Это крохотное создание было ее собственное, и она полюбит девочку всем сердцем, даже если никто не будет любить ее!
Вивиан оглядел ребенка лишь поверхностным, беглым взглядом. Его злило, что малышка больше напоминает мать, а не его самого. Мисс Диксон также отметила, что у девочки темные глаза.
— Глаза вашей матери, — сказала Шарлотта и выразила надежду, что Вивиан позволит назвать девочку Элеонорой.
— Называйте, как вам угодно. Меня это не интересует, — холодно отозвался Вивиан и вышел прочь.
Шарлотта безудержно плакала. Мисс Диксон подсела к ней и стала увещевать ее, говоря, что она обязана успокоиться ради новорожденной.
Шарлотта кивнула. С трудом подняв руку, она пригладила свои тяжелые волосы, открыв влажный, сильно болевший лоб. В будущем она не предвидела ничего, кроме несчастливой жизни с Вивианом. И ей придется стоически принять свою судьбу — как наказание за слабость, которую она проявила, уступив ему и вступив с ним в незаконную связь. Временами, задумываясь о своем будущем, она приходила в отчаяние.
Одним из ее немногочисленных удовольствий стало общение с миссис Флер Марш. Еще в октябре, а потом в декабре Вивиан согласился отвезти Шарлотту в Эссекс — нанести визит чете Маршей, проживавшей в имении Пилларз. Имение показалось Шарлотте самым прелестным местом, какое она когда-либо видела. Оно было полно очарования и счастья. Сидя у камина в просторной студии Певерила, Шарлотта ощущала в эти минуты умиротворение и воистину считала, что все вокруг прекрасно.
Шарлотту не удивляло, что Вивиан разрешил ей наслаждаться этой дружбой. Марши были слишком спокойными, артистическими и тихими людьми, чтобы отвечать вкусу Вивиана. Красота Флер постепенно угасала. Мужчины не имели ничего общего друг с другом. Однако огромное тщеславие Вивиана сыграло на руку Шарлотте. Ему хотелось, чтобы Певерил написал его портрет. С тех пор как Миллз написал Вивиана еще маленьким мальчиком, не было ни одного портрета хозяина Клуни. А Певерил Марш давно привлекал внимание критиков, которые выделяли его среди остальных художников Англии, считая самым выдающимся. Посему Вивиан соизволил сделать ему заказ.
Когда Певерил заявил, что ему необходимо работать в собственной студии, Шарлотта догадалась, что к этому причастна миссис Марш, и была ей несказанно благодарна. Ведь это значило, что она сможет сопровождать мужа в имение Пилларз и проводить там со своими друзьями множество радостных, напоенных счастьем дней.
Портрет удался на славу. Вивиан был изображен в полный рост в придворном платье. Шарлотта узнала, что и это тоже выдумка Флер, чтобы продлить время сеансов. Похоже, портрет Вивиана был одной из самых выдающихся работ Певерила. Когда холст открыли, взору зрителей предстало прежде всего великолепие золотистых волос, гордые ноздри, удивительные бирюзовые глаза и полные чувственные губы. Портрет производил неизгладимое впечатление на всех, кто его видел.
Как-то утром, когда женщины сидели вдвоем и разговаривали, Флер Марш впервые заговорила о своем прошлом. Она обратила внимание на то, что портрет Вивиана несет в себе некоторые характерные черты первого мужа Флер, барона Кадлингтонского.
Сейчас Флер не сомневалась в характере отношений между Чейсами. Бедная Шарлотта, измученная одиночеством, страстно желала иметь хоть одну живую душу, с которой она могла бы поделиться своей печальной историей. Что она и сделала. Флер нежно обняла ее и, когда Шарлотта попросила ее быть к ней снисходительной, проговорила:
— Мое бедное дитя, у вас нет причин испытывать такие угрызения совести. Вам нечего стыдиться. Ваши муки во имя искупления греха намного больше его самого. Будучи наивной, невинной и простодушной, вы попались на обман, и вас жестоко предали. Ваша любовь превратилась в ненависть, и вовсе не удивительно, что лорд Чейс повел себя так бессердечно и жестоко. Единственное, что могу сказать, — я глубоко уважаю и чту покойную леди Чейс за ее поступок. Это так необычно и указывает на редкую чистую натуру.
