Джемайма, нежно любившая младшую сестру, так и не оправилась от этого страшного удара. Бедняжка Лотти была такой веселой и жизнерадостной! Она вся искрилась! Иногда это веселье и беззаботная радость передавались и более серьезной Джемайме. И вот бедняжки Лотти не стало! Шарлотта внешне была очень похожа на мать, от красавца отца, который был хорошо образован, девочка унаследовала проницательность и стремление к знаниям. От матери же ей достались прекрасная фигура и очаровательный контраст темно-медового цвета глаз с рыжевато-коричневыми вьющимися волосами. Но сейчас девочка была бледной и худенькой, с обострившимися скулами. Ее длинные изящные пальчики покраснели от мороза, пробиравшего до мозга костей. В эти тяжкие для их маленькой семьи времена в доме недоставало хорошей пищи и поленьев для камина; приходилось экономить каждый шиллинг, каждый пенс.
Шарлотта не получила образования больше того, что ей смогли дать тетя с дядей, но, как только она научилась читать, стала с жадностью глотать книги. И когда тетушка не звала ее помогать по дому, сразу же садилась за книгу, расширяя свои познания. Пищу им стряпала почтенная женщина, проживавшая с ними в одном доме, которая приходила к ним на несколько часов ежедневно, чтобы Джемайма могла в это время заниматься шитьем. Из-за этой помощи мисс Дарнли приходилось расставаться с теми десятью шиллингами, которые давал ей брат. Да, это была не жизнь, а тяжелая борьба за существование. Увы, у Шарлотты не было способностей к шитью. Тетушка пыталась обучить ее портновскому ремеслу, но девочка не могла долго сидеть за этим занятием, а если и вышивала, то стежки у нее получались толстые и кривые, пальчики двигались очень неуклюже. Портниха не могла рисковать тканями, принадлежавшими ее клиенткам, боясь, что девочка испортит их.
Шарлотта пошла быстрее, потом побежала сквозь туман. Она должна добраться домой. Девочка запыхалась, холод пронизывал ее хрупкое тело, слезы замерзали на щеках. Повернув влево, она вновь оказалась на мостовой. И тут ее обуял ужас, хотя она и услышала как бы предупреждающий цокот копыт, заметила мерцание фонаря в руках у кучера, сидящего на козлах и управляющего элегантным ландо, влекомым двумя великолепными лошадями серой масти. Девочка внезапно оцепенела от страха и растерялась. Ей показалось, что лошади тоже испугались ее неожиданного появления и встали на дыбы, возникнув из туманной пелены, словно призраки. Они высоко вскинули головы и заржали, когда возница с силой натянул поводья. Шарлотта услышала громкие крики, затем свой собственный пронзительный вопль и, лишившись сознания, упала на мостовую.
Глава 2
Очнулась она, лежа на сиденье в теплой и уютной карете, обитой мягкими тканями. Голова ее покоилась на коленях хорошо одетой женщины в черной бархатной накидке, отороченной соболями. Элегантная шляпка с соболиной опушкой подчеркивала благородную красоту женщины, лица которой Шарлотта не забудет никогда в жизни. Это была Элеонора, леди Чейс, запечатленная на самых знаменитых портретах кисти сэра Джона Миллза[15]. В том же году, когда сэра Миллза избрали членом Королевской академии искусств[16], портрет Элеоноры Чейс с ее сыном Вивианом, стоящим рядом с ней, стал притчей во языцех и повальным увлечением всего Лондона. Теперь портрет висел в Клуни — фамильном замке Чейсов в Хартфордшире.
Однако последние шесть лет леди Чейс жила в уединении и вышла из него совершенно случайно, главным образом из-за чувства долга по отношению к сыну. Отец Вивиана, лорд Чейс, прикомандированный к 13-му легкому драгунскому полку, был смертельно ранен в Крыму. С тех пор леди Чейс полностью посвятила себя сыну. И сейчас Вивиан сидел рядом с ней. Они возвращались из гостей домой на Итон-Сквер, пытаясь пробраться сквозь непроглядную пелену тумана. Когда возница резко придержал лошадей и карета остановилась, леди Чейс качнуло в объятия сына. Испуганная, она выглянула в окно и, к своему ужасу, обнаружила, что одна из лошадей сбила наземь маленькую девочку. Она приказала немедленно внести ребенка в карету, несмотря на протесты Вивиана:
— Ну, мама, у нее же могут быть вши! Ведь не станет же благовоспитанная девочка одна разгуливать по набережной!
Однако мать, сердито взглянув на него, проговорила:
— Будь любезен, милый мальчик, всегда помни о сострадании.
Молодой лорд Чейс недовольно пожал плечами, скрестил руки на груди и угрюмо наблюдал за исполнением приказаний матери. Бесчувственную Шарлотту положили на мягкие подушки сиденья.
— Быстрее домой, Перкинс! — приказала леди Чейс.
Вивиан извлек из своего серого камзола носовой платок и стал тщательно протирать им край треуголки.
Вскоре Шарлотта открыла глаза и увидела лицо женщины, заботливо склонившейся над ней.
— Тетушка Джем… — прошептала она.
