ынести его на эту сторону... Что-то, что поможет избавиться от посланника. Хоть что-нибудь. Я не верила в родство, он лгал, чтобы я даже не смела пытаться! Но о чарах подчинения я, увы, не могла даже мечтать. Впрочем, об остальных тоже. Какие чары, когда я едва могла создать тусклую искру и прорастить хилый росток, который умрет через час… Сколько бы ни сидела над книгами. Во мне слишком мало силы. Ее почти нет. Я никчемная ведьма. Знает ли об этом посланник?
Он ждал ответа.
Я кивнула:
— Думаю, что да. Но мне нужно мое зеркало.
Трастамара снова молчал, и я буквально видела, как в нем боролись осторожность и отчаянное желание получить желаемое. Только что он был в шаге от цели, но испытал чудовищное разочарование. И это чувство мешало ему владеть собой. В чем же секрет этой проклятой чернильницы?
Посланник с силой сцепил зубы, и жилы на его шее натянулись:
— Хорошо. Я дам тебе зеркало. Но если ты хотя бы попытаешься меня обмануть, и твой муж, и твоя служанка простятся с жизнью.
Сердце пропустило удар. Я подняла голову:
— Хорошо.
Трастамара лично отправился за зеркалом. Но, как настоящий демон, предусмотрел все до мелочей. Запер ставни на замок, велел увести Пилар. Когда закрылась дверь, и лязгнул ключ в замке, по спине прокатило дрожью. Я осталась одна, запертая в настоящей тюремной камере, как опасный преступник. Здесь было трудно дышать, и казалось, что рано или поздно можно задохнуться. Теперь у меня не было никакой уверенности, что я смогу отсюда выйти. Больше того, я, вдруг, осознала, что наши с Вито шансы покинуть этот дворец стремительно приближались к нулю. С самого начала. Трастамара вел себя здесь, как хозяин. И не исключено, что с благословения самого короля. Существует масса предлогов, чтобы избавиться от неугодного подданного. Можно выдумать любой грех. А можно и не выдумывать… достаточно королевского приказа. Или полного забвения.
Я старалась гнать эти мысли, иначе можно просто сойти с ума. Старалась искать выход, но не находила. Потому что его не было. Я даже думала о том, чтобы попытаться разыскать на внутренней стороне свою свекровь. Да, ради меня она не пошевелит даже пальцем. Но ради собственного сына… она ведь мать. Вито не может быть для нее пустым местом. Но и здесь был тупик. Это мое зеркало. С магией моей мамы. Мегера через него не пройдет. Оставался только Желток. Но чем поможет он? Все упиралось в Вито, и я чувствовала себя совершенно беспомощной. Я была так напряжена, что даже глаза высохли.
Я пыталась прикинуть, сколько времени могу провести на внутренней стороне, не раздражая посланника. Путь до дерева занимал три-четыре минуты. Столько же обратно. Полагаю, прождать хотя бы полчаса Трастамара в состоянии… Я все еще надеялась, что смогу что-то придумать.
Но когда проклятый посланник вернулся, все мои нехитрые планы пошли прахом. Следом вошел охранник и поставил в камере два табурета. Трастамара тут же уселся на один, развернул на коленях матерчатый сверток. Достал мое зеркало и поставил на второй табурет. Но рядом с сухим стуком припечатал небольшие песочные часы с делениями. Уставился на меня:
— У тебя десять минут. Когда время выйдет, с каждой лишней минутой твоя служанка будет лишаться по одному пальцу. Когда пальцы закончатся, придется ее убить. Выходит, у нее не больше получаса.
Я потеряла дар речи. Это был чудовищный расчет. Он предусмотрел все. Абсолютно все. Проклятый оборотень не давал мне возможности даже вздохнуть. Я в ужасе замотала головой:
— Я не успею. Десяти минут не хватит. Мне нужно больше времени, ваша светлость.
— Больше у тебя нет.
— Зачем такая жестокость? Ведь всегда можно договориться.
Губы посланника нервно дернулись. Было видно, что он все хуже и хуже держал себя в руках. Не осталось ни отвратительной жеманности, ни холодного расчета. Все это стерлось, как старая позолота. Осталось нервное нетерпение. И злость, которая буквально клокотала внутри. Он будто стал другим человеком. Теперь кем-то третьим.
— Я слишком долго возился с тобой. И не позволю все испортить, когда остался всего один шаг. — Он посмотрел так, будто хотел убить меня взглядом. Вдруг протянул руку, перевернул песочные часы и поставил обратно: — Время пошло.
Я не сразу опомнилась. Переводила взгляд с посланника на пересыпающийся тонкой струйкой песок.
Тот процедил сквозь зубы:
— Время уже идет.
Меня будто ошпарило, к горлу подкатил ком. Я дернулась всем телом, стараясь быстрее коснуться зеркальной поверхности. Отведенного времени едва хватит, чтобы добежать до библиотеки, взять проклятую чернильницу и вернуться. Теперь я не думала ни о чем, кроме того, чтобы успеть. Я никогда не прощу себе, если Пилар получит хотя бы царапину.
Я ничего не видела и не слышала. Не думала ни о свекрови, ни о Желтке. Неслась, сломя голову. Чернильница нашлась там, куда я ее и положила — на полке рядом с книгами. Я зажала в кулаке пузатый флакон и бросилась обратно так быстро, как могла. И больше всего боялась, что не успела.
Когда я вернулась в камеру, в часах падали последние песчинки.
Трастамара криво улыбнулся, размеренно захлопал в ладоши. И каждый звук казался выстрелом.
— Прекрасно, моя дорогая. Я всегда говорил, что главное в любом деле — это мотивация.
Я крепче зажала чернильницу в кулаке.
— Где Пилар? Я хочу ее видеть.
Он проигнорировал вопрос, вытянул руку:
— Давай сюда.
— Я хочу увидеть Пилар.
Посланник шумно выдохнул:
— Не заставляй меня применять силу. Я этого не хочу.
Он был прав: я не слажу с мужчиной. Как бы ни пыталась. Я снова была совсем не в том положении, чтобы торговаться. У меня не было выбора. Я стиснула зубы, сунула чернильницу в протянутую руку.
— Это все? Теперь вы оставите нас в покое? Вы обещали. Где Пилар? Где мой муж? Я хочу уехать отсюда. Сейчас же.
Трастамара лишь молча усмехнулся. Он менялся буквально на глазах. Покручивал в пальцах серебряный флакон, наблюдал, как отражается в нем скупое пламя фонаря. Он выглядел усталым и умиротворенным. Недавняя ярость, сжигающая его, бесследно исчезла.
— Так ответы тебя больше не интересуют?
Я сглотнула, опустила голову. Я очень хотела сказать, что нет. Но не могла. Если я не получу ответов, буду мучиться всю оставшуюся жизнь.
— Интересуют.
— Так что ты хочешь узнать в первую очередь?
Я сглотнула:
— Кто вы такой?
Глава 57
Казалось, от напряжения мое сердце не выдержит. Я боялась не устоять на ногах и прислонилась к стене. Плевать, как это выглядело. Пусть думает, что хочет. Проклятый оборотень уже и так раздавил меня, как жука.
Он уставился со слащавой улыбкой:
— А сердечко ничего не подсказывает?
Я стиснула зубы. Молчала. Не хочу озвучивать предположения. А он ждал, будто в предвкушении неверных догадок. Я облизала губы:
— Нет.
Трастамара разочарованно скривился, становясь похожим на балаганного паяца.
— Жаль…
У меня уже не было терпения.
— Говорите же!
Посланник поднял голову:
— Какое нетерпение… Твоя мать приходилась мне единокровной сестрой. Стало быть, ты обрела любящего дядюшку.
Меня охватило такое облегчение, что я запрокинула голову, откидываясь на стену, и прикрыла глаза. Тяжело дышала. Господи, спасибо! Все равно глубоко внутри я ужасно боялась, что этот человек может оказаться моим отцом. Это было бы кошмарным ударом. Нестерпимым.
Я постаралась взять себя в руки:
— Что случилось с моей мамой? Вы ведь знаете.
Размякшее лицо Трастамары вдруг стало жестким и резким:
— Твоя мать всего лишь поплатилась за собственную глупость. Люди говорят, что в рай силком не затащишь. Так это правда.
— В рай? — Я даже усмехнулась: — Я узнала вас достаточно для того, чтобы понять, что ваш рай может выглядеть иначе. Я не верю, что моя мама была глупой настолько, чтобы…
Я не договорила, опустила голову. Что я сделаю, если услышу, что это совершил он? Своими руками? Что я могу ему сделать? Меня лихорадило от нервного напряжения. Вопросов было столько, что я даже не могла последовательно вести нить разговора. Я ужасно хотела скорее узнать все и покончить с этим.
Покончить…
Но в груди так и сидело леденящее чувство, что нам с Вито никто не позволит отсюда уйти. Я старалась отбросить его, потому что страх лишал сил, но оно сидело ядовитой занозой.
Я постаралась взять себя в руки.
— В документах написано, что имя моей матери Эстер Эскалона. Значит, это неправда? Ведь вы, ваша светлость… говорят, что вы родственник короля. Из принцев Авейро и графов Осорио. Значит…
Трастамара хмыкнул и кивнул:
— Значит, значит…
Я молча смотрела на него в ожидании, что тот продолжит. Но мерзавец не торопился. Хотел, чтобы я вымаливала ответы.
— Как звали мою маму?
— Бланка Осорио принцесса Авейро.
Я с трудом сглотнула:
— Принцесса Авейро? Вы говорите правду?
— Правдивее некуда.
Сердце колотилось где-то в горле. Принцесса Авейро… Получается, что тогда и я тоже приходилась родственницей самому королю… Уму непостижимо… Но что-то маячило, как тень. На самых задворках памяти. Казалось, я слышала это имя совсем недавно. Но не могла толком вспомнить, при каких обстоятельствах.
— Тогда почему вы носите титул простого герцога? Ведь вы принц?
Трастамара снова усмехнулся, и его глаза зло блеснули:
— Принц? Да любой другой титул весомее и уважаемее титула принца Авейро. Самая нищая ветвь, владеющая убогой хибарой и лесочком размером с ладонь! Хотя наша кровь ничем не уступает крови в жилах короля. Больше того — превосходит. Во всем превосходит. Потому что из всего королевского дома только в нашей семье были ведьмы. Сильные ведьмы. Но никто из них не пошевелил даже пальцем ради семьи. Никто из них. Ни моя мать. Ни моя сестра. И никто до них. Прозябали в нищете. Хранили свой дар, как скупец, который питается объедками и носит лохмотья. Но по ночам тайком спускается в подвал и пересчитывает золото в сундуках. — Он почти выкрикнул: — Что толку в золоте, если его не тратишь? И не станешь тратить? Зачем оно?