— Но волчицам, видимо, это не так трудно… — она старалась говорить как можно душевней.
Да, национальный вопрос тут… точнее, расовый вопрос — безнадёжно запущен. Но нельзя ведь с этим соглашаться?
Айю Орну устроили в отдельной комнате и со всем возможным комфортом. Может быть, она этого и не замечала — лежала неподвижно с бледным восковым лицом, перевязанная — грудь, рука. Рана на груди кровоточила — сквозь полотно проступало алое пятно. Над ней склонился лекарь Мортаг. При появлении Кати и Эргера он поднял голову.
— Я сделал всё возможное, моя айя. Можно было ожидать и лучшего результата, но нет. Это от меня не зависит…
— Она без сознания? — Катя подошла.
— Ненадолго приходила в себя, — лекарь выпрямился, разминая уставшие конечности. — На такое количество больных у нас мало магии, моя айя. Но мы послали за помощью. Надо уповать на Великую Мать. Больные иногда выздоравливают и своими силами. Айя Орна столько лет была душой Манша — уверен, что даже стены здесь ей помогут.
А Катино внимание как раз привлекло кое-что, лежавшее на табурете около кровати. Небольшой ключ на толстой серебряной цепочке, красивый ключ, сошёл бы за подвеску, но его бородка была настоящей, рабочей — этим ключом пользовались. Головка ключа — фигурная, напоминала затейливый узел в виде сердца, Катя помнила этот рисунок очень хорошо. И ключ видела… во сне.
— Откуда это? — она взяла ключ.
Вспомнилось, что такое плетение цепи называется «бисмарк». И ничего-то в этом мире нет такого уж уникального, оказывается. Что там, то и тут, даже плетение у цепочек. Только тут магия, а там научно-технический прогресс.
— Это было у неё на шее, моя айя, — пояснил Мортаг. — Мы сняли, мешает.
— Это, должно быть, ключ от верхнего яруса Серебряной башни, от магического замка, — Катя протянула ключ кастеляну. — Проверьте и заприте. Он должен надёжно закрыть башню. Пожалуйста. А ключ верните мне.
— И всё это время ключ был у айи Орны? — посуровел айт Эргер.
— Говорю же, проверьте, — повторила Катя.
А экономка вдруг очень медленно открыла глаза, её мутный взгляд скользнул по комнате.
— А, ты, — прошелестела она, — явилась.
— А я поняла, — глядя ей в лицо, сказала Катя. — Как считаешь, помогут тебе стены, которые ты продала князю? Или королю? Кому? Или всё же куматам?
— Ради детей, — экономка смотрела ей в глаза. — Положение и хорошие браки дорого стоят. Я вдова, а щедрость Саверинов не так и велика.
— Такие песни я слышала. Не ты первая их поёшь, — сказала Катя. — У твоих бедных детей мелкий жемчуг, нужен покрупнее.
Жалости она не испытывала, во всяком случае, в эти минуты. За стеной лежали раненые, и некоторых их них, по словам кастеляна, завтра придётся положить на погребальный костёр. Оттого, что эта… волчица захотела чего-то там для своих детей.
Но надо было кое-что уточнить.
— Ты вынуждала меня тебя прогнать, да? Хотела, чтобы я жаловалась? Чтобы Данир выставил тебя из Манша? А при посланниках короля была шёлковой. Ты не могла уйти добровольно и этим нарушить приказ своего хозяина? А если бы тебя выгнали — была бы свободна. Да? Это нарушенная присяга айе Лидане не дает сейчас тебя лечить? Ты боялась… этого наказания?
— Так и есть, — прошелестела экономка. — Ты поняла. Я не хотела сейчас… Он приказал. А мне хотелось жить дальше. Видеть, как растут внуки. Ты тоже не сможешь ему отказать. Она была сильнее… Лидана… — её голос снова окреп, — взятые ею клятвы крепче. Поэтому я умру. И твой муж… тоже, — теперь она улыбнулась. — Он заслужил, вот именно. Мальчишка, привык думать лишь о себе. И тогда, с невестой. Отказался от свадьбы, зная, что семья все уладит. Отдаст золото, как воздух нужное другим. Осыплет жалких степняков золотом, богатством, в которое сам он не вложил ничего. И теперь, с тобой. Привёл сюда, дал высший статус. Тоже пообещал осыпать золотом. Захотел себе игрушку, и неважно, сколько она стоит! Так что ты всё получишь, айя Саверин!
— Мне не нужно… золото Саверинов, — не без труда выдохнула Катя.
— Кому это важно теперь? Придется взять. Но тебе тоже свяжут лапы, девочка. Даже не сомневайся. Поплачешь и привыкнешь. Ремни жёсткие… у них… Тебе тоже прикажут. Я могла бы сейчас быть с дочерью, а вы… Мне нет дела до вас…
За спиной Кати что-то прорычал кастелян. Она махнула рукой, прося не мешать. Нагнулась к раненой.
— Он — это кто? Назови!
— То, что тебе нужно, спроси у степняков, — Орна снова заговорила тише, захрипела, и продолжала пронзительно, как будто с каким-то торжеством смотреть на Катю. — проклятье снялось бы. Лидана бы смогла. Раньше. Теперь поздно…
— Эй, что ты сказала? — Катя схватила её за плечи. — Что ты знаешь? Как снять проклятье? Как?!
— Даже если птичкой слетаешь к Годанам… — Орна закашлялась, на губах появилась кровь, — поздно, поздно. Все получат по заслугам. И я, и он, и ты… девчонка… Я могла бы жить, я не хотела… Мне нет дела до вас…
— Айт Мортаг, сделайте что-нибудь! — Катя в ужасе повернулась к лекарю. — Помогите ей не дайте… Она знает…
Взгляд экономки остановился и стал пустым, безучастным, стеклянным.
