Сплошные сюрпризы. Попадись ей сейчас Данир, услышал бы много интересного! Хотя, конечно, добрый здравый смысл напомнил: Данир ушел, когда она спала. До рассвета. Им некогда было разговаривать. Но — разбудил бы, подумаешь! Зачем нужна спешка, почему нельзя отложить поход в храм — это уже другой вопрос. Зачем и, главное, как печь хлеб, если она не умеет — уже третий. Как вообще печь в этой печке? Не надо больше считать вопросы, они растут, как снежный ком.
Но ведь она согласилась. У здешней жизни есть свои правила, и печь хлеб — это не страшно. Это даже любопытно, если на то пошло. А об остальном можно поговорить.
— Турей, я не знаю, как печь хлеб. Подскажи?
— Как это — не знаете? — не поняла Турей.
— Никогда не пекла. Я только покупала хлеб. У нас его все покупают.
— Шутите, айя? Это где же такое несчастное место? — на лице женщины было самое искреннее недоумение.
— Турей, ну ведь вы башмаки людям шьёте, и их покупают, да? А если бы все шили сами?
— Так то ж башмаки! — она махнула рукой. — Учиться надо, руку набить, это непросто. А хлеб что? Мука, вода, закваска, соли добавить да чуть подсластить, если нравится. К тому же если бы башмаки нужно было жевать каждый день, то все бы умели, не сомневайтесь!
— С тобой сложно спорить, Турей! — рассмеялась Катя. — Хорошо, я поняла.
Бабушка иногда пекла хлеб. Это была её ностальгия по молодости, проведённой в глухой деревне, куда хлеб привозили раз в неделю, и то необязательно. Катю она научила только пирожки печь и булочки, а хлеб — зачем? За углом магазин. Во всяком случае, Катя представляла себе процесс. Тонкости — нет, а процесс в целом — более или менее. И потом, Турей перешивала подол у платья, волчонок Мих шил башмаки, а Кате заняться было нечем. Она отыскала в сундуке деревянную кадушку, похожую на гибрид бочки и тазика. Муку вчера принесла Турей, и закваску тоже — уже тогда можно было забеспокоиться, для чего! Соль, мёд есть. Сахар волки в хозяйстве не держат. А вода? Её как-то незаметно выпили. Кажется, есть повод прогуляться, хотя бы снова к речке. Не так уж далеко.
Катя переобулась в кроссовки, которые, увы, не заговорённые, и взяла ведёрко.
— Я за водой схожу, Турей. Не беспокойся, со мной опять волчица пойдёт, — почему-то она в этом даже не усомнилась.
— Куда? — Турей так и подскочила. — Что, воды мало? Бестолковая я, надо же было сразу принести. Нет, айя Катерина, вы не пойдёте. Я сама на ручей схожу.
— Тогда и я с тобой. Узнаю заодно, где тот ручей.
— Нет, айя! — заволновалась женщина. — Не пойдёте вы! А если упадёте? Вы к нашим горам непривычны. А голова закружится? Что я айту Даниру скажу! Нет, и не думайте!
Она выдернула у Кати из рук ведерко и умчалась — быстрее, чем та начала возражать. Мих хихикнул и ниже склонился над работой. Посоветовал:
— Да не надо с матушкой спорить, айя. Я точно знаю, я пробовал!
— Хорошо, не буду спорить, — согласилась Катя, тоже развеселившись.
Странная у них, что ни говори, субординация. Леди и служанка, вроде бы, точнее — айя и служанка, смысл как будто тот же, но эта служанка вертит леди как знает, ещё и покрикивает.
Что ж, кто может, тот и вертит. Катя пока не может, так что лучше ей ещё какое-то время сидеть ровно и дышать глубоко.
— Там есть сыр и мясо, — сказала она, — не хочешь пожевать, а, Мих?
— Очень хочу, айя, — безо всяких вежливых виляний согласился мальчик.
Ну конечно, чтобы здоровый мальчишка в этом возрасте и на свежем воздухе не хотел есть?! А тут ещё и волк. А воздух в этих горах чудесный, свежий и вкусный, и аппетит от него разгорается зверский… волчий, вот именно.
Катя соорудила из хлеба, сыра и мяса по солидному бутерброду — ах, сюда бы ещё помидоров! — вернулась к Миху.
— Руки мыть будешь?
Тот только заулыбался, отложил работу, с поклоном взял угощение и сразу впился в него зубами. Катя тоже принялась есть. Между делом спросила:
— Ты видел сегодня айта Данира, Мих? Он к вам приходил, да?
— А как же, — закивал тот. — До свету ещё.
— Ну да. Распоряжения оставить. Как бы он в волчьем облике это делал?
— Да обычно, — удивился Мих. — У нас по-волчьи все почти понимают. Чтобы нормально поговорить — это мало кто, а поймут — это запросто. Чтобы поговорить, лучше перекинуться, конечно. У волков ведь глотка другая. Но все равно можно.
Не то чтобы Катя очень удивилась — она ведь слышала уже эти «разговоры» с волками. Но уточнила:
— И что, обо всём поговорить можно? Совершенно обо всем?
— Почти, — кивнул мальчик. — Что-то далекое от волчьей жизни сложно объяснять. Математику — очень сложно. Грамматику — почти невозможно. Географию — можно, но исподволь. А про лес, и как охотиться, и где дичь, и где что растёт, куда идти, где встречаться — это запросто, волчий язык для этого и есть. Дикие волки, лесные братья, об этом обычно и говорят.
