Евдокия благодарно посмотрела на Никитича и продолжила уже как будто для него, не поворачиваясь к темпераментному урке:
– С абсолютной точностью нам стало известно, что Доброжелатель настроил систему односторонней связи. – Держась к Семену спиной, маленько вредничая, Евдокия выражалась с исключительной литературностью. – И если сложить воедино два факта: Николай Васильевич не объявился, а телефоны Ивана Ивановича продолжают безмолствовать, то вывод становится очевидным: два наших пропавших друга ждут, пока Доброжелатель проявит беспокойство и будет вынужден войти в прямой контакт. Только одновременное исчезновение двух весомых персон – гостя семьи Муромцевых и городского смотрящего может заставить Доброжелателя проявиться. Я уверена без всякого сомнения, что Николай Васильевич и Иван Иванович изобрели для Доброжелателя какую-то приманку. Раз они оба до сих пор отсутствуют и тем инициируют полномасштабные волнения в городе.
Дуся обвела взглядом задумчивых мужчин, чуть дольше задержалась на готовом вновь взорваться воропаевце…
– У вас есть какие-то вопросы, Семен?
Возможно, глядя на Землероеву, Моня мысленно считал до десяти, но, скорее всего, раздувал грудь, наполняя ее воздухом, и готовился к какой-то громогласной отповеди.
Качественно выдохнуть ему не дал Василий Никитич.
– Стрёмно как-то, – произнес с сомнением Конник. – Стрёмно. Но чем дьявол не шутит… Может, и вправду, а, Сёма?
Обошлось без воплей, Моня шумно выпустил воздух из легких.
– Если гнида – ментовская, – продолжал Загребин, – то без кипиша не обойтись. Не выманить.
– Вася-а-а, – гнусаво протянул воропаевец, – да ты чё в натуре! Чтобы Иванович позволил городу попасть в бардак, чтобы мы тут стволы из загашников подоставали…
– Да не должно было быть никакого бардака! – вновь влезая в мужские разговоры, заволновалась Евдокия. – Александра Сергеевича я вызвала! Николай Васильевич об этом знать не знал. А то, что вас полиция сейчас шерстит… Так это ради дела! Если не найти Доброжелателя, этот информированный человек так вас всех СОЛЬЁТ, что сегодняшний бардак вам тихим летним вечером покажется! – Дуся плаксиво и молитвенно поглядела на авторитетных мужиков. – Да подумайте вы, ради бога. Ваш Иванович для всех старается.
– Кабы знать, что он старается… – задумчиво пробормотал Никитич.
– А если ты нам сейчас фуфло втираешь, – с грозой продолжил мысль воропаевец, – то с тебя уже трижды спросим.
Дуся мысленно прокляла день и час, когда засобиралась в сыщицы. Вновь вспомнила про маму и начальника, так и не получившего кофе…
– Спрашивать с меня, Моня, будешь, – прозвучал в комнате голос Миронова. – Эта девочка – моя сестра.
– Да и с тебя, Мирон, спросим, – хмыкнув, согласился урка. – Если через сутки… двое Воропай живым, здоровым и веселым не найдется, спросим, Саша.
Сергеевич к угрозе не придрался, проявил терпение. Испытывающе поглядел на Евдокию.
Авторитет и Дуся знали Шаповалова с разных сторон: Мирон как ухажера тещи и соседа, Землероевой свезло вплотную поработать с заслуженным специалистом по туманам. И тут, как говорится, Дусе карты в руки. Пока Миронов все силы интеллекта бросал на поиск слабых мест воровского кодекса и думал, как получше представить ситуацию с похищением городского смотрящего, Евдокия размышляла над иными тонкостями: искала брешь в истории, прикидывала варианты.
И кажется, сумела переквалифицировать инцидент в событие иного рода и порядка.
Было заметно, что Мирон о многом хотел бы спросить «сестренку». В частности, в глазах стоял вопрос: «А ты сама уверена в том, что всем наговорила?» Но озвучивать сомнения Сергеевич не собирался. Паузу держал и думал.
Воропаевский подручный поднялся из кресла. Кряжисто расставив ноги, встал напротив столичного гостя и спросил:
– А за своего тестя, Мирон, ты тоже отвечаешь?
Александр Сергеевич медленно кивнул. Он приехал в этот город на розыски Шаповалова и бросить сейчас будущего тестя на растерзание воропаевцам – это все равно что признаться в слабости, лицо конкретно потерять. Мирону не оставили выбора.
– Ну тады мы сделаем так… – задумчиво оттопыривая нижнюю губу, проговорил Семен. – Твоя девочка, Саша, с нами останется. Чтоб ты своего деда от нас не спрятал, родственный обмен потом произведем.
Миронов взялся руками за подлокотники кресла, пружинисто подогнул колени.
– Моя родня – не хаты, Моня, чтоб родственный обмен устраивать…
– Моня правильно толкует, – раздался в кабинете голос Конника, не позволивший Сергеевичу вскочить. – Если твой тесть, Мирон, большой беды не натворил, если твоя девочка нас не разводит, то ссать тебе нечего.
– Конник, ты типа меня ссыкуном назвал? – картинно оторопел столичный гость.
Судя по тому, как напряглись местные авторитеты и столичный гость, в кабинете снова затевалась смертоносная разборка. Но Конник неожиданно поднял вверх раскрытую ладонь:
– Прости, Саша. Я тебе дело толкую. Если все разрулится, как твоя сестра сказала, бояться ей нечего. Отвечаю. – Василий Никитич мастерски перекинул нелицеприятный термин на девочку, добровольно подставившую шею под топор. На сыщицу, по глупости ввязавшуюся в мужские дела.
