Затем он с грохотом закрыл ящик, зажег свечу и во второй раз за день начал просматривать те новые вещи, которые прислал Дюпон, — просроченные векселя и несколько писем с соболезнованиями мадам Моро. Как Дюпон раздобыл их, Джефф не знал.
Просмотрев стопку, он выбрал самое многообещающее письмо — послание приходского священника, сложенное несколько раз. Держа его в руках, он читал его медленно, акцентируя внимание на каждом чувствительном и болезненном месте, пытаясь представить себе, какие чувства вызвало это письмо, когда она взяла его в свои руки. И даже ее чувства теперь.
Затем он задул свечу, закрыл глаза и совершенно сознательно открыл себя этой бесконечной пропасти между временем и пространством. Это было похоже, как если бы кто-то наложил ему жгут на руку и вскрыл вену. Когда ночная тишина захлестнула его, Джефф пытался почувствовать мадам Моро, попробовал ощутить ее скорбь, проникнуть в ее мысли и в суть ее бытия в окружающей пустоте.
Это была работа, которую он терпеть не мог. Но по большей части теперь это была просто работа. Просто выбор, который он сделал, когда не осталось альтернативы.
Однако было время, и с тех пор прошло немного лет, когда у него не было выбора — когда его сознание, скользкое как угорь, свободно перемещалось сквозь время и пространство, туда и обратно. Это было похоже на чередование вспышек ослепительной яркости и совершенной ясности — неконтролируемой ясности, — которое могло иногда показывать мерцание вещей. И он испытывал при этом полное и абсолютное бессилие.
Этого не должен видеть ни один ребенок.
Да, ему не нравилось делать это. Но долгие годы практики и безжалостная самодисциплина сделали это его выбором, а не выбором его судьбы.
И все же сегодня он ничего не почувствовал.
В настоящее время в тех очень редких случаях, когда у него возникал непрошеный образ, он чувствовал провал. И в случаях, как сегодня вечером, когда у него не получилось вызвать образ, он чувствовал… то же самое.
Он утешил себя — если это слово можно применить в данном случае, — что он не был знаком с Жизелью Моро и ничего не знал о ее матери, за исключением того, что в конце этого дня, когда она куда-то отправилась со своей корзинкой для провизии, они с ней лишь мельком переглянулись. Маленькая опрятная блондинка в длинном черном плаще.
Трудно уловить нити мыслей или эмоций в текущее время, не говоря уж о будущих событиях, поскольку для этого необходимо если не коснуться, то по крайней мере встретиться с другим человеком. Но попробовать стоило.
Джефф со вздохом бросил письмо обратно в кучу. Впервые в жизни он чуть не пропустил видение. Сегодня вечером он будет один.
Наедине с лихорадочными мечтами об Анаис де Роуэн.
Церковь Святого Николая была красивым старинным храмом, спрятанным в укромном уголке между несколькими улицами Бёр, прямо за площадью Гран-Плас, в конце самых многолюдных кварталов.
По сравнению с другими церквями храм был расположен вдалеке от центра Брюсселя. Интересный выбор, подумала Анаис, бродя под его сводчатыми потолками.
Но по какой-то причине госпожа Моро предпочла именно эту церковь.
Возможно, это было как-то связано с простотой внутренней отделки церкви — ее спокойными тонами и сдержанным количеством позолоты. Однако даже здесь, в этом месте покоя, все равно были заметны признаки городской политической суматохи. В течение веков церковь неоднократно бомбили и сжигали — проходящий мимо церковный староста сказал ей, что в часовне Пресвятой Богородицы в одной из колон до сих пор находится французское пушечное ядро.
Анаис поблагодарила его, но не стала заниматься поисками ядра, предпочитая вместо этого ждать около исповедален, в которых прихожане периодически сменяли друг друга. Она поставила свечку за упокой прабабушки Софии, а затем улучила момент, чтобы прочесть молитву.
Хотя ее и покрестили в англиканской церкви ее матери, Анаис была погружена в католицизм с самого раннего возраста. Ребенком она часто сопровождала прабабушку и Марию на мессу в церковь Пресвятой Девы Марии, ибо ее родители были либеральны в этих вопросах. В Тоскане не было другой церкви для посещения. Анаис не считала, что религии взаимозаменяемы, скорее взаимодополняемы.
Так что в церкви Святого Николая она чувствовала себя также непринужденно, как если бы посещала давнишнего друга. Спустя четверть часа через притвор вошла маленькая круглая блондинка с корзинкой, украшенной ярко-зеленой узкой полоской. Необычная корзинка была именно такой, какой ее описал Пти.
Оставив ее около двери, леди покрыла голову шарфом и направилась в одну из открытых исповедален. Анаис последовала за ней и вошла в соседнюю.
— Благословите меня, Отец мой, ибо я согрешила, — сказала она на французском языке, приблизив губы к решетчатому оконцу. — Я принадлежу к англиканской церкви. Вы выслушаете мою исповедь?
Священник колебался лишь мгновение.
— Конечно, дитя мое, — сказал он мягким голосом. — Если ты стремишься к благодати Господа нашего, тогда ты можешь искать таинство примирения здесь.
