Она снова упала на колени у его постели и прижалась лицом к его груди.
— О, это имя, это имя!..
— Оно вырвалось у меня так естественно, любимая.
— Зови меня, как хочешь, — проговорила она. — Я отправлюсь с тобой в Индию, как только мы станем мужем и женой.
Они опять поцеловались, на этот раз скорее нежно, чем страстно. А спустя несколько минут услышали звук подъезжающей кареты. Елена поднялась на ноги.
— Это за мной. Суренн написал, что выслал карету сразу вслед за посланником. Он понимал, что я, получив печальное известие, незамедлительно отправлюсь в Лондон.
— Я сейчас оденусь и провожу тебя, — сказал Гарри. — Будь уверена, дорогая, что я совершенно оправился и чувствую себя превосходно. Пройдет немного времени, и я последую за тобой.
Они услышали голоса форейторов, доносившиеся со двора. Елена надела шляпку и накидку. Она была готова к роли, которую ей теперь нужно достойно и торжественно исполнить — в последний раз в качестве госпожи маркизы де Шартелье. И ей показалось сейчас, что перед нею предстала целая процессия из тех, кто предопределил драму ее прошлого или помог ей подготовиться к такой необычной судьбе.
Она словно наяву увидела перед собой смутные силуэты, как бы проходящие мимо нее, когда она спускалась вниз к ожидающей ее карете. Силуэты, которые скоро превратятся в туман, чтобы никогда не вернуться вновь.
Она видела О’Салливана, первого человека, который по-дружески обошелся с ней; Джорджа Памфри, слабовольного, но доброго, чей голос сейчас шептал ей: «Бедная Букашка… как они жестоко обращались с тобою!..» Но он улыбался ей, ибо наверняка понимал, что теперь она больше не будет униженной и несчастной. Ее защищала любовь Гарри Роддни. Прощайте, Памфри! Прощай, Генриетта, заплатившая такую дорогую цену за свою фантастическую прихоть; прощай, ужасная, отвратительная миссис Клак… прощай, бедняга Обри, несчастный самоубийца, жертва самого низкого поступка Люсьена. И прощай, Люсьен… прощай, Сатир, с присущим тебе удивительным сочетанием беспредельного ума и страшной жестокости… с изысканным вкусом и необычайно добрым отношением к ней! Ведь он тоже последовал за этими туманными призраками.
— Прощайте! — прошептала Елена.
Поднявшись в элегантную карету, она протянула руку в перчатке Гарри, который склонился над ней и галантно коснулся ее губами.
Его глаза пристально, с беспредельным обожанием смотрели на Елену. И воспоминание об этом взгляде возлюбленного не выходило из ее головы, вытеснив остальные воспоминания, пока карета стремительно увозила ее из имения Пилларз этим ярким весенним утром.
Часть IIНЕВЕСТА РОКА
Пролог
Угрожающий лай охотничьих собак эхом прокатывался по темному лесу, покрывающему долину Эйлсбери[53]. Свирепый ветер гнал над Чилтерн-Хиллз сумрачную гряду облаков, которые темной массой неслись по небу. Разразился внезапный ливень. Был октябрьский день 1836 года. Три часа пополудни. Охота, устроенная Дензилом, лордом Сен-Шевиотом, подходила к концу. Но даже сейчас собаки яростно наскакивали на загнанного, раненого и обессиленного оленя-самца. Жизнь постепенно покидала его, вытекая из многочисленных ран, нанесенных острыми зубами разъяренных псов.
Участникам охоты, устроенной его светлостью, этот день не принес особой радости, скорее, все были разочарованы. Царственное животное долго не давалось в руки, и только в последний час свора собак почуяла запах несчастного оленя и выманила его из убежища в густых зарослях.
Сен-Шевиоту не хотелось наблюдать за предсмертной агонией загнанного животного. Он пребывал в самом скверном расположении духа, и настроение его еще больше испортилось из-за ненастной погоды. Знакомые лорда, хорошо его знавшие, сторонились его, как чумы, когда он был в таком состоянии. Перешептываясь, они смотрели, как он разъезжал вокруг, беспрерывно пришпоривая своего жеребца, чьи бока были покрыты пеной и кровью. Они наблюдали, как лорд Сен-Шевиот, словно безумный, мчался прочь по заросшей колючим кустарником тропинке, ведущей из леса на Опушку. Затем он устремился на вершину холма, откуда виднелись смутные очертания замка Кадлингтон — загородной резиденции лорда.
Во всем Бакингемшире ни у кого не было такой устойчивой репутации отчаянного наездника, как у Сен-Шевиота… и такой жестокости, как у него. Он относился безжалостно не только к жеребцу. Дамы поговаривали, что ему совершенно все равно, кого загнать до разрыва сердца — лошадь или служанку, важно, чтобы они удовлетворили его прихоть. Да, лорд Сен-Шевиот имел весьма скверный характер. Однако сказочное богатство и старинный знатный титул делали его почетным гостем большинства гостиных Лондона и Бакингемшира.
Весь мокрый от дождя, Сен-Шевиот, злой как дьявол, пришпоривая жеребца, взбирался на крутой холм. Ему не терпелось добраться до замка, чтобы переодеться в сухое платье, отогреться у камина и пропустить стаканчик крепкого вина.
В сгущающихся сумерках фигуры человека и коня казались словно высеченными из камня на фоне мрачного грозового ландшафта.
