— Жаль, что любовь не способна победить смерть, — пробормотала я печально, думая о Рене.
Собственная смерть уже не пугала меня. Теперь, когда рядом был отец, я не боялась идти в чертог Богов, но мысль о том, что я оставляю позади его, отравляла хуже яда. Я помнила, как он говорил о смерти Линн. И даже о смерти Лилии. Моя смерть окончательно добьет его. Это угнетало больше всего.
— Да, не способна, — согласился Малрой. — Но есть и другая истина, куда более приятная. Смерть тоже не способна победить любовь. Мы уходим в чертог Богов, но наша любовь остается с теми, кто был дорог нам при жизни. Прежние жены твоего жениха доказали это. Смерть не убивает любовь, лишь избавляет ее от человеческих страстей. Очищает от ревности, сомнений и обид.
— Моя любовь теперь тоже станет чище?
— Твоя любовь в этом не нуждается.
Наверное, его слова должны были меня утешить, но горечь лишь усилилась.
— За что боги к нему так жестоки? — я посмотрела на Малроя с надеждой, как будто объяснение причины могло что-то для меня изменить. — Он ведь хороший. Он заботится о других больше, чем о себе. Так за что они наказывают его?
— Богам виднее, как правильно.
Я не нашла в себе сил, чтобы возразить. Ведь всего несколько часов назад я и сама говорила Рену нечто подобное. Может быть, моя смерть тоже часть их замысла? Замысла, который ведет его к еще большей награде? Еще большей любви?
— Ты прав. Конечно. Я только надеюсь, что в их понимание правильного входит его счастье.
— Ты невероятная, Нея, — восхищенно выдохнул Малрой. — Ты превзошла все мои надежды и ожидания. Я очень тобой горжусь. Я пришел сюда сказать тебе это: я очень люблю тебя и очень тобой горжусь. Мы оба тебя любим и гордимся. И я, и мама.
От его слов по всему телу разлилось тепло, заставившее меня повторить его улыбку словно зеркало, несмотря на разъедающую изнутри боль. Но вместе с тем я оказалась сбита с толку.
— Разве ты пришел сюда не для того, чтобы проводить меня в чертог Богов? Я ведь смогу увидеть там маму?
— Сможешь, — кивнул он. — Однажды. Но не сейчас. Сейчас еще не время.
Я удивленно вздернула брови, не понимая, что он имеет в виду, но безумная надежда уже вновь вспыхнула в груди, вымещая и боль, и горечь.
— А для чего сейчас время?
Его руки легли мне на плечи и легонько сжали. Он коснулся губами моего лба и тихо прошептал:
— Время передать тебе свое наследие. Время сделать тебя настоящей верховной жрицей Некроса.
С этими словами он крепко обнял меня, так сильно прижав к себе, что я снова задохнулась. Жар зародился где-то на уровне груди и разошелся по всему телу. Я горела, и одновременно с этим меня пронзало ледяными иглами. Было больно, очень больно. Настолько, что я дернулась, пытаясь вырваться из объятий отца, но он держал крепко.
Мне казалось, что я закричала, но своего крика я не услышала. Ослепительный свет накрыл меня так же, как незадолго до этого накрывало пеленой тьмы. Он принес с собой частичное облегчение. По крайней мере, пронзающая боль утихла, осталось только жжение, и то постепенно снова собралось в груди.
Сначала я почувствовала его руки. Они обнимали меня так же крепко, как и руки отца на крыше, но не причиняли боли. Потом я услышала его тихий шепот:
— Ну же, Нея, ты же сильная. Ты даже меня сильнее. Возвращайся. Я знаю, ты можешь. Пожалуйста. Боги…
Судорожный вдох и дрожащий выдох. Его рука погладила меня по волосам, губы коснулись виска.
— Некрос, я прошу тебя, — снова прошептал Рен, — верни ее. Услышь меня хотя бы один раз…
Я наконец поняла, что жжение в груди — это горящие легкие. И в следующее мгновение шумно вдохнула, жадно втягивая воздух. И, конечно, тут же закашлялась.
— Нея?
Рука коснулась моего лица, откинула с него волосы, пальцы пробежали по щеке. Я с трудом открыла глаза, моргнула, чтобы убрать мутную пелену, и посмотрела на жениха, на лице которого причудливо перемешались выражения ужаса и радости.
Я улыбнулась ему. По крайней мере, совершенно точно попыталась это сделать, а уж что там получилось, не знаю.
— А говорил, что веру потерял, — голоса не было, а шепот получился каким-то свистящим.
Рен нервно рассмеялся, снова прижался губами к моему лбу, потом быстро коснулся ими уголка глаза, опустился по щеке, наконец накрывая губы в стремительном, но коротком поцелуе.
— Как же ты меня напугала, — выдохнул он.
— Я и сама испугалась…
Контроль над телом ко мне частично вернулся. Недостаточно для того, чтобы встать, но поднять руки и обнять Рена за шею я смогла. Он поцеловал меня еще раз, обнимая в ответ, но тоже не торопился вставать. Ни у кого из нас просто не было на это сил. И желания тоже.
Конечно, мне еще следовало рассказать ему про Ирис и про разговор с отцом на крыше, но сейчас ничего этого не хотелось. Хотелось просто лежать в его объятиях, понимая, что уж теперь-то все действительно позади.
Совместный завтрак у нас так и не случился. Убедившись, что со мной все в порядке, Рен уложил меня в постель. Причем в постель в моей комнате, а не в своей, поскольку мою не требовалось убирать, а до его комнат горничные добраться не успели. После этого он прислал ко мне Розу, мать и даже брата, который, конечно, оставался в гостиной, в спальню не входил. Судя по всему, Рен больше не собирался рисковать и оставлять меня без присмотра. Больше ко мне весь день никого не пускали, даже слуг.
Поначалу в обществе его матери я чувствовала себя немного неловко. Я все еще по привычке боялась ее. Но потом сообразила, что она больше для меня не опасна. Ведь я оказалась из северных жрецов, а моя связь с южным Домом была демонстративно разорвана. Вероятно, теперь госпожа Фолкнор могла превратиться в самую преданную мою защитницу.
Впрочем, после завтрака все это перестало меня волновать, потому что я уснула. И провела так почти весь день, просыпаясь лишь ненадолго. Такой слабости я в своей жизни еще не испытывала, но после бессонной ночи, призыва мертвых жрецов и яда это было вполне объяснимо.
Каждый раз, когда я открывала глаза, рядом со мной кто-то находился. Это были попеременно то Роза, то госпожа Фолкнор. И лишь когда я проснулась уже после заката, в погруженной в тишину и темноту комнате рядом со мной оказался Рен.
Он сидел на краю постели, уже облаченный в пижаму и теплый ночной халат, смотрел на меня и улыбался.
— Какая же ты соня, — заметил он, когда я зашевелилась, растирая лицо, чтобы прогнать остатки сна.
— Ты здесь давно? Почему не разбудил меня?
— Всего минут пять, не больше, — заверил он. — Мне нравилось смотреть, как ты спишь. По-моему, я никогда не видел тебя такой умиротворенной.
Я села на постели, чтобы приблизиться к нему. Попыталась пригладить растрепавшиеся во время сна волосы, одновременно вглядываясь в его лицо с тревогой. Казалось, за этот день он постарел еще сильнее.
— Ты ужасно выглядишь, — прошептала я, коснувшись ладонью его щеки.
Он лишь криво улыбнулся.
— День выдался тяжелый. И очень длинный. Я думал, он никогда не закончится.
— Но я уверена, ты со всем разобрался.
Рен кивнул, но лицо его при этом помрачнело. Утром я успела рассказать ему про Ирис, а это значило, что сегодня он занимался и ею. Учитывая, что она была одной из первых учениц его школы, это наверняка далось ему нелегко. Я понимала, что лучше не спрашивать о ней, но эта девушка все-таки была и моей подругой. По крайней мере, я ее таковой считала и искренне к ней привязалась. Поэтому не смогла удержаться:
— Что с Ирис?
Его лицо вновь превратилось в непроницаемую маску, глаза стали холодными. Смерть как она есть. Впрочем, едва ли стоило ожидать чего-то другого. Да и за убийство и попытку убийства соответственно жены и невесты шеда Ирис грозила смертная казнь, так что вариантов было немного.
— Я дал ей выбор, — после непродолжительного молчания все-таки признался он. — Полиция Колдора была уже в пути. Я оставил ее дожидаться их приезда в гостиной с отравленным ею же чаем. Она понимала свои перспективы. И выбрала выпить чай.
Я кивнула, чувствуя, как поперек горла встает ком. Мне не хотелось плакать при нем из-за этого, но глаза все равно наполнились слезами. Конечно, он все сделал правильно. По крайней мере, это избавило Ирис от многих неприятных вещей, позволило уйти на своих условиях, но все равно было горько. Она была одной из немногих, кто поддержал меня здесь. И этого я не собиралась забывать.
Рен коснулся моего плеча, и я тут же накрыла его руку своей, давая понять, что я на его стороне, просто не могу справиться с собой.
— Она все это не со зла, я уверена, — с трудом контролируя голос, выдавила я. — Она была хорошей. Я верю, что она не хотела убивать Лилию. И действительно не хотела убивать меня, просто боялась, что я ее выдам. Что мы с Лилией обе ее выдадим.
— Возможно, — сдержанно ответил Рен. — Но это ничего не меняет. Она убила мою жену. И едва не убила тебя. Одна смерть еще могла быть случайностью, но то, что она решила отравить тебя, лишило ее права на снисхождение.
Я плотно сжала веки, кивая и проглатывая ком. С этим я была согласна. Даже не попытайся она убить меня… Лилия все равно имела право на справедливость.
— Знаешь, что самое печальное? Мы не могли ее выдать. Лилия не знала, кто ее столкнул. Не видела.
Я не могла объяснить, откуда это знаю, но знала наверняка. Возможно, Лилия снова нашептала мне, пока я спала.
— Поэтому она и не указывала на нее все это время.
Только когда Рен коснулся моего лица, вытирая скатившуюся по щеке слезинку, я поняла, что все-таки не совладала с эмоциями. Оставалось надеяться, что он поймет их правильно. Я перехватила его руку и поднесла ее к губам, после чего заставила себя улыбнуться.
Однако Рен на мою улыбку не ответил, и я поняла, что плохие новости еще не закончились. Тяжело сглотнув, я попросила:
— Говори уже до конца. Пусть все плохое останется в этом дне, а завтра начнется наша новая жизнь.