— Благодарю вас, — сказала она. — С моей последней исповеди прошло четыре месяца. Вот мои прегрешения. Я солгала один раз моему отцу и матери. Несколько раз я использовала неподобающие леди выражения. И у меня были непристойные мысли о мужчине, с которым я не состою в браке, вообще-то это было… ну, немного больше, чем просто мысли.
— Так, — сказал священник, — насчет последнего. — Ты хочешь выйти за него замуж?
— Нет, святой отец. — Анаис быстро зажмурилась. — Есть… кто-то другой.
— Ты замужем за другим? — Его голос стал резче. — Или обещана другому?
— Нет, нет, святой отец, — выдавила она. — Я… я просто жду его.
— Тогда ты должна стараться быть более терпеливой, дитя мое, — мягко пожурил ее священник.
— Уверена, что вы правы, святой отец, — сказала она. — Я прошу прощения за эти грехи и за все другие грехи, про которые я, возможно, забыла.
— Хорошо, — ответил священник. — Ты должна серьезно задуматься об этом и молиться о терпении.
— Да, святой отец.
Анаис быстро произнесла свою обычную молитву раскаяния. Краем глаза она видела, что Шарлотта Моро вышла из исповедальни и направилась к своей корзинке.
— Прощаются тебе грехи твои, — сказал священник, когда она закончила. — Иди с миром.
— Слава Богу, — сказала Анаис.
Она поспешила вниз по ступенькам, а затем через притвор.
Выйдя за мадам Моро на яркий солнечный свет, Анаис сумела слегка задеть ее корзинку.
— Ой! — воскликнула она, хватаясь за корзинку, словно пытаясь ее удержать. — Прошу прощения. Извините меня.
— Ничего. — Мадам Моро сделала шаг, словно хотела проскочить мимо нее, потом замерла, и ее глаза внезапно расширились. — О, вы англичанка?
Анаис притворно удивилась.
— Да, мадам, — сказала она. — А вы? Я даже подумала, что где-то видела вас.
— Да, я англичанка. — Лицо дамы потеплело, но это не устранило печаль в ее глазах. — Но не думаю, что мы можем знать друг друга. Я уже много лет не живу в Англии.
Анаис рассмеялась.
— Ну, если бы мне пришлось жить много лет вдали от Англии, я тоже наверняка бы выбрала Бельгию. — Затем она чуть-чуть понизила голос. — И все-таки мне кажется, я знаю вас, вернее, встречала раньше. На другой стороне улицы, я имею в виду. На улице Эскалье?
Дама неуверенно моргнула.
— Да, я живу там.
Анаис ослепительно улыбнулась и протянула ей руку.
— Я — миссис Маклахлан, — сказала она. — Анаис Маклахлан. Мы, должно быть, соседи, разве не так?
Дама приняла ее руку немного настороженно.
— Я — мадам Моро.
— Ах, как приятно, что мы встретились с вами! — сказала Анаис. — Как-никак мы приехали только вчера. Разве Брюссель не прекрасен? О такой жизни мечтает каждый. А как приятно здесь делать покупки. — Она сделала паузу и распахнула глаза. — Я только что говорила господину Маклахлану — знаете, мы здесь проводим наш медовый месяц, — что я его точно сделаю банкротом, потратив деньги на кружева и фарфор. А эти маленькие голубые плитки из Антверпена — просто прелесть! Я клянусь, что, когда мы поедем домой, я повезу с собой полный сундук.
Мадам Моро выглядела несколько ошеломленной.
— Мои поздравления с замужеством, — сумела произнести она. — И добро пожаловать в Брюссель.
— О, благодарю вас. — Анаис снова улыбнулась. — Было очень приятно.
— Да, приятно, — эхом отозвалась мадам Моро.
— Надеюсь, вы когда-нибудь навестите меня? — Анаис начала медленно подниматься вверх в гору.
— Спасибо, — откликнулась та, но ответное приглашение не сделала.
Анаис указала вверх по улице.
— Я так дойду до лавок с цветами? — сказала она. — Это правильный путь?
— О да. — Мадам Моро уже успокоилась. — Хотите покажу? Я как раз собиралась на Гран-Плас.
Анаис постаралась выглядеть обрадованной.
— Вы действительно составите мне компанию? — воскликнула она. — Мне так не нравится ходить по магазинам одной, но дома немного тоскливо, и я захотела купить цветы, к тому же кухарке понадобилось несколько вещей.
— Пойдемте, — сказала мадам Моро, и они направились в сторону площади. — Вы, должно быть, поселились в доме месье Мишеля? Вчера один из слуг видел, как вносили багаж.
— Да, мы сняли этот дом на год, — ответила Анаис. — Хотя я не знаю, как долго мы здесь пробудем.
Мадам Моро искоса бросила на нее взгляд.
— Надеюсь, с господином Мишелем все в порядке?
Анаис приподняла плечо.
— Скорее всего, он уехал в путешествие за границу, — сказала она. — Все было согласовано через агентов и банкиров. А здесь мы никого не знаем.
— Да, понимаю, — пробормотала мадам Моро. — А почему для свадебного путешествия вы решили выбрать Брюссель?
— О, это из-за мужа. — Анаис отпустила руку мадам Моро. — Он воображает себя немного художником. Или архитектором. Он собирается сделать