Катя не ожидала услышать про математику и грамматику, поэтому закашлялась и помолчала, осознавая.
— И что, простые волки всё время разговаривают?
— Конечно, — Мих засмеялся над её удивлением. — Они умные. Некоторые вещи, которые им привычные, делают так же хорошо, как люди. Когда вместе загоняют оленя или кабана, например. А чаще они как дети, лет пяти или шести. Но есть и умнее, это точно. Вот брат Хорт — он точно очень умный.
— Понятно. Правда, эти дети могут нас съесть, случайно, да?
— Нас? — мальчик удивлённо распахнул глаза. — Нет, не могут. Только не здесь. И не нас. Если только людей, и по их же глупости, и не здесь, не в Велленкалене!
— Ладно, я что-то не то сказала, — поспешно признала Катя. — А ты сам обращаться можешь, Мих?
— А как же! — он важно кивнул. — А вы так мало знаете про волков, айя Катерина?
— Очень мало, Мих. Ты в любое время можешь превращаться? Хоть днем, хоть ночью?
— Конечно. Все так могут, кто двуличный, конечно.
— А если полная луна?
— И что? Когда луна — светло, но я в волчьем лике и без неё хорошо вижу. А, вы про Лунный праздник? Да, это здорово. Все обращаются. А сама луна ни при чём, айя Катерина.
— Понятно, — вздохнула Катя.
Кажется, важный миф про оборотней из её мира рассыпался.
— Айта Данира жаль, ему так мешает, наверное, что приходится днем быть только волком, — сказал Мих рассудительно. — Когда с людьми говорить, то в человечьем лике проще, конечно. А волков он вчера собирал, на поляне за Маншем. Не всех, только близких. Скоро, дед сказал, соберет всех. Дед сказал, что айт Северин не станет прятаться, не сдаст свои земли. Айя, вы тоже так думаете?
— Да, думаю, — согласилась Катя.
Её сердце сжалось: кажется, Данир собирается взять на себя слишком много. И кто знает, по силам ли ему? Он ведь так много лет провел не просто на чужбине, а в другом мире и в личине волка! И здесь скоро будет горячо. Какое там счастье длиной два месяца…
Хоть бы она ошибалась, и все обошлось бы какими-нибудь совсем маленькими неприятностями!
— Вы меня обо всем спрашивайте, айя Катерина, — великодушно предложил мальчик. — И про волков, и всё что хотите. Я буду рассказывать, я ведь всё знаю.
— Спасибо, Мих! — Катя обрадовалась. — Так и буду делать!
Кажется, волчонка забыли проинструктировать насчет того, чего ей нельзя говорить, и этим грешно было не воспользоваться!
— А айт Данир скоро уйдёт, да? — опустив голову, спросил мальчик.
— Не знаю, — осторожно ответила Катя. — Он сам решит. А с чего ты взял, что он уйдёт?
— Дед сказал. Что срок айта Данира истекает, ему недолго осталось жить в нашем мире. Он должен будет опять уйти в мир без магии, там он сможет жить долго. А там, может, и найдётся способ снять заклятье! Он потому и прожил так долго, что его догадались оправить в мир без магии! Это было трудно, наверное.
— А вот и вода! — прозвенел над дорожкой звонкий голос Турей. — Как вы, айя Катерина? Всё в порядке?
— В полном, — Катя встала, благодарно улыбнувшись Миху, и хотела перехватить у Турей ведерко, но та не дала, сама занесла в дом.
Кое-что прояснилось. Значит, в их мире магические часы, отсчитывающие срок «проклятой» жизни Данира, останавливались? Но он мог находиться лишь в одной своей ипостаси — в волчьей. Почему?..
А его брат, проклятый так же, умер давно — по словам айи Лидии. Его не спрятали в другом мире, на догадались. Значит, через два месяца Даниру снова придётся прятаться от проклятья там, где нет магии? Возвращаться обратно и опять быть волком?
Ужасно. Но она хотя бы поняла про два месяца. Лучше знать, чем мучиться догадками.
— Великая Мать вам в помощь, айя Катерина! Пышного и сладкого хлеба к радостной жизни!
Помогать Турей не стала, только махала руками, когда Катя попробовала выспрашивать чего и сколько класть в тесто. Ну глупо же — какой тут сладкий хлеб, если его готовят впервые в жизни?
И какая радостная жизнь, при таком-то раскладе?!
Но тесто она замесила, мягкое, в меру упругое и податливое, такое как надо. Получилось. Мука, подогретая в чайнике вода, закваска, соль и немного мёда. Растительного масла не нашлось — ну и пусть…
Она прикрыла кадушку льняной тряпкой, которая нашлась в сундуке. Турей уже успела приготовить кашу с мясом и овощами и закончила трудиться над платьем, Мих с гордым видом и церемонным поклоном вручил Кате мягкие башмачки на кожаной подошве, которые сели на ноги просто удивительно хорошо. Катя настояла, чтобы они поужинали все вместе — к смущению Турей и удовольствию Миха, тем более что каши получилось на семерых. Уже вечерело, а тесто увеличилось в объеме.
— Турей, как печь хлеб? В какой посуде?
— Это вам виднее, айя.
— Турей, ну пожалуйста. Мне надо дождаться, пока прогорят все угли, и выгрести их?
— Да. Сначала совком, потом метелкой. Вот, за печкой, — она показала. — А потом как знаете, Айя. Я кладу прямо на под, — всё-таки снизошла она до пояснений.
— На под — значит, прямо на дно печи?
— Ну да. Радостной вам ночи, айя!