— Значит, вы по-прежнему остаетесь моим другом? — со сверкающими от счастья глазами спросила Шарлотта.
— Я всегда буду рядом с вами, когда бы ни понадобилась вам, дорогая Шарлотта, — таков был ответ Флер.
А потом, чуть позже, обсуждая портрет Вивиана, Флер заговорила о своей жизни с первым мужем.
— Талантливая кисть Певерила безошибочно запечатлела истинный характер Сен-Шевиота. Все его самые худшие качества были отражены на том холсте. И я никогда, никогда никому не рассказывала о бароне, о диких вещах, которые он творил со мной. Но раз вы доверились мне, я плачу вам таким же великим доверием.
Так Шарлотта узнала о несчастной молодой девушке, некогда счастливо жившей в своем прекрасном доме вместе с красавицей матерью леди Еленой и сэром Гарри Роддни, ее отцом, который позднее сразился из-за Флер на дуэли и смел с лица земли самого скверного и злого человека во всей Англии — Дензила Сен-Шевиота.
Шарлотта узнала о том, как оказалась убитой радость в жизни Флер, а ведь тогда Флер была ненамного старше ее. И, что еще хуже, ей не дано было познать радость материнства. На нее обрушился ужас несправедливого наказания после смерти младенца. И все от разъяренного и разочарованного барона.
— По крайней мере Вивиан хоть иногда проявляет человеческие качества, а Сен-Шевиот никогда этого не делал, — вздрагивая от воспоминаний, проговорила Флер. — Вы должны надеяться, что ваш ребенок станет огромным утешением для вас, дорогая Шарлотта. Мое же счастье с Певерилом омрачено только одним обстоятельством — я никогда не смогу иметь ребенка. А я очень люблю детей.
Шарлотту несколько приободрила эта беседа, но ее потрясло то, что такой красивой и великодушной леди, как миссис Марш, довелось так жестоко страдать. Ей пришлось согласиться, что Вивиан Чейс не всегда жесток. Когда он хочет, то может вести себя как восторженный, впервые влюбившийся юноша. Беда состояла в том, что добро в его душе слишком редко заявляло о себе.
С приближением родов Шарлотта начала ощущать незримую таинственную связь между нею и ее еще не родившимся ребенком. И была уверена, что, как предсказывала миссис Марш, она обретет в своем ребенке истинное утешение.
Миссис Марш всячески подбадривала Шарлотту, заставляя думать, что ребенок поможет ей справиться с самыми большими сложностями в ее жизни с Вивианом.
И вот сейчас, лежа в постели рядом с новорожденной, Шарлотта почувствовала подлинное умиротворение. Воспоминания о тяжких мучениях, физических и духовных, которые ей довелось пережить до этого, наконец отступили.
Пусть Вивиан не любит свою дочь. Пусть ей, Шарлотте, навсегда придется отказаться от страстной, истинной любви. У нее теперь есть это крохотное, закутанное во фланель создание, которое лежит у нее на руках. Внезапно улыбка искренней радости осветила лицо Шарлотты.
— Элеонора, — прошептала она святое для нее имя, обращаясь к спящему младенцу. — Ты — моя, и никто никогда не отнимет тебя!
В последующие бурные годы она не раз вспомнит эти страстные слова, произнесенные в критический час.
Мисс Диксон, прибирая спальню и расставляя в вазы цветы, присланные домоправительницей, увидела в этот момент выражение лица Шарлотты и была буквально зачарована им. Вечером, находясь внизу, среди остальных слуг, она с радостью сообщила, что, несмотря на все тяжкие испытания, выпавшие на долю миледи, та выглядит просто сказочной красавицей.
Вивиан, всегда очень педантичный в официальных делах и исполнении обычаев, приказал выделить слугам Вина, чтобы все выпили за здоровье его новорожденной дочери.