— Да-да, вытяни её, Мортаг, — волновался и кастелян, — до магического допроса хотя бы.
— Всё уже, — Мортаг так и остался спокойно стоять. — Смотрите сами. Она под клятвами. Умирала бы медленно, а лишь заговорила — и её убили быстро.
— Кто убил?..
— Нарушенные магические клятвы, айя. Наказание. Я бессилен.
— Да, айя Катерина. Это всё, — айт Эргер обнял Катю за плечи и отвел в сторону, прижал к себе и стал гладить по голове, как маленькую.
Её трясло, даже зубы застучали. Но она не плакала, нет. А вот завыть хотелось.
— Всё будет хорошо, моя айя, всё будет хорошо, — приговаривал кастелян.
Хотя что же тут может быть хорошего…
— Она знала, да?! Она ведь знала! А кто ещё может знать? Почему это скрыли?!
— Ей не позволили просто знать, запечатали клятвами, — сказал Мортаг. — Вы сами видели. И что она знала? Не пытайтесь угадать виновного, никого не обвиняйте голословно, айя. Здесь это не проходит безнаказанно.
Подумав немного, он добавил:
— Я бы не верил всему, что она сказала. Не терзайте себя. Возможно, вместо неё говорила досада. Ей хотелось уязвить вас. Мне кажется, она с первого дня… гм… Женщины иногда так делают. Даже волчицы.
— Даже?.. — Катя повернулась к нему.
— О, что иногда творят человеческие женщины! Простите, айя. Но к вам я отношусь исключительно как в волчице.
— Спасибо, — Катя усмехнулась. — Если верить её словам, то в семье его невесты знают секрет проклятья?
— Княгиня Лидана много лет занималась этим. И с Годанами виделась много раз. И она не стояла за ценой. Она вытряхнула из них всё, что можно, поверьте. Да и зачем бы им что-то скрывать?
— Из-за оскорбления? Из-за обиды?
— Из-за обиды? Разве что на дочь. Из-за её поступка семья не получила огромное отступное. А так можно что-то выторговать, в крайнем случае.
И впрямь, Юлана об этом упоминала…
— То есть, несмотря на то наплевательское отношение Данира к семейным деньгам, в тот раз Саверины не потратились? Да? Годанам не заплатили?
— После того, что случилось? После проклятья? Какое отступное?! Мгновенье, айя… — он накрыл салфеткой распахнутые глаза покойной, закрывая её веки. — Как прикажете предать её огню? В лесу за рекой? Или без огня? Окажете ли вы ей честь?..
— Вы у меня спрашиваете?!
— Вы хозяйка.
— Я посоветуюсь с Даниром, — нашла она спасительный ответ. — Пожалуйста, ещё только один вопрос! А сомнений в том, что девушка умерла по своей воле, ни у кого не возникало?
Лекарь с кастеляном переглянулись.
— Не было оснований, — отрезал Мортаг. — Вам кто-то рассказал?..
— Оснований не было, а желание, конечно, было, — негромко заметил кастелян. — Кому же нравится упускать выгоду? Потом Годаны попытались кричать об этом. Но доказательств не было никаких. Потребовать суда Матери они, конечно, не решились.
— Суда вроде того, который с мечом и чашей?
Мортаг кивнул.
— Королевского суда они просили. Он отклонил иск. А магический суд… Им, кстати, король предлагал. За несправедливое обвинение такой суд карает обвинителя. Они отказались. Значит, не были уверены. Айя, простите, но Данир страдает каждую лишнюю минуту без вас.
— Спасибо за ответы, айт Мортаг. И за напоминание, — она кивнула и уже шагнула к выходу, но вдруг снова стремительно повернулась к лекарю.
— А кому тогда деньги были нужны как воздух?
Лекарь с кастеляном опять переглянулись.
— Айя Орна сказала, что деньги были нужны как воздух. Они именно тогда были для чего-то особенного нужны, или просто нужны, потому что деньги?
— Возможно, это сугубо семейные дела Саверинов, десятилетней давности, — развел руками кастелян. — Или такие дела, что мужчинам не интересны? Лично мне на ум ничего не приходит, моя айя…
Дверь в спальню была приоткрыта, оттуда доносились голоса — Данир и Виктор ругались. Катя облегчённо вздохнула — значит, Данир ранен не сильно, да и без неё не так уж страдает.
— Мужчинам иногда следует поговорить, айя, — пояснил кастелян, который на этот раз самолично привёл её на этаж Саверинов, — доброй ночи, — он чему-то улыбнулся и удалился.
И что же, ей теперь ждать под дверью, пока мужчины наговорятся? Или наоборот, зайти и помешать? Они ещё не виделись, Виктор и её Данир. Она прислушалась.
— Ты почему ведешь себя как идиот? — негодовал Виктор. — Зачем было самому вести отряд, если знаешь, что лечить тебя такая проблема? Чтобы все волки в отряде думали не о том, как драться, а о том, как защищать тебя? Зато поиграл в героя?
— Надо было! Меня ещё младший брат не поучал! — рычал Данир.
— Я давно не младший брат! Я последние десять лет жил, а ты — нет!
— И ты будешь меня в этом упрекать?!
— Я не упрекаю, а прошу думать головой! А то угодил бы на костёр вот прямо теперь. Может, оно и к лучшему? Ей будет проще. Меньше времени с тобой — меньше привязка. О чем ты думал, когда приводил её? Ты думал, как ей будет?! Если у вас и правда истинность. Ты думал лишь о себе. А не о том, что ей жить не захочется без тебя, все покажутся твоей бледной тенью! Вот и припёрся бы сюда геройствовать один, а её оставил бы в покое там!