Она шагнула на ватных ногах, и король надел венец и ей. При этом — удивительно, — король не казался огорчённым. Но ведь добывать камни — его план! Он передумал? Его переубедила другая партия, и он призвал магию в качестве третейского судьи?
Рядом с королём теперь стояло пустое кресло — дяди Румира в нём не было. Его вообще не было видно.
— Хочу заявить свою волю, ваше величество, — сказал Данир.
— Имеешь право, князь.
Несколько ближних Данира принесли и поставили перед королём небольшой ларец — рядом с мечами, которые уже не светились. Ларец открыли и подали Даниру заготовленный заранее документ. Данир провёл рукой по поясу, ища куда-то подевавшиеся нож.
— Кровь пускать незачем, князь, на тебе её и так достаточно, — подсказал король.
Данир приложил угол гербовой бумаги к ране на груди, и бумага вспыхнула неоновым светом.
— Не менее семи лет вето на магические разработки на земле Веллекалена, — сказал Данир, и подал бумагу королю.
— Принято, — король взял документ. — Гархар был бы доволен, да?
— Не сомневаюсь, — Данир улыбнулся.
— Забирай его, княгиня, — посоветовал король, — ему надо лечь, он не стоит на ногах.
И Кайнир, который крепко держал Катю за плечо, отпустил хватку. Она поспешно обняла Данира, с другой стороны его поддерживал волк.
— Ещё одна просьба, ваше величество, — сказал Данир. — Прошу справедливости. Суда меча и чаши.
— У меня просишь? — удивился король. — Обвинить хочешь кого-нибудь? А надо ли, князь? В такой день.
— Я отложил бы, ваше величество, — Данир улыбался, — но ведь другого дня у меня не будет? Я подозреваю своего дядю Румира Саверина в убийстве высокородной айны Лероки Габин, которую в результате обвинили в самоубийстве.
— Вот так новость, — удивился король, — так давай проведем расследование! У тебя что, улики появились? Неопровержимые? Сдай их дознавателям!
— Появились. Но будут сомнения. Я хочу быстрого суда богини, который не ошибается.
— Сомнения есть. Ты не уверен. Но хочешь обвинить родственника. Зачем? — король сверлил Данира взглядом.
— Не хочу, чтобы рядом с моей женой, да и в моей семье вообще, остался тот, кто легко убивает тех, кто ему неудобен. Благородные волки не поступают так.
— Это серьезное обвинение.
— Если оно несправедливо, я расплачусь, ваше величество.
— Несколькими часами жизни? — хмыкнул король. — Хитро. Хочешь легко отделаться.
— Несколькими часами жизни в княжеской короне, — тоже с усмешкой поправил Данир. — Но я не способен сейчас провести обряд, ваше величество. Прошу об этом вас.
— Это должен сделать Румир Саверин, — заявил король, которому очень не хотелось самому связываться с волчьим магическим правосудием. — Я приказываю ему провести обряд! Это дело его чести! — король оглядывался в поисках бывшего князя и не находил его. — Твоё обвинение серьезно! Проведем обряд после!
— Ваше величество, обряд не возможен, если обвинителя не будет в живых, — напомнил королю седой волк. — Кому-то другому придется выдвигать обвинение. Кто согласится рисковать жизнью, если улики не безусловные? Разве что айт Румир сам решит снять с себя позорное обвинение, но тут тоже могут найтись препятствия.
— Тогда будет обычный суд, без Мечей и Чаш! — решил король. — Конечно, если найдутся доказательства вины…
И вдруг они услышали знакомый голос:
— Прошу милости у моего князя! И у моего короля!
К ним пробиралась айя Чарита Габин.
— Прошу суда Мечом и Чашей, ваше величество!
— А вы кого обвиняете, высокородная айя? — король поморщился, предчувствуя неприятное.
— Я обвиняю Румира Саверина в смерти моей дочери Лероки Габин. Ещё я обвиняю его в том, что он подчинил себе доверенную княгини Лиданы и заставил её скрыть секрет заклятья, наложенного на Дарриса и Данира Саверинов. Из-за этого над моей матерью до сих пор висит обвинение в злонамеренном смертном проклятье. Она виновна, но не настолько. Сыновья Гархара могли избавиться от заклятья в течение года.
— И что, у тебя, степная волчица, есть надёжные доказательства?
— Обычный суд в них бы усомнился. Поэтому я и прошу суда Меча и Чаши.
— А тогда, десять лет назад, почему молчала?
— Тогда у меня были лишь подозрения, ваше величество. И три маленькие дочери. Я не могла рисковать своей жизнью. Месяц назад я выдала замуж младшую дочь, и теперь могу позволить себе попытаться смыть это пятно с моего клана.
— Так пусть князь и рискнёт, — король показал пальцем на Данира, — Ему и так немного осталось. А ты ещё внучек будешь учить, степнячка.
— Ваше величество, я умоляю моего князя доверить мне эту честь! — отчеканила Чарита. — И мне не нужна ничья помощь. Моя кровь и мои полномочия в клане Габинов позволяют говорить с Великой Матерью!
Больше ни на кого не глядя, она схватила с ковра меч, оттолкнув при этом седого волка — тот не стал ей мешать, — и рассекла мечом кожу на своей ладони. После чего она бросила меч, взяла с ковра чашу с чеканным узором — Катя и не заметила её поначалу, — и стала сцеживать в неё кровь. Кровью запахло нестерпимо.
