Это змей, стерегущий свою добычу в Доме Змея!..
Раймонд и маркиз также вскрикнули от ужаса, увидев неожиданно возникшее перед ними гигантское существо, и бросились на чудовище. Голова его равномерно покачивается над ними, издавая своеобразное пощелкивание гремучей змеи. Они силятся вырвать у него несчастных!.. Они бьют змея! Душат!!.. Они хотят убить чудовище!.. Задушить!.. Ужасная неожиданность!.. Под руками их не живое тело, а холодный металл, — металлические кольца, со скрипом скользящие одно по другому и движимые каким-то адским механизмом[24]. Эти медные оковы[25] охраняют Марию-Терезу и ребенка от спасителей лучше любых тюремных решеток!..
Тщетно Раймонд пытается привлечь к себе холодеющее тело Марии-Терезы, напрасно тянет к себе маркиз маленького Кристобаля… Они не в силах вырвать добычу у чудовища, продолжающего раскачивать над ними свою треугольную голову с открытой пастью, откуда вырывается все более резкий свист и оглушительное щелканье. На шум отовсюду сбегаются люди…
Нативидад восклицает: «Вот они! вот они!..» — и куда- то бежит… Но куда бежать?!.. Маркиз не желает никуда бежать. Раймонд не в силах расстаться с Марией-Терезой!.. Между тем, вся зала снова наполняется индейцами, жрецами, кациками, красными пончо, — и вся эта масса людей неистово вопит при виде совершенного святотатства… Мамаконас в отчаянии размахивают своими черными покрывалами… Сюда же являются солдаты-кечуа, которые открыто стали на сторону банды Овьедо Рунту, остающегося по- прежнему невидимым.
Наконец появляется Гуаскар. Где он был?… Его спокойствие, его неподвижность среди всего этого шума и волнения как бы свидетельствуют, что происшедшее его не удивило… что ничто не может его удивить… Будь Гуаскар заранее предупрежден о том, что только что случилось, он и тогда не обнаружил бы большего спокойствия. Он приказывает надеть кандалы на пленников — маркиза, Нативидада и дядюшку Франсуа-Гаспара. Последний, испытав грубость и жестокость набросившихся на него людей, начинает беспокоиться, поддаваться ужасу… Гуаскар велит своим индейцам увести всех троих…
Маркиз зовет в последний раз: «Кристобаль! Мария- Тереза!»… Но они не отвечают, недвижно покоясь в кольцах металлического змея…
И все же Гуаскар становится все более и более мрачным: поиски Раймонда в этой переполненной людьми зале оказались напрасны. Раймонд исчез! Неужели один Раймонд избежит его мести?!
Вслед за пленниками покинули залу и индейцы, воспевая славу, силу, ловкость и хитрость стража Дома Змея. Во время поднявшейся суматохи мамаконас набросили свои черные покрывала на неподвижно сидящую мумию Уайны Капака. Когда индейцы ушли, они снова взяли свои покрывала и удалились. Затем ушли и все жрецы, и должностные лица, за исключением Гуаскара и трех стражей храма, которые продолжали ласкать змею маленькими отвратительными ручками. Тогда Гуаскар зашел за спинку двойного золотого трона и тотчас же, словно в силу полученного приказания, змей перестал свистеть и сомкнул пасть, оборвав свое непрерывное щелканье. Постепенно, очень медленно змей, так быстро обвившийся вокруг бедной Марии-Терезы и маленького Кристобаля, свернул кольца и скрылся за спинкой трона. После этого Гуаскар прикоснулся к стене в том месте, где была изображена коракенке, птица с человечьей головой, и стена вновь повернулась, открыв путь ночи. Тотчас двухместный трон проскользнул в этот темный проход, унося с собой мертвого царя, Марию-Терезу и маленького Кристобаля. А стена, повернувшись на оси, закрыла проход, ибо существуют тайны, что не должны быть известны тем, кто не готов еще умереть. Затем трое стражей храма преклонили свои чудовищные головы перед Гуаскаром, и Гуаскар остался один в Доме Змея — он имел на это право, будучи последним великим жрецом последних инков.
Всю ночь до самой зари просидел Гуаскар в одиночестве на высоких ступенях из порфира, склонив голову на руки.
Скрываясь в нише, выдолбленной в камне руками инков, Раймонд всю ночь ждал Гуаскара перед Домом Змея. Но ему не удалось увидеть никого из тех, ради кого он здесь остался, невзирая на опасность быть узнанным распорядителями празднеств Интерайми. Некоторые, проходя мимо, бросали взгляд на этого нищего индейца, завернувшегося в пончо и, казалось, спящего. Но никто не подозревал, что это был тот самый беглец, исчезнувший из храма после содеянного святотатства.
Ночная тьма благоприятствовала Раймонду. В темноте ему удалось спастись из этой огромной залы, куда бросились индейцы на призыв гремучего змея. Во время всеобщего замешательства у него хватило присутствия духа, чтобы вывернуть наизнанку свое красное пончо, и оно стало походить на обыкновенное пончо кечуа. Смешавшись с толпой, Раймонд вышел вместе с индейцами из храма и остался в этой нише, подавленный случившимся.
У него не оставалось больше никакой надежды. Кечуа стали хозяевами края. Последняя победа Гарсии даровала им Куско. Все, кто не принадлежал к числу туземцев, бежали. Из 50.000 жителей этого древнего города, семь восьмых относились к чистой индейской расе, и со времени испанского завоевания эти десятки тысяч людей не устраивали себе подобного празднества. Оставленные Гарсией в городе незначительные силы, к которым, впрочем, с энтузиазмом примкнули и побежденные солдаты Вентимильи, обнаружили полное единодушие с туземным населением, из среды которого они вышли, чьи нравы, верования и фетишизм разделяли.
Экзальтация охватила весь край, тем более что Гарсия благоразумно не вмешивался. Генерал не хотел лично становиться в рискованную оппозицию проявлениям фанатизма, который, по его мнению, должен был остыть естественным путем по окончании праздника Интерайми.
Но праздник еще продолжался, и вся область превратилась в священное достояние детей Солнца, какой она и была в самую славную эпоху инков. Религиозные процессии, пение и танцы не прекращались. Когда Раймонд и его спутники прибыли в окрестности Куско и оставили свой автомобиль в одной из тамбос (деревенской гостинице), подкупив владельца, они быстро убедились, что в таких условиях действовать силой было невозможно.
К счастью, у них оставались деньги Гарсии — последняя их надежда. Они пообещали хозяину гостиницы, — бедному метису, только и мечтавшему разбогатеть, — целое маленькое состояние, если он приведет к ним нескольких красных пончо, которые обнаружили бы готовность, за весьма солидное вознаграждение, заключить с ними сделку. И все это время им пришлось действовать в тайне от Гуаскара.
Метис привел к ним четырех красных пончо. Тем вечером они должны были исполнять обязанности бодрствующих над жертвой и, следовательно, последними оставаться в храме наедине с Койей и Уайной Капаком до начала таинства путей ночи. Действительно, выходило очень удобно. Выходило даже слишком «удобно», но Раймонд и маркиз радовались возможности проникнуть, наконец, к Марии-Терезе и потому не обратили внимания на детали, которые могли возбудить подозрительность и менее предусмотрительных людей. Франсуа-Гаспар, присутствовавший при обсуждении этой «комбинации», на сей раз не без основания пожимал плечами в знак презрения к столь «жалкой политике». Наконец, обо всем было договорено и красными пончо немедленно получили половину обещанной суммы; остальное они должны были получить лишь после успешного окончания предприятия. Условлено было также, что они окажут содействие и помогут освободить Марию-Терезу, взяв на себя обязанность стеречь один из выходов и в случае успеха выпустить из храма кучку заговорщиков с их драгоценной добычей. Затем четверо путешественников надели плащи «бодрствующих над жертвой», загримировались и натянули на головы жреческие колпаки с наушниками. Церемония должна была состояться на исходе дня в присутствии толпы, охваченной экстазом, — едва ли поэтому можно было ожидать, что кто-нибудь станет внимательно разглядывать этих лже-жрецов, обязанных лишь исправно склоняться челом до самой земли. Франсуа-Гаспар, конечно, первым вызвался участвовать в этом, как он выразился, маскараде; он играл свою роль со спокойным мужеством, которое вернуло ему прежнее уважение маркиза и даже племянника. Нативидад на минутку задумался о швейке Женни, но решил, что дело быстро и благополучно закончится. По опыту он знал, что в этих краях многое решают деньги, а продажность индейцев была ему хорошо известна. Вот почему он не сомневался в счастливом финале этой маленькой трагикомедии. Сколько раз на его глазах индеец оказывался одураченным представителями белой расы!
Однако на сей раз представители белой расы дали индейцам себя одурачить. В этом они быстро убедились. Гуаскар, разумеется, обо всем узнал и лишь посмеялся над ними, заставив облачиться в красные пончо.
Где теперь эти «бодрствующие над жертвой», неудавшиеся спасители Марии-Терезы и Кристобаля? Куда подевался маркиз? Где Нативидад? Куда исчез знаменитый академик? В глубине какой темницы томятся они, и какая участь ждет их?
На темной улице перед роковым храмом Раймонд ждал Гуаскара, чтобы убить его. Но никто больше не выходил из Дома Змея. Когда рассвело, чья-то рука легла на плечо лже-индейца. Он поднял голову и узнал высокого старика, который выслеживал Гуаскара на площади в Арекипе. Перед Раймондом стоял отец Марии-Кристины д’Орельяны.
— Зачем ты здесь? — спросил старик Раймонда. — Процессия пройдет с другой стороны. Пойдем со мной, — и ты увидишь мою дочь. Она явится с путей ночи.
Раймонд встрепенулся, услышав слова несчастного безумца; к тому же он заметил многочисленные группы индейцев, тянувшиеся по улице в одном и том же направлении. А старик добавил:
— Пойдем за ними! Видишь, они все идут посмотреть на процессию невесты Солнца.
Раймонд поднялся и пошел за стариком. В его нынешнем ужасном положении, подобное которому невозможно было представить себе в современном цивилизованном мире, Раймонду начало казаться совершенно естественным то обстоятельство, что его вел за собой какой-то сумасшедший. А старик, идя рядом, продолжал говорить: