!» Ломать комедию и держать паузу, дожидаясь пока взволнованный Паршин назовет ее то ли «сестрой», то ли непонятно кем еще, она не стала. Дуся обвела общество твердым взглядом и распрямила плечи.