— Великая Мать, я обвиняю Румира Саверина в смерти моей девочки, возьми мою жизнь, если я не права… — и Чарита запела непонятное.
Вдруг громкий, животный вопль раздался неподалёку, люди содрогнулись, загомонили. Король сел на трон, вытер пот со лба и глубоко вздохнул.
— Узнайте, что там с князем, — велел он кому-то из приближенных. — С бывшим князем, точнее.
В это время Данир пошатнулся и совсем повис на руках волка и Кати. Кайнир тоже поторопился подхватить его. Поспешно притащили носилки — такие же, на которых недавно унесли Виктора…
Им пришлось возвращаться, туда же, в то здание, где был портал. Катя шла рядом с носилками, люди расступались. Или волки. Или ещё кто-то…
На секунду к ней приблизилась Арика и быстро сказала:
— Я буду в жемчужной храме, это близко. Приходи, если понадоблюсь, — и тут же исчезла в толпе.
Комната была просторная, с высоким и узким окном, которое выходило в сад. И ещё была дверь, тоже выходящая в сад. В Бирступе было теплее, чем в Манше, где, наверное, уже выпал снег. И холоднее, чем в Куррате, где Катя была столь недавно.
Данира уложили и перевязали, смазав раны мазью из той красной баночки с изображением волка. Он пришёл в себя почти сразу. Слабо улыбнулся Кате.
— Ну вот… моя княгиня. Кайнир, друг, я не успел ничему её научить. Как здесь жить. Займись?
— Если айт Виктор мне позволит… — проворчал Кайнир.
— Как он, кстати?
— Месяц отлежится и будет в порядке.
— Хорошо. Спасибо тебе, — Данир протянул руку Кайниру. — Ты был мне лучшим из друзей.
— Спасибо, что так считаешь, — Кайнир ответил на рукопожатие. — Я твой ближний, твоя защита и здоровье. И сейчас я должен ещё немного залечить твои раны. Уже начал, немного погодя продолжим.
— Не надо было и начинать. Дурацкий расход силы, она тебе пригодится. Эти раны ты не залечишь.
— Вдруг начнётся оборот? Тебя порвёт. Мы не знаем, как это будет, — он глянул на Катю и смутился. — Я продолжу…
— Нет. Я не хочу тратить время на лечение. Иди отдыхай, оставь меня с женой. Приказываю.
Ещё одно рукопожатие, и Кайнир ушёл, оглядываясь. Он разминулся в дверях с другим волком.
— Айя Катерина, ближний круг желает попрощаться с айтом. Вы позволите сейчас?..
— Эй, Крис! Я жив пока, — ответил ему Данир. — Сегодня виделись. Отправляйтесь все спать.
— Но, мой айт…
— Никаких прощаний. Скажи всем что я их люблю и признателен за всё. Хотят прощаться — пусть приходят к погребальному костру. Не заставляйте меня считать, что я уже умер. Ясно?
— Прости, айт, — смущенный Крис поклонился и выскочил за дверь.
— Иди сюда, моя, — Данир хлопнул по кровати рядом. — Пожалуйста. Побудь со мной.
— Конечно. Я не уйду, — она присела на кровать.
Сколько часов до рассвета? Четыре? Пять? Она не представляла себе этого, а уточнить забыла. Может, это к лучшему — не знать.
— Ложись. Полежи со мной.
Она прилегла, очень осторожно. Положить голову на его плечо, как она любила, и не тронуть ран было никак нельзя. Она положила руку ему на грудь.
— Не думал я, что ты будешь со мной этой ночью, — сказал Данир. — Хотел отправить тебя раньше. С порталами вечные заморочки. Вообще, я всё предполагал не так. Витхе прав, я идиот.
— Глупости, — улыбнулась Катя. — Перестань. Это ведь хорошо, что я здесь? — она приподнялась на локтях и поцеловала его в губы, и он с готовностью ответил, сделал попытку приподняться и со стоном упал на подушки.
— Осторожней, мой айт, — сказала она, когда он задышал спокойно, — ты тоже поправишься лишь через месяц.
— Что ты сказала?
— Ты предлагал мне поиграть, помнишь? Давай опять притворимся? С тобой всё хорошо. Утро придёт, и ничего не случится. Я буду спать с тобой рядом много лет, превращусь в сварливую толстую тетку, и ты будешь засматриваться на красивых девушек…
— В сварливую и толстую?.. Нет. Невозможно. И чтобы я перестал любить тебя — тоже невозможно. Поцелуй меня ещё, моя.
— Ты согласен притвориться?
— Что я засматриваюсь на девушек? Нет конечно.
— Что будешь выздоравливать и через месяц поправишься. Соглашайся, тогда поцелую.
— Согласен, — сразу сдался он, и она тут же поцеловала его в угол рта.
— Как мало, не жадничай, — буркнул он, и следующий поцелуй получился долгим и очень осторожным, потому что она боялась делать лишние движения.
— Это насмешка, — сказал Данир, когда она отодвинулась, — ты со мной, а я пошевелиться не могу. Такое изощрённое наказание.
— Данир, шесть из семи, — не выдержала она. — Я знаю. Твое заклятье изжито на шесть седьмых.
— Это тоже игра?
— Нет, это правда. От твоего заклятья осталось вот столько, — она показала на кончик мизинца.
— Такое и правда лучше не знать.
— Шестая — моя дочка. Когда ты разбил портал, я не попала в мой мир, где потеряла бы ребёнка. Да, я знаю что будет дочь…