одкапываться и искать компромат начнут со всех сторон.
И уж если госпожа таможенница не нашла в себе силы признаться в краже дневников даже после убийства свекра, то дело и вовсе швах. Петлей вовсю попахивает или горстью снотворных таблеток.
– В СМС стояла какая-нибудь подпись?
– Нет.
Плохой признак, насупилась Землероева, глядя на измученную женщину.
– Тереза, вспомни очень тщательно. На день, когда произошло убийство Ильи Владимировича, у тебя был загодя составлен план?
– Да. Я собиралась делать стрижку…
– Произошли какие-нибудь изменения? – не дожидаясь полного ответа, нетерпеливо бомбила сыщица.
– Ну… да. Я записалась на пятнадцать тридцать, приехала к стилисту, а в салоне электричество отключилось. Пришлось дожидаться полтора часа, пока электрик…
«Совсем паршиво», – слушая Терезу, загрустила сыщица. Мадам из тех женщин, что не делают секретов из похода к (наверняка) самому лучшему парикмахеру города. Младшие супруги Муромцевы на момент убийства Владимировича были обязаны присутствовать на территории домовладения. Но мадам не могла вернуться с неостриженной головой. Ее машина, как знала Дуся, в тот день в сервисе блаженствовала, и мужу пришлось дожидаться, пока супруга оболванится…
– Что мне делать, Евдокия?!
Выход был один.
– Тереза, тебе придется срочно лечь в больницу. У тебя есть знакомый врач?
– Да, да, – судорожно закивала бывшая Фланель. – А зачем мне ложиться в больницу?
– Чтобы исчезнуть из этого дома и быть под охраной, – не стала подбирать выражений и юлить Землероева. – Уехать нужно уже сегодня ночью. Желательно – сейчас. Вот только что сказать Евгению?..
– Ну, это пустяки, – испытывая видимое облегчение, отмахнулась Тереза. – Моя школьная подруга работает в частной клинике. Пару раз у меня случались почечные колики, так Женя даже «скорую помощь» не вызывает, сам меня туда везет.
– Это хорошо, – задумчиво и не совсем в тему пробормотала Евдокия. – Давай-ка я сейчас выйду из дома, скажу твоему мужу, что у тебя живот прихватило…
– Бок, а не живот, – поправила Тереза.
– Не важно. Важно здесь другое, подруга. В больнице ты не должна есть ничего, что принесут из дома. Уяснила? – Евдокия наклонилась над сидящей на крышке унитаза собеседницей, с максимальной строгость посмотрела той в глаза, и повторила: – Ничего, Тереза, понимаешь? Нельзя съесть даже яблоко, которое из дома принесут. И постарайся меньше выходить из палаты. За территорию больницы – вообще ни ногой.
– Господи, – поежилась жена таможенника. – Ты думаешь, все так серьезно?!
– Про убийство свекра напомнить?
– Нет.
– Об остальном поговорим потом. А сейчас в темпе собирай манатки.
Через пятнадцать минут после того, как Евдокия вышла из дома младших Муромцевых, таможенник погнал машину до больницы.
* * *
– Это ты Терезу выставила?
Паршин сидел в небольшом угловом креслице жениховских апартаментов и наблюдал, как Евдокия разбирается с привезенным из города по приказу старшего Муромца чемоданом, собирается развешивать на плечики одежду.
– Я, – коротко подтвердила Землероева и, закусив губу, прикинула – стоит ли доставать из багажа и перемещать в шкаф яркие тряпочки «невесты безделушки»? – Пожалуй, уже нет, – сказала сама себе и ответила Олегу: – Терезе здесь становится опасно, Паршин. В день, когда произошло убийство Ильи Владимировича, ее случайно не было дома и она случайно не попала в подозреваемые. – Дуся задержала на весу кофточку, пристально поглядела на начальника и произнесла: – Я думаю, Олег, тебе не надо объяснять, какой тут финт мог затеваться.
– Ну-у-у… – Паршин получил информацию и задумчиво прокручивал ее в мозгах. – Предполагаешь, что из Терезы готовили козла отпущений?
– Практически уверена. И даже скажу больше. Я почти не сомневаюсь в том, что после убийства свекра Терезу через пару дней нашли бы мертвой. А в ее вещах обнаружились бы пропавшие дневники Ильи Владимировича, сплошь испятнанные ее отпечатками пальцев. Человек, в присутствии многих свидетелей застреливший опытного «конторщика» и сторожевую собаку, способен на многое, Олежка.
– Согласен. То есть… из подозреваемых ты нашу Фланель уже выключила?
– Сохранила, как вариант.
– Тогда… – Паршин раздумчиво надул щеки, – в подозреваемых у нас остаются только три человека: Максим, Алла и Модест.
– Четыре, – поправила Евдокия, расставляя на полочке косметику. – Еще есть первая теща Ильи Владимировича.
– Смеешься? Ей девяносто лет! У нее пальцы под спусковой крючок не пролезут!
Евдокия отошла от чемодана, села на уголок кровати и серьезно поглядела на начальника.
– Три дня назад, когда я фотографии с Генриховной рассматривала, обратила внимание на то, что она везде сидит чуть ли не в обнимку с первой женой Евгения – Татьяной. Они, Олежка, раньше жили в одном доме, Евгений новый выстроил лишь после женитьбе на Терезе: вторая жена не ужилась с первой свекровью-бабушкой. Показывая мне фотки, Генриховна раза три повторила: «А это наша Танечка». А вот на Терезу она до сих пор порыкивает и это бросается в глаза, Олег.