Все с удовольствием и облегчением выпили, радуясь, что теперь ее светлость находится вне опасности, хотя в доме из бывших слуг оставался лишь старый Перкинс, главный кучер, служивший еще у отца Вивиана. Он всегда сквозь пальцы смотрел на похождения молодого господина.
Вивиан мог положиться на преданность Перкинса, который никогда не откроет рта и никому не сообщит о низком происхождении Шарлотты. К тому же Перкинс боялся ярости хозяина. Он помнил, с какой надменной жестокостью Вивиан уволил Форбзов, а за ними и остальных слуг. Это произошло сразу после похорон Элеоноры Чейс. Вивиан хотел, чтобы никто из слуг ничего не знал о прошлом Шарлотты.
Старая Ханна, которой Вивиан никогда не простил особой роли в его жизни — это ведь она сообщила матери, что именно он соблазнил Шарлотту, — сама покинула замок, как только похоронили миледи. Ее вещи уже были упакованы, и Ханна рассталась с Клуни задолго до того, как Вивиан направил ей свое извещение об увольнении, за что она возблагодарила бы его в самых «хвалебных» выражениях. Вивиану всегда не нравился ее язвительный язык.
Теперь в Клуни была новая домоправительница — шотландка миссис Макдугал, благочестивая и очень набожная. Прежде она состояла на службе у некоей овдовевшей маркизы, недавно скончавшейся. Миссис Макдугал привезла с собой несколько человек из своего персонала.
Эстер, сопровождавшую Шарлотту в ее несчастный медовый месяц, теперь сменила девушка по имени Сюзанна. Его светлость привез ее из Парижа. Сюзанна была отличной служанкой светской дамы, но Шарлотта с самого начала невзлюбила ее. Она догадывалась, что Вивиан не случайно выбрал эту смазливую блондинку-француженку, запретив Шарлотте под каким-либо предлогом увольнять Сюзанну.
— Вы, конечно, знаете все исторические даты и наизусть декламируете вашего любимого Шекспира, дорогая супруга, — с презрительной ухмылкой проговорил Вивиан. — Но для меня вы по-прежнему остаетесь неотесанной деревенской девицей, поскольку вы не ровня мне. А у этой парижанки, которая некогда состояла на службе у высокопоставленной парижской дамы, вы могли бы перенять кое-какие понятия о шике.
Шарлотте пришлось с горечью проглотить и это новое унижение. Ведь заявление Вивиана, что ей следует учиться у служанки, безусловно, было намеренно оскорбительным. Сама Сюзанна всегда была педантично учтива и любезна с нею, но Шарлотте часто казалось, что во взгляде блестящих миндалевидных глаз француженки мелькала насмешка, а порой и жалость. Другая прислуга состояла из миссис Снук, превосходной поварихи, Уильямса, сменившего семейного дворецкого (бывший дворецкий отправился следом за Ханной) и Люси, главной горничной, прислуживающей за столом. Было еще множество разных слуг, горничных, помощниц кухарок и других, кого Шарлотта видела очень редко, если вообще когда-нибудь видела. Однако появился еще один человек, которого она сразу невзлюбила не меньше Сюзанны, — слуга, занявший место Браунинга. Этого молодого человека звали Вольпо. Португалец по национальности, великолепно владевший английским, он был превосходным работником; несмотря на небольшой горб, имел весьма обходительные манеры и гордился своим чрезвычайным тактом. Шарлотте он не нравился не из-за его уродства, ибо она была достаточно добросердечна, просто она считала Вольпо хитрым и лживым. Ее пугали его тяжелые веки, похожие на капюшон, и то, как ловко он подкрадывается, появляясь в самых неожиданных местах, где его никто не ожидает увидеть. Она подозревала, что большую часть времени он шпионит за ней и докладывает обо всех ее действиях милорду. Вивиан же, со своим подлым характером, всегда надеялся раскрыть нечто неблаговидное в поведении жены, в чем потом смог бы ее обвинить. А для этой цели Вольпо был просто незаменим; его верность хозяину была несомненна, но иногда ему приходилось всякими подачками затыкать рот второму слуге, чтобы тот молчал по поводу ночных приключений Вивиана. Вольпо, сам зловред