— Марго. - Лунник лениво развалился на пафосном кожаном диване, который занимает чуть ли не треть всего помещения. - Вот уж не ожидал, что годы сделают тебя такой… аппетитной.
Меня окатывает ядовитым приступом тошноты, но нечеловеческим усилием воли все-таки заставляю себя стоять на месте. Ни шагу назад. Ни единого намека на то, что подонку удастся меня сломать. Много лет назад у него это не получилось, уступить и побежать теперь было бы просто стыдно.
— Что тебе нужно на этот раз? - Мой голос звучит холодно и уверенно.
И луннику это явно не по душе, раз он так щурится и кривит тонкие сухие губы.
— Просто поговорить, - как бы нехотя отвечает он и вальяжно похлопывает ладонью по кожной подушке дивана как раз возле своего бедра. - Присаживайся.
— Пошел ты знаешь куда…?! - шиплю сквозь сведенные злостью зубы. - Оставь в покое моего мужа или, клянусь, я сделаю так, что отсюда тебя вынесут вперед ногами и с вырванным сердцем!
Злость клокочет во мне так сильно, что я почти чувствую ее в кончиках пальцев.
Но Локс только сально лыбится и разваливается на своем «троне» с видом абсолютного победителя.
— Мне определенно нравятся твои метаморфозы, деточка. Настолько, что я даже готов пойти против своих… гмм… предпочтений и сделать тебе предложение, от которого ты, моя самоотверженная маленькая девочка, не сможешь отказаться.
В одном этом предложении больше паскудства, чем мне встречалось за все последние годы.
Много лет назад этот мерзкий слизняк протягивал ко мне свои поганые руки и точно так же, с таким же искаженным похотью лицом уговаривал «деточку» согласиться на его предложение. Мои внутренности связываются в холодный узел, когда я вспоминаю смысл тех слов. Настолько омерзительный, что пятнадцатилетняя девочка не сразу смогла его понять. Она стояла посреди большой, но старой гостиной родительского дома, переназначенного под снос, и пыталась разобраться, почему этот человек уже несколько месяцев ходит вокруг да около, обещает помочь, но ничего не делает.
А потом он сказал об «особенном отношении» и его расположении, закрыл дверь на защелку и начал развязывать галстук.
Я силой сдерживаю подступившую к горлу волну тошноты, когда вслед за этими воспоминаниями на коже отчетливо «проступает» ощущение толстой и потной ладони, противного поглаживания вверх до бедра и острого понимания, которое ударило в висок, словно выстрел из снайперской винтовки.
И вдруг становится стыдно за себя настоящую, потому что та, пятнадцатилетняя девчонка, даже испуганная и дрожащая от ужаса, все равно смогла дать отпор старому извращенцу. Дважды: первый раз, когда он пытался ее изнасиловать, почему-то называя это «налаживанием теплых отношений», а второй - когда пытался запугать, угрожая расправой ее сестрам, если эта «мелкая дрянь» не заберет свое заявление.
Меня подташнивает от мысли, что даже сейчас, спустя много лет, эта тварь продолжает смотреть на меня, как на мясо. И думает, что то, что не удалось сделать с пятнадцатилетней девчонкой - получится сейчас, с тридцатилетней мной.
— Ну же, деточка, - лунник продолжает сально лыбится, хотя теперь ему явно не так просто это делать. - Я всегда был готов к разговору, Марго. Не надо видеть во мне врага.
— Оставь в покое меня и мою семью, - повторяю я, нарочно напрочь игнорируя его «сладкие речи». Мы оба знаем, что каждое слово, которое выходит из его поганого рта - это всегда одна только ложь. - Иначе, клянусь, никакая сила в этом мире не сможет вырвать из моих зубов твою поганую глотку.
Я распрямляю плечи и выравниваю спину.
Уже не страшно. Только досадно, что еще минуту назад я тряслась перед этим чудовищем.
— Марго, Марго… - Локс прищелкивает языком и медленно встает. Он пытается хорохориться, но старость уже берет свое - раньше, даже когда весил вдвое больше, его не распинала такая отдышка. - Мне не нравится, когда плюют в протянутую мной руку дружбы.
— Засунь свой мир и свои руки… - Я поджимаю губы, но не потому что боюсь подобрать неправильное слово. Просто в голове проносятся картинки торчащих из известного места локтей и растопыренных пальцев, и это невыносимо смешно. - Ты просто старое, вышедшее из ума похотливое чудовище, Локс. На тебя даже смотреть противно.
Он останавливается, сделав всего пару шагов.
Просто стоит посреди маленького кабинета, в котором мы с ним наверняка дышим одним и тем же воздухом. Об этом даже думать гадко, но я делаю глубокий вдох и не позволяю запугать себя грязным сальным взглядом. Он смотрит на меня, словно на вещь. Словно на трофей, который, наконец, сможет завоевать.
— У тебя очень грязный язык, деточка, - усмехается эта гадина. - На твоём месте я бы перестал так неразумно огрызаться.
— На твоём месте я бы вообще повесилась, чтобы не жить как падаль.
Откуда у меня эти слова? Никогда вроде не была такой кровожадной, но именно сейчас как никогда остро ощущаю желание разделаться с ним любой ценой. Даже если придётся всю оставшуюся жизнь просидеть за решёткой.
— Шад’Фар заключил со мной договор, - голос Локса становится резким и сухим, но теперь это даже скорее смешит и точно не пугает, как он видимо рассчитывает. - Если ты не прекратишь натравливать на меня свою ручную собачонку - я сделаю так, что он упадёт ниже дна. Ты же в курсе об «особенных» обещаниях лунников?
Что-то такое я слышала только вскользь от Ши, и тогда почему-то даже не стала сосредотачивать на этом внимание. Не думала, что придётся вникать в особенности жизни лунников, потому что не могла даже представить, что однажды свяжу свою судьбу с одним из них.
— Если ты его не утихомиришь, - сквозь зубы шипит Локс, - мне придётся сделать так, что он станет изгоем.
Я все-еще с трудом понимаю, о чем он говорит.
— Шад’Фар копается в моем прошлом, - «объясняет» он. - Суёт свой любопытный нос туда, куда его не просили.
— Мой муж раскопал твои мерзкие «увлечения»? - как-то само срывается с губ.
Локс делает резкий шаг вперёд и тянет ко мне свои поганые сухие руки.
Наотмашь бью. Сильно и резко.
И замечаю испуг на сморщенном, как старый чернослив лице.
Моргаю, чтобы убедиться, что не показалось, но эта тварь правда пятится, как какой-то злой дух - от луча света.
— Ты… ты… - шипит он, но я опережаю, потому что слова сами рвутся из груди.
— Никогда ты меня больше не запугаешь! - рявкаю так громко, что отражённое от стен эхо бьет в барабанные перепонки. - Никогда больше ты не вылезешь в мою жизнь своими грязными ногами!
Мои руки уже так близко, что я почти чувствую, как кончики пальцев ломают сухие старческие позвонки его глотки. Но Локс верещит от страха - громче и отчаяннее, чем кричала бы маленькая девочка.
Хлопок двери, шаги, руки, которые хватают меня под локти и с трудом оттаскивают назад. Я, кажется, кричу, кажется, даже ругаюсь, но перед глазами уже красная пелена.
— Хватит! - кричит Локс, когда меня жестко пытаются усадить на стул, а я в отместку огрызаюсь и пытаюсь укусить его охранника за руку. - Мне не надо, чтобы ее личико пострадало.
Меня все-таки усаживают, ладонями в плечи заставляют сидеть. Любая попытка сопротивляться буквально парализуется. Жалею ли я, что приехала, а не отсиделась дома? Нет, ни на минуту. Теперь я знаю, что эта тварь своими противными щупальцами пытается схватить самое дорогое, что у меня есть - мою любовь к самому лучшем мужчине на земле.
— Послушай меня, деточка, - где-то поблизости маячит размазанная «болванка» головы, на которой я даже не вижу черт лица. - Посади на цепь свою гавкающую собаку и предупреди, что если он не прекратит - я сотру его с лица земли. А фотографии его жены, в самом неприглядном виде, облетят весь свет.
Я прикрываю глаза, чтобы не видеть протянутую в мою сторону ладонь с крючковатыми пальцами. Нет, не страшно, только ужасно гадко. И когда ко мне все-таки возвращается зрение, и я могу посмотреть ему в глаза - вряд ли он видит там страх, или панику. Может поэтому надолго задерживает руку в воздухе, а потом закладывает ее за спину, делая вид, что просто решил «смилостивиться».
Черта с два.
— Что? - усмехаюсь в ответ, пытаясь понять, откуда во рту взялся солёный вкус крови. Кажется, когда я пыталась укусить кого-то из охранников, он меня ударил? - Локс, неужели боишься, что не отрастут запасные пальцы? Может, все-таки рискнёшь?
Он делает знак своим головорезам - и меня, как куклу, волокут куда-то на улицу.
В себя прихожу только когда в лицо ударяет свежий, какой-то по-особенному вкусный воздух со вкусом дождя. Выдыхаю и вдыхаю, обхватываю себя руками, чтобы подавить подступающую к горлу панику.
Нужно взять себя в руки.
Нужно что-то придумать.
Нельзя, чтобы из-за меня…
— Маргарита Александровна?
Я не знаю, от чего подскакиваю на месте - от звука своего имени или от касания за локоть, которое почти на самом деле почти не ощущаю. Поднимаю голову - передо мной стоит водитель, которого я «обманула», попросив ждать кварталом ниже. У него сосредоточенное хмурое лицо и носовой платок в свободной руке.
— Господин Шад’Фар будет расстроен, - говорит спокойным, но осуждающим голосом.
Я киваю и промокаю платком то место под губой, которое начало ныть от тупой боли. На белой ткани остаётся мазок крови.
— Нужно вернуться, - теперь уже даже губами шевелить больно, - К’Рэйгу нужно… знать.
— Я отвезу вас домой.
Он предлагает локоть, чтобы помочь дойти до машины, а потом выходит и делает пару звонков. Я знаю кому. Мой собственный телефон опасно молчалив - вряд ли К’Рэйг будет рад моей «инициативе», но теперь я по крайней мере точно знаю, что задумал Локс. И точно знаю, что если ради спасения мужа придётся с ним попрощаться - я готова сделать это, даже если придётся уйти из его жизни навсегда.
Глава сорок шестая: Марго
По дороге домой перебираю все варианты предстоящего тяжёлого разговора с К’Рэйгом. В том, что это будет наш самый сложный разговор, вообще нет сомнений - он просил не делать глупостей и обо всем ему говорить, а я, как обычно, поступила по-своему. Нет, я не жалею об этом - теперь точно знаю, куда может ударить Локс и что в моих силах уберечь мужа от позора. Просто…