Он – мой муж.
«Фиктивный, – услужливо заметил внутренний голос. – Фиктивный, он сам напомнил тебе об этом не далее как вчера. Ты не делишь с ним постель. Он даже завещание написал не в твою пользу и прямо тебе об этом сказал».
Но защищает-то он меня не фиктивно. Он не фиктивно спас меня от этого вампира Эдмонда. Не фиктивно следит за тем, чтобы при мне всегда была охрана. И в конце-то концов я просто не хочу видеть его прикованным к постели! Это МОЯ кровь. Имею право распоряжаться ей так, как захочу.
«А если ты не успеешь остановить собственное кровотечение? – Внутренний голос прекрасно знал все слабые стороны моего плана. – Крови понадобится много, ты будешь ослаблена, вполне можешь потерять сознание. А рядом не будет никого, кто мог бы помочь. Ты достаточно благоразумна для того, чтобы не приглашать на это действо свидетелей. И что потом? Спасешь его, а сама умрешь от кровопотери? Опять эта формула – жизнь за жизнь? Пусть он тысячу раз твой муж, пусть даже ты успела до определенной степени к нему привязаться, но ведь не настолько же он для тебя важен!»
Вся эта мысленная дискуссия не имела особого значения, поскольку никоим образом на мои действия не влияла. Я вылила немного водки на тряпицу, как следует протерла нож, придвинула к кровати стул, поставила на него чашку с чаем, сосуд с соком тысячелистника и положила несколько тряпок. Немного подумав, одну из них сразу же намочила в соке тысячелистника, на случай, если потом у меня на это сил уже не хватит. Осторожно перерезала одну из наложенных на Дамиана повязок, так, что открылась рана на боку. От вида раны, ее рваных краев, свернувшейся крови меня передернуло, к горлу подкатила тошнота, но я сделала очень глубокий вдох и постаралась взять себя в руки. Не имело принципиального значения, где именно моя кровь будет соприкасаться с его телом. Целительные компоненты проникнут и через кожу. Но соприкосновение крови с кровью все же предпочтительно, так как обеспечивает наиболее полное и быстрое исцеление.
В книге было написано, что шансы потерять сознание существенно уменьшаются, если перерезать себе вену лежа. Поэтому я легла на постель рядом с Дамианом, справа от него, со стороны раненого бока. И приложила лезвие ножа к своей левой руке.
Хм… а не так-то это, оказывается, и легко. И вовсе не из-за опасений о том, что произойдет дальше. Я все заранее подготовила, постаралась максимально обезопасить себя на этот счет и больше к этой теме мысленно не возвращалась. Но вот просто сам факт – нанести себе рану, порезать вену – почему-то вызывал отчаянное душевное сопротивление. И сделать одно простое движение правой рукой оказалось жутко тяжело. В какой-то момент я даже думала, что не смогу. Не справлюсь.
«Да что ты, тряпка, что ли?! – вспылил внутренний голос, тот самый, который только что старался убедить меня вообще не вмешиваться в происходящее. От переизбытка логического мышления мой внутренний голос точно не страдал. – Порезаться боишься? Определись наконец-то: ты – человек, способный хоть что-то решить в своей жизни, или просто никчемная маленькая девочка?» Я сжала зубы и полоснула себя по руке в районе локтевого сгиба. И тут же зашипела от боли, прилагая усилие, чтобы не вскрикнуть. Зато кровь потекла сразу, словно только и ждала, когда же ее наконец-то выпустят. А может, и вправду ждала? Может, Живая Кровь чувствует, когда в ней возникает потребность, и сама стремится навстречу источнику хвори? Кто ее знает. Я точно не разбираюсь в таких нюансах.
Согнув левую руку, я положила ее Дамиану на живот, так, чтобы кровь стекала ему на рану. Конечно, часть оставалась на коже живота, часть стекала по боку вниз, на постель, но это не имело большого значения. Целебные составляющие все равно впитаются в кожу, втянутся в организм нуждающегося в них человека. В итоге крови на поверхности останется куда меньше, чем если бы она была обыкновенной. А то, что останется, особых вопросов не вызовет, ведь и повязка, и постель все равно успели уже пропитаться кровью самого Дамиана.
Поначалу я чувствовала себя совершенно нормально, не считая боли от пореза, но ее я быстро научилась игнорировать. Потом пришло ощущение слабости, сперва совсем легкой, но постепенно усиливавшейся. Я начала испытывать дискомфорт при каждом повороте головы, подступило головокружение. А вскоре комната и вовсе поплыла перед глазами.
Я никогда не испытывала подобных ощущений. Стало немного страшно. Еще чуть-чуть, и я потеряю сознание, и что будет тогда? Потеряю слишком много крови, и меня уже некому будет спасти? Или кровотечение все-таки остановится? Я с силой зажмурилась и с силой же заставила себя открыть глаза. Нельзя отключаться. И останавливать процесс рано. Крови еще недостаточно. Я вычитала в той книге, как это определить. У больного на щеках должен появиться характерный румянец. Пока его нет. Но еще чуть-чуть – и я совсем утрачу контроль над происходящим.
Пытаюсь как-то удержать себя на поверхности, не погружаясь в забытье. Пробую считать до ста, понимаю, что это плохая идея: наоборот, уволакивает в сон. Принимаюсь с повышенным вниманием разглядывать окружающие предметы. Причудливый кованый канделябр с ножкой, изображающей виноградную лозу. На стене – несколько кинжалов разной длины и гобелен. На сей раз обошлось без религиозной тематики, никакого святого Веллира и силы мысли. Просто лесной пейзаж и волк лежит, положив голову на лапы, и подозрительно смотрит с гобелена.
А я вдруг вспомнила про чай. Протянула дрожащую руку, благо сиденье стула совсем рядом, взялась за чашку так крепко, как смогла, поднесла к губам и сделала несколько больших глотков. Вкус отвратительный: я терпеть не могу сладкий чай, а этот – очень сладкий. Но именно это мне сейчас и нужно: как раз сладость-то и придает сил. Должна, по крайней мере.
Поставила чашку обратно. Расплескала, конечно, по дороге, но это сейчас тревожит меня меньше всего. Посмотрела на Дамиана. Кажется, появился румянец. Очень-очень слабый, едва заметный, но, похоже, придется считать, что этого достаточно, потому что дольше я не продержусь.
Пытаюсь приподняться на правом локте, но голова начинает кружиться еще сильнее. Приходится вернуться в исходное положение и все дальнейшее проделывать лежа. Еще раз обмакиваю тряпицу в сок тысячелистника: он поможет остановить кровотечение, и стараюсь затянуть рану на руке так туго, как только могу. Это сложно: ведь в моем распоряжении только одна рука, и та еле-еле ворочается. Затягиваю повязку зубами. Ладно, что могла, я сделала, а в остальном придется положиться на особые свойства собственного организма.
Наверное, последнюю мысль я пропустила в сознание зря. Поскольку сразу после этого погрузилась в беспамятство.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я очнулась. Предполагаю, что не слишком много. Где-нибудь от двадцати минут до часа. Дамиан по-прежнему не то был без сознания, не то спал, но щеки уже приобрели нормальный, живой оттенок вместо мертвенно-бледного, а дыхание было ровным и глубоким.
Я осторожно попыталась подняться. Слабость оставалась весьма ощутимой, но голова больше не кружилась. Я поднесла к глазам левую руку. Кровь просочилась сквозь повязку, но не текла и, похоже, успела слегка подсохнуть. Стало быть, мне повезло: остановить кровотечение все-таки удалось.
Аккуратно, не делая резких движений, я встала с кровати и принялась ликвидировать следы «преступления». Прежде всего допила остывший чай, хоть и не была вполне уверена, добавит ли мне напиток сил или все это – полнейшая ерунда. Намочила несколько чистых тряпок в воде, которая была приготовлена еще раньше, сразу после прихода доктора. Осторожно смыла подсыхающую кровь с живота и бока Дамиана, а также со своей левой руки. Опустила предварительно закатанный рукав. Выливать остатки сока тысячелистника не стала: пусть думают, что я приготовила его не для себя, а для Дамиана на случай, если у него возобновится кровотечение. Теперь следовало наложить ему новую повязку на рану в боку, но у меня снова закончились силы. Комната разок покачнулась, и я поспешила сесть на кровать. Немного отдышалась. А потом услышала голос Дамиана:
– Ника?
Голос звучал слабо, но сам по себе факт, что виконт уже пришел в себя, многое значил. Это внушало оптимизм касательно моего… не вполне традиционного метода лечения.
– Я здесь.
Я полуобернулась, так, чтобы он мог видеть мое лицо, и взяла его за руку. Дамиан скосил глаза в мою сторону, потом снова посмотрел прямо перед собой и негромко сказал:
– Не помню… как здесь оказался.
– Еще бы, ты же был без сознания. Тебя привез Фредерик, и доктор Истор уже был с вами, наверное, вы повстречали его где-то по дороге. Он тебя осмотрел, обработал раны, перевязал. Сказал, что вечером снова вернется. – Я тараторила, стараясь, чтобы мой голос звучал максимально бодро. – Как ты себя чувствуешь?
– На удивление неплохо. – В его глазах – вполне искреннее изумление, так что видно: он не хорохорится, а говорит вполне искренне. – Странно, я был уверен, что тот второй меня достал.
– Ну видишь, все хорошо, что хорошо кончается.
– Давно ты здесь сидишь?
Не сижу, а лежу, но этого ему говорить, пожалуй, не стоит.
– Не слишком. Доктор сказал, чтобы кто-нибудь за тобой присматривал. Вот я и решила: ты-то ежевечерне торчишь в моей комнате, а мне что же: даже взглянуть на твою нельзя?
– Справедливо.
Дамиан прикрыл глаза и слабо улыбнулся.
– Скажи, ты можешь пошевелить левой рукой? – спросила я, стараясь не пропустить в голос волнения.
Он приподнял руку, согнув ее в локте.
– А пальцами?
Впрочем, я и без того видела, что пальцы уже не были неестественно согнуты, как прежде.
Дамиан подтвердил мой оптимистичный прогноз, без видимого усилия сжав руку в кулак, а затем вновь распрямив пальцы.
– А ногами? – не унималась я.
Дамиан непонимающе нахмурился, но, судя по шевелению одеяла, просьбу мою выполнил.
– Что на очереди? – осведомился он, приподнимаясь повыше. – Сжать в кулак пальцы ног? Или сложить их в кукиш? А может, сразу сыграть с их помощью на арфе?