Миронов встал, прямо посмотрел на Конника:
– С вами я, Василий, останусь.
– Не-е-е, – практически не скрывая глумления протянул подручный Воропаева. – Ты, Саша, поедешь своего деда разыскивать. И сроку тебе – два дня.
Семен как будто нарочно провоцировал столичного воротилу. Смотрел насмешливо, знал, людоед, что находится на своей территории!
Понимая это, Евдокия быстро сделала шаг вперед, становясь между мужчинами, лицом к земляку:
– Я останусь, Александр Сергеевич! Я верю слову Василия Никитича, ничего худого со мной не случится!
Вставший Конник положил ладонь на плечо девушки, словно ставя на ней тавро собственности.
Как бы ни поступила Евдокия, ее не выпустили бы вместе с «братом». Мирон зря предлагал себя в заложники, местные уже решили за него. Причем задолго до того, как москвичи приехали в офис полуобморочного Семинариста – «просьба» захватить на стрелку Евдокию была высказана еще ночью. Все прочее и остальное – сотрясание воздуха, спуск пара.
– Уезжайте, Александр Сергеевич! – взмолилась Дуся. – Ничего поправить уже нельзя, только хуже сделаете. Езжайте и ищите Николая Васильевича. – Евдокия беспомощно оглянулась на Конника: – Василий Никитич, а можно я другу позвоню? Паршину Олегу. Он будет меня ждать, он сейчас у Муромцевых, зачем вам лишние разборки с полицией?! Они ж меня искать начнут!
Конник кивнул и отступил от Дуси на два шага. Получив молчаливое разрешение, Евдокия достала из сумочки свой мобильник. Трясущиеся пальцы девушки выглядели жалко, но Дуся ничего не могла поделать – ужас вибрировал в каждом ее нерве!
– Олег, Олег, – залепетала она в трубку, едва услышала суровое «алло» разозленного патрона, – со мной все в порядке, но я сегодня не вернусь. А может быть, и завтра не вернусь…
– Мирон с тобой?! – раздался рык.
– Да. Но это не имеет значения. Он ни в чем не виноват, я сама влезла. Олег, не пори горячку! Не говори Муромцам ни о чем! Иначе все испортишь! Пожалуйста!!
Конник вновь положил руку на девичье плечо и сжал на нем пальцы, приказывая закончить разговор. Евдокия отключила связь. Телефон из ее помертвелых пальцев вынул Моня.
Евдокии казалось, что она в бреду или снимается в кино. Артистка погорелого театра Землероева сидела на заднем сиденье джипа с н-скими номерами, с обеих сторон ее стискивали горячие мужские плечи и бедра, на голове – непроницаемый колпак.
Чтоб не сойти с ума от страха, Евдокия считала секунды и повороты. Отмечала, с какой стороны на ее тело падает слабый солнечный свет, проникший сквозь тонированные стекла «ленд-крузера». Пока получалось, что везли ее на северо-восток от города.
Один, два, три… пятьдесят девять – двадцать четыре минуты. Один, два, три… На задворках сознания, не мешая запущенному метроному, плавали отрывочные мысли и видения: Паршин с искаженным от тревоги лицом снует по дому Муромцев, наблюдательные домочадцы звонят братьям в погонах, сообщают, что случилось нечто непредвиденное…
Только б шеф сумел отвертеться от вопросов ушлых Муромцев!
Один, два, три… пятьдесят девять – сорок четыре. Почему Конник отдал заложницу воропаевцам? Как только Миронов ушел из офиса, на сыщицу предъявил права Семен, и пролетарские не пикнули – признали за ним право забрать заложницу с собой, поскольку это их шеф сгинул…
И как произошедшее понять: вор в законе Василий Никитич имеет влияние на всех городских урок или он сдал Дусю, как руки умыл?! Показал, что вмешиваться уже не станет?!
Один, два, три… пятьдесят девять – шестьдесят один. Голова Дуси превратилась в огромный будильник, пару раз ей казалось, что, подпрыгни машина на ухабине чуть выше, мозги взорвутся от боя внутреннего звонка! Будильник тикал, как часовой механизм взрывного устройства самоликвидации. Для детонации достаточно малейшего толчка.
Один, два, три… Начав отсчет секунд, Евдокия уже не могла остановиться. Уже хотела бы, но не смогла. Навязчивое тиканье в мозгах превратилось в манию: тридцать пять, тридцать шесть – поворот налево, – тридцать семь, тридцать восемь… «Я знаю, кто Доброжелатель», – в расслабленном равномерным ритмом мозге мысль проплыла так спокойно и буднично, что Дуся вначале даже не отреагировала – ну поняла и поняла, давно уж знаю…. сорок четыре, сорок пять…
«Что?!» Евдокия сбилась со счета и вцепилась в уплывающую мысль, как утопающий в проплывший мимо скользкий мячик! «Доброжелатель!!»
Да. Чудные выверты фортуны: лишенная друзей и связи девушка решила теорему интриги в самый неподходящий момент. Евдокии даже подумать как следует не дали – «ленд-крузер» совершил плавный поворот, остановился, и с головы сыщицы стянули душный черный колпак.
– Вылезай, приехали.
От яркого света сыщица на пару секунд ослепла, когда прозрела, увидела, что джип стоит посреди неухоженного, заросшего крапивой, лопухами и развесистыми кустами подворья. Прямо перед машиной возвышалась изба-пятистенок в два этажа. В углах двора стояли серые, подгнившие сараи с подпорками у покосившихся стен. «Отель» для заключенной не тянул даже на одну десятую звезды. Видневшийся из-за угла избы сортир грозил улечься на заросшие картофельные грядки.