– И что? Татьяна живет за границей с новым мужем.
– А ты проверь. Проверь, где бывшая супруга обретается, через свои связи в московском ОВИРе.
– Евдокия. Татьяны не было в поселке в тот день.
– Олег. А я тут к шлагбауму огородами пробиралась, – в тон воткнула Землероева, – так хочу сказать: со стороны дороги и леса поселок защищен, а от реки проникнуть – можно. Отсекая подозреваемых со стороны, Марина Сомова, как бывший следователь упирала на момент: во флигеле рядом с хозяином находился выдрессированный пес, которого застрелили уже после убийства Муромца. Буран чужого на территорию в жизни не допустил бы! Но что, если Татьяна приехала поговорить с бывшим свекром…
– Подожди, – перебил Паршин. – Ты хочешь сказать, что Татьяна секретно пробралась в поселок уже с намерением убить Владимировича?!
– Да нет же, Олег! Выслушай меня! В тот день Казимирович выезжал в город, он мог провезти Татьяну на территорию в такси – жильцов не проверяют! А уже после, после того как ей пришлось убить бывшего свекра, она вышла отсюда через пляж. Там можно выбраться.
– Но откуда она пистолет Муромца-то взяла?!
– А все оттуда же. Она пришла поговорить. Муромец во флигеле работал, сейф стоял раскрытым…
– А Буран! – со стоном перебил Олег. – Дуська, ты бредишь!
– Брежу, – согласилась Землероева. – Но тем не менее вполне могу представить картину: Татьяна приезжает поговорить со свекром, видит пистолет в раскрытом сейфе и, когда разговор не складывается, решается на убийство. Собаку в тот момент отвлекали либо Казимирович, либо его маменька. Каждый из них Бурана боялся, так почему бы, по приходе в кабинет Муромца кому-то из них не попросить хозяина сказать собаке: «Фу, свои! Сидеть». Пес бросился на убийцу уже позже, когда выстрел прозвучал.
Паршин тягуче глядел на Землероеву. Кривил губы и недоуменно головой качал.
– Представить не могу, Дусенция, что ты такая бестолочь… Татьяна не может быть Доброжелателем! Она за границей живет!
– Где она живет, мы, Паршин, позже поговорим. А сейчас я тебе вот что скажу – Танечка крутила романы на право и налево, – жестко выговорила Евдокия. – Женька любил ее до жути, но когда ему глаза раскрыли, конечно же развелся. Женщина, сама работавшая на таможне и заводившая романы с половиной городских ментов и таможенников, может иметь источники информации. Женщина, пытавшаяся влезать в серьезные дела, может затаить злобу на свекра, заставившего ее отказаться от амбиций. Ираида Генриховна, души не чаявшая в первой невестке, могла дать ей алиби и сынка подговорить.
– Все сказала?
– Нет. Я понимаю, Паршин, что мои предположения выглядят горячечным бредом, но не хочу упускать ни малейшей…
– Евдокия! – снова перебил Олег. – Татьяна могла приказать Терезе украсть дневники лишь в одном случае – если она загодя готовила убийство свекра и Терезу как подозреваемую! Нам легче попросту выдвинуть в фигуранты Казимировича!
– Согласна. Но Казимирович, Олег, – не мент. Он бонвиван и театральный критик. А хороший человек уверен, что Доброжелатель полицейский или таможенник в чинах.
– Ты ненормальная, – простонал начальник.
– Нет, Олежка, я ищу потерянную мысль. Устраиваю гипервентиляцию мозгов.
Отставной полицейский махнул рукой на девочку, устраивавшую сквозняк в извилинах, встал с кресла и, подойдя к внушительной тумбочке, принялся подтаскивать ее к двери.
– Ты чё делаешь-то, Паршин? – опешила подруга.
– У тебя, Дусенция, от усталости ум за разум заходит, пора спать укладываться, – подволакивая тумбу и пыхтя, сказал начальник.
– Ты собираешься со мной улечься?!
– А ты думала, я тебя одну здесь оставлю? – поворачиваясь к Евдокии, проворчал Олег. – Даже не мечтай. – Евдокия ошарашенно смотрела на начальника, начальник задумчиво вытянул губы и поглядел на толстый шерстяной ковер под ногами. – Могу, конечно, как верный пес, на коврик у двери лечь…
– Да ты можешь ложиться где угодно! Что Муромцевы скажут?
– А я уже им намекнул, что у нас, Дусенция, производственный роман, – хмыкнул Паршин, сел на кровать и начал стягивать носки.
«Верный пес» захрапел едва донес голову до подушки.
Приодетая в целомудренную пижаму Землероева усмехнулась: «Хорош, охранничек…» Вытянулась в струнку параллельно шефу, прислушалась к ощущениям: как-никак сбылась мечта идиотки – она в одной постели с любимым мужчиной!
Но ощущения не появлялись. Их вдрызг прибило сном.
* * *
Утром, едва проснувшись, Евдокия поглядела на дисплей мобильника, купленного ей Мироновым. От Сергеевича в половине второго ночи поступило сообщение: «Срочно позвони».
Дуся осторожно вышла в гостевую ванную (Паршин, проведший прошлую ночь в дороге, даже ухом не повел). Забилась в уголок и вызвала единственного абонента, внесенного в память телефона: