– Он самый. Пострадала кисть. Мне сказали – мол, ерунда, парень молодой, срастется. Никто не понимал, что для Ромы это означало конец карьеры. Пальцы уже не двигались так виртуозно, кисть не работала в полную меру. Обычному человеку, возможно, ерунда. Жена в него все здоровье вложила. Слава Богу, к тому времени ее уже не стало, и она не видела горе нашего мальчика. Рома долго пытался восстановиться, но понял, что это конец.
– Конец – это когда умер. Он мог бы…
– Да что ты понимаешь, выскочка богатая! Он привык быть лучшим. И он был бы им! Из-за этой девчонки, из-за Маринки… Я как чувствовал, говорил – не водись с ней… Но кто же родителей слушает?
– А что с ним сейчас?
– Рома поехал в Москву, там моя старшая дочка замуж вышла удачно, у мужа сеть пивных киосков, вот он сына моего и пристроил. И стал мой великий пианист пивом торговать. Каково это было мне как отцу видеть? Хорошо хоть одумался, фамилию отца взял. Решил с прошлым покончить. А эта Маринка, эта дрянь, вышла замуж за урода, что Ромке руку сломал. Рассмотрела в нем сильного самца, женщины – они такие.
– Допустим, мотив у вас был. Но я все равно не понимаю, зачем травить Марину. Ведь логичнее было бы отомстить ее мужу… Это я не как бывший юрист, а как обычный человек говорю, – на всякий случай пояснила я.
– Я и собирался! Но пока думал, как все это устроить, мерзавец свалил на Север и здесь почти не появлялся. А потом я увидел эту дрянь, Маринку, возле дома Нестора. И понял, что она уже и здесь нашла себе нового мужика! Мой мальчик забросил музыку, живот пивной себе отрастил, а эта дрянь тут хороводит. Нет, такого я стерпеть не смог. И решили одним махом подставить и мужа, и Маринку наказать.
– Для этого вы познакомились с Инной Ивановной?
– Хотел больше узнать о Маринке. Я же поначалу хотел с ней по-хорошему, думал, попрошу ее с Ромкой поговорить. Вдруг чувства остались, муж этот силой ее принудил. А когда понял, что она потаскуха…
– Так что Инна? – вернула я его к нужной теме, вспомнив про диктофон.
– Эта рыжая дура только рада была. Пару раз сводил ее в кафе, а она губу раскатала, что я женюсь. Ее Вася, поди, от счастья бы умер. Избавиться от такой жабы.
– У нее вы разжились ключом от двери, где они столовались, подготовили цикуту… – громко помогала я Тимофею. – Вы знали, что Боря ест Доширак, Инна ходит в столовую, а супы в банке приносит с собою только Марина.
– Мне Инна про Борьку и Маринку постоянно болтала, больше-то не о чем. Голова у нее пустая.
– Вы узнали от Инны, что к Марине приезжает муж, и написали от его имени угрожающее письмо Нестору. Думали, он пойдет с ним в полицию. Чтобы все выглядело так, будто Марина попалась на измене, и за это муж ее отравил. До этого мужу, отыскав его в Сети, отправили липовые фото. Только немного просчитались, потому что взяли старый снимок. И, как настоящий мужчина, не заметили такой мелочи, как прическа. Вы же подали Инне идею, что Марину мог отравить муж, потому что видели ее у дома Нестора. Теоретически он мог бы подсыпать ей в банку с супом сушеную цикуту, но, как оказалось, мотива ревновать жену у него не было. Он собирался разводиться. Для верности вы подбросили цикуту ему в палисадник, чтобы тот наверняка увяз в этом деле. Но просчитались, перепутав клубни с болиголовом.
Покачав в досаде головой, я добавила:
– Где вы только нашли эту гадость?
И сразу же вспомнила, как мы подобрали Тимофея в первый день приезда в Заполье. Перед глазами встала картинка рассыпанных по машине грибов. Среди них точно были какие-то округлые корешки, но тогда я даже не придала этому значения.
– Первый раз про цикуту я услышал от бабки Маланки. Старуха пасла козу и жаловалась, что эта отрава сильно разрослась у нас. Она мне ее и показала. Второй раз я пошел на то же место, но там цикуты уже не было. Пришлось поискать, покопать. Причем делал я это по ночам, чтобы не светиться. Вот малость и оплошал. Только ты бы все равно ничего не доказала, я бы ни за что не сознался. Очевидного мотива у меня нет, Инна вернулась к своему Васе и ни за что не подтвердила бы наши встречи. А что там болтает этот Борис – так всем известно, что он малохольный. Бабские чулки вынюхивает. Я как узнал, что он уже однажды на цикуте погорел, прямо обрадовался. Первейший подозреваемый на всякий непредвиденный случай. Он и банку удачно полапал, когда лез в холодильник за маминым компотом.
– Как вы узнали про картину? – перебила я его излияния. Было заметно, что Тимофей расслабился, заполучив картину, и теперь пребывает в благостном настроении.
– Инна подсказала. Хоть на что-то сгодилась. У них как-то была творческая встреча в книжном, выступал известный искусствовед со своей книгой о художниках XX века. И Маринка после того долго его расспрашивала про какую-то картину, даже фотографии показывала. Инна спросила, зачем ей, а та сказала: у знакомого видела интересное полотно. Я сразу понял, у какого ее знакомого такая картина имеется. Зашел к нему разок, присмотрелся. Надо было наказать греховодника, но тут он деру дал, испугавшись в морду схлопотать, а вы понаехали.
– Так вы женились на мамуле по расчету? – ахнула я. – Чтобы быть ближе к картине?
– Да какое женился… Зачем мне еще одна старая кляча? Наплел ей с три короба. Естественно, никакой официальной церемонии не было. Она и паспорт свой после того не видела. Я сказал, что хочу сделать ей сюрприз и свозить к морю.
– Выходит, вы решили, раз уж у нас в доме такая свистопляска, так почему бы вам картину не прибрать к рукам. Алчность – опасное чувство, скажу я вам…
– Дело не в деньгах! Я себе и сам заработаю, но решил, что сыну сделаем операцию. В Германии есть хирург, он принимает даже безнадежных. Но сумма неподъемная. Если эта картина стоит таких денег… Маринка, стерва, наверняка ничего про картину Нестору не сказала. Не то бы он так просто ее тут не оставил. Надеялась охомутать дурака и сама поживиться.
– Не думаю. Кажется, она правда была влюблена в него. Наверное, ей хотелось все узнать точно, а потом порадовать любимого человека. Но у них пошел разлад, и она не успела поделиться с Нестором своей догадкой.
Тимофей нетерпеливо передернул плечами.
– А тут еще Агния притащилась. Я сразу заметил ее интерес к картине, а потом пошарил у нее в комнате и нашел копию. Понял, что она задумала. Мне было важно перехватить оригинал.
– Кирилла зачем по голове стукнули?
– Я Инну после похорон встречал, она поделилась, что вдовец к ней подсел и все выспрашивал. Мол, кто доступ имел к холодильнику. И когда я его тут увидел, сразу подумал: а ну как он что-то пронюхал и идет вам доложить. Да и когда бы мне еще представилась возможность отомстить этой сволочи.
– Однако вы и фрукт…
– Я отец, убитый горем, – зло огрызнулся Тимофей. – Поймешь, когда своих заведешь! Отомстить – это нормальное желание!
– Быть мразью ненормально никогда. Вы хоть бы спросили у своего сына, нужна ему такая помощь…
Тут одна мысль завертелась у меня на языке:
– Что-то не пойму, почему вы не боитесь, что я сейчас же пойду в полицию…
Тимофей хитренько прищурился:
– Не-е-е-т, меня вы к этому делу не пришьете. Ключ на месте висит, Инна теперь в жизни не признается, что кого-то водила. Выйдет так, что ты на меня клевещешь, потому что я маменьку твою замуж не взял по-настоящему. Я уважаемый человек, меня здесь каждая собака знает.
– В дневнике Бори есть упоминание о мужчине, которого водила в книжный Инна.
– Кто поверит дневникам убийцы? А пока суд да дело, я же могу еще делов наворотить… Если буду под статьей, мне уже все равно: трупом больше, трупом меньше. Уверен, маменька тебе дорога, – усмехнулся Тимофей и с той же гаденькой улыбкой добавил:
– А так мы можем договориться. Продадим картину и поделим деньги пополам. Я уже справки навел, в столице у меня готовы анонимно ее купить. Без лишней огласки. Там денег хватит на всех. Но при этом ты будешь молчать о своих догадках. Маменьку твою я в покое оставлю. Правда, дневники этого идиота Бориса нужно уничтожить. Ну, он глазастый, конечно!
– А сама Инна? Обиженная женщина способна на многое…
– Я с Инной очень хитро расстался. Сказал, что тяжело болен и хочу жениться, чтобы было кому за мной ухаживать на старости лет. А дом и квартиру завещал детям. Инна быстро смекнула, что ловить нечего, и отстала. Теперь небось стыдится своего малодушия. Но здоровый Вася лучше больного меня. Ничто меня не связывает с этим делом.
– Ладно, черт с вами, давайте договариваться, – махнула я рукой. – Картину мы подменили копией Агнии, Нестор пока ничего не знает, делайте с ней все, что хотите. Только оставьте нашу семью в покое.
Моя сумка валялась у стула, и я заметила в ее недрах пузырьки с коровьим слабительным.
Тимофей потер руки:
– Вот и молодец! А я прямо отсюда – на вокзал. Передашь маменьке, что я срочно к сыну уехал. А там я ей что-нибудь слезливое напишу. И денежки тебе потом переведу, не волнуйся. Я человек чести. Ну что, выпьем за успех?
Я осторожно кивнула, а Тимофей быстро поставил на стол две рюмки и полез в холодильник за початой бутылкой. Налив нам водки, он любовно оглядел дело рук своих и добавил:
– Погоди, у меня где-то сок томатный был. Любишь кровавую Мэри?
Пока он искал в холодильнике сок и нарезал лимон, я щедро налила в его водку слабительное.
Тимофей, усевшись, наконец, на радостях махнул рюмку. Я тоже пригубила, и вот тут началось самое веселье.
– А теперь у меня есть для вас плохая новость. Я налила вам в рюмку яд.
– Что за шутки? – не поверил он.
– Никаких шуток. Когда шла сюда, уже что-то подозревала, вот и взяла у Нелли флакончик, – продемонстрировала я ему пустой пузырек, с которого до этого ловко сковырнула этикету. – Это экстракт писионеры, Нелли заготавливала его с мамулей, чтобы по капле добавлять в крема. От него у вас через пять минут начнется остановка дыхания.
Я вдохновенно врала, наблюдая, как Тимофей краснеет и хватается за горло.