Впечатляющая внешность тридцатилетнего аристократа притягивала и завораживала. Он был очень высок, строен и, несмотря на изящество, весьма широк в плечах. Утром, спеша на охоту, он забыл свою тирольскую шляпу, и теперь его длинные волосы, волнистые и пышные, цвета воронова крыла, намокли и прилипали к щекам и лбу. Его пронзительный ястребиный взор устремлялся вперед. Глаза налились кровью и яростью. Его гнев главным образом был следствием происшествия, имевшего место в Кадлингтоне прошлой ночью.
Замок был полон гостей, приглашенных Сен-Шевиотом на сегодняшнюю охоту. Среди них присутствовали и две женщины — жены охотников, приехавших к лорду отнюдь не из любви к нему, а из-за их готовности раболепно угодить хозяину, при этом насладиться его щедрым гостеприимством.
Одна из дам, леди Сибилла Форминстер — ее муж лорд Форминстер был приглашен главным образом потому, что слыл метким стрелком и дуэлянтом, — недавно привлекла внимание Сен-Шевиота.
Форминстеры только что поженились. Сибилла, сама великолепная наездница, была очень красивой женщиной с длинными золотистыми волосами и ярко-синими глазами. Помимо красоты она славилась своей добропорядочностью и бесконечной влюбленностью в молодого мужа.
Посещение Кадлингтона такой женщиной было для владельца замка необычным. Сен-Шевиот избегал женитьбы, а своих любовниц менял весьма часто, что было в порядке вещей для многих людей его круга. И вообще условности утомляли Сен-Шевиота.
Ночью он устроил пышный пир, и леди Форминстер сидела по правую руку от хозяина. Ее муж Джордж заметил, что Сен-Шевиот часто наклоняется к ней и что-то шепчет на ухо, отчего Сибилла явно чувствует себя неловко и почти ничего не ест и не пьет, краснеет и нервничает. Сен-Шевиот выпил больше, чем обычно, и внезапно воспылал страстью к светловолосой красавице. Джордж Форминстер угрюмо наблюдал за этим зрелищем, весьма сожалея о том, что привез жену в Кадлингтон, несмотря на то, что ожидалась великолепная охота, а гостеприимство было щедрым. Он недолюбливал Сен-Шевиота, но его привлекло сообщение о матером олене-пятилетке, какие сейчас были чрезвычайно редки в здешних местах.
Позже, когда оркестр заиграл тихую мелодию, а большинство гостей перешли в библиотеку, чтобы сыграть в карты, Сен-Шевиот застал Сибиллу в полном одиночестве в галерее, где она — любительница живописи — с любопытством рассматривала старинные портреты его предков. Их всех без исключения называли Черными Баронами, ибо у всех были волосы цвета воронова крыла и черные глаза, что унаследовал от своих предков и Сен-Шевиот.
Сибилла скромно и учтиво кивнула ему. Он выглядел ослепительно в темно-красном камзоле, атласном жилете с вышитыми цветами и шелковых панталонах, обтягивающих его стройные ноги. Очень скоро он намекнул ей, какие низменные желания овладели им. Поняв, что он сильно пьян, она попыталась ускользнуть от него. Но он грубо схватил ее и стиснул в пылких объятиях. Сибилла вырывалась и протестовала, однако, обезумевший от страсти и вина, он шептал:
— Я схожу с ума от белизны вашей кожи и красоты ваших волос! Уходите от Форминстера ко мне, и я положу к вашим ногам весь мир!
Он так дико смотрел на нее, что молодая женщина отчаянно закричала.
Джордж Форминстер услышал этот крик и поспешил на помощь супруге. Оба мужчины были превосходными фехтовальщиками, и оружие не замедлило появиться. Веселое, праздничное настроение вечера немедленно переменилось. Гости побросали карты. Мужчины кольцом обступили дуэлянтов в портретной галерее, наблюдая схватку между разъяренным мужем и Сен-Шевиотом.
Спустя несколько секунд несчастный Джордж Форминстер рухнул на пол, обливаясь кровью. Рана была серьезной, ибо шпага чуть не задела сердце. Сен-Шевиот оказался более сильным фехтовальщиком. Пьяный ли, трезвый ли, он умел обращаться со шпагой едва ли не с дьявольским проворством.
Когда рыдающая золотоволосая Сибилла склонилась над раненым мужем, она сразу потеряла для Сен-Шевиота всю свою привлекательность. Он больше не смотрел в ее сторону и был в ярости из-за того, что его втянули в шумный скандал. Ведь ему хотелось забавы, веселья, а не того, что произошло. Капли пота выступили на его лбу. Он поправил сбившийся во время схватки кружевной воротник и с досадой швырнул шпагу на пол. Испуганные слуги сразу же бросились ее поднимать. Затем лорд поклонился растерянным гостям, стоявшим вокруг с открытыми ртами.
— Веселью конец, — произнес он. — Отправляйтесь спать. Нам завтра рано вставать на охотничьи сборы.
Никто не возражал. Слово Сен-Шевиота было для собравшихся приказом, И все тут же разошлись.
Вскоре с этим эпизодом было покончено, никто не смел даже упоминать о нем. Из замка выехала карета Форминстеров, увозя бесчувственного Джорджа и его жену. С ними отправился личный врач Сен-Шевиота.