Ландо продолжало ехать вперед. Леди Чейс кружевным платком осторожно вытерла кровь на лице девочки. Ссадина на ее левой щеке сильно кровоточила, на лбу уже образовался неровный темный кровоподтек. Поношенный плащик был весь в грязи, однако леди Чейс не обращала на это внимания и заговорила с Шарлоттой так ласково, словно та была ее собственной дочерью:
— Полно, бедняжка, не беспокойся. Теперь ты в безопасности и я позабочусь о тебе.
Шарлотта села. У нее сильно кружилась голова, все плыло перед глазами, но свойственное молодости здоровье быстро восстанавливалось после несчастного случая. В полумраке ландо она смутно видела пассажиров, но ее сразу поразила ангельская красота лица, склонившегося над ней. Лицо леди Чейс напоминало ей лик святой. Шарлотта заморгала, прерывисто дыша. «Какая прекрасная леди! — мелькнуло у нее в голове. — А какая красивая карета… откуда все это?»
Леди Чейс рассказала ей о случившемся, а потом ласково спросила:
— Ну как, тебе лучше, малышка?
— Да, немного, — прошептала Шарлотта и сквозь длинные ресницы посмотрела на юношу напротив. С детской непосредственностью она восхищалась его красотой. Однако Вивиан смотрел в окно все время, пока карета медленно пробиралась по занесенной снегом мостовой к Итон-Сквер.
Леди Чейс достала из кармана и откупорила маленький флакончик с золотой пробкой. Затем смочила лоб Шарлотты несколькими каплями какой-то душистой жидкости и растерла ее своими нежными руками.
— Лежи спокойно, детка. Ведь у тебя, должно быть, сильное сотрясение. Почему ты оказалась на улице в такую погоду, да еще совершенно одна?
Тут Шарлотта выдохнула:
— О Господи, тетушка Джем наверняка дожидается меня с красными нитками! Сегодня вечером ей надо дошить платье для мисс Поттер. О, мне нужно немедленно быть дома!
Но леди Чейс, почти не понимая этой скороговорки, отрицательно покачала головой.
— Пока тебе никуда нельзя идти. Я прослежу, чтобы тебя переодели в сухое и, перед тем как отвезти домой, напоили ликером. Но как это случилось, что твоя мама отпустила тебя одну в такой сильный туман?!
— У меня нет мамы, — сказала Шарлотта. — И папы тоже, — печально добавил она.
Элеонора Чейс дотронулась до плеча сына.
— Ты слышал, Вивиан? Эта бедняжка сирота. Как это грустно!
Но, похоже, Вивиан вовсе не опечалился, ибо был погружен в мечты о прелестях молодых женщин, которые взволновали его воображение во время завтрака.
Вскоре после своего шестнадцатилетия, менее чем через год, он был посвящен во все таинства секса, которые открыла ему некая разбитная служанка в Итонском колледже, где его светлость получал образование. Сегодня же за завтраком его сразило обаяние некой молодой леди, сидевшей за столом рядом с ним. И он был крайне недоволен тем, что вынужден проживать под крышей дома своей матери и вести такой же непорочный и благочестивый образ жизни, как и она. Весь свет обожал Элеонору Чейс и восхищался ею. Но единственный сын леди был неисправимый эгоист и всегда ловко выходил из-под ее контроля. Его наглый и лживый характер стал причиной того, что он потерял свое реноме среди знакомых. Однако его мать проявляла полную слепоту в отношении его истинного нрава. Своим друзьям — прожигателям жизни — он частенько хвастался, что умеет «обвести вокруг пальца любезную матушку».
И когда леди Чейс только ради него покидала свое уединение, он наслаждался этими увеселительными поездками в Лондон. Его радовала жизнь Клуни только тогда, когда замок наводнялся гостями. К большому сожалению Матери, он не унаследовал от отца любви к деревенским занятиям. Он хорошо ездил верхом, однако был плохим охотником и таким же неудачливым рыболовом.
Когда Вивиан следовал за миледи в залитый светом холл, где их ожидали двое величественных слуг в напудренных париках, он думал о том, как бы ему уговорить мать почаще приезжать в их резиденцию на Итон-Сквер. Ибо он знал, что рыжеволосая девушка, так сильно взволновавшая его воображение, тоже проживает в столице.
Вивиан протянул треуголку, плащ и перчатки одному из слуг и изобразил интерес к девочке, которая сейчас уже была способна пройти вместе с ее светлостью в библиотеку.
— Полагаю, тебе уже лучше, — произнес он надменно.
Шарлотта присела в реверансе. Она смотрела на стройного молодого джентльмена; ресницы ее трепетали. Она застеснялась высокомерного и важного вида Вивиана и думала, что он очень похож на прекрасного принца из сказки, которую ей читал дядя Альберт. И действительно, он выглядел очень импозантно в сильно напомаженных золотых кудрях, с голубыми, как бирюза, глазами, с тяжелыми веками и со сверкающим перстнем на руке, такой же изящной и белой, как у матери.
Леди Чейс сняла с себя накидку, отороченную соболями, и протянула служанке.
— Надо найти что-нибудь подходящее из одежды для этой девочки, или закутай ее в одну из моих шалей, а потом распорядись, чтобы ее в карете отвезли домой, — сказала миледи.
— Миледи, ей бы не следовало стоять в таких грязных башмаках на этом ковре… — начала седоволосая Ханна, которая много лет служила в семье Чейсов. Ханна очень любила миледи и молодого милорда, который никогда не отвечал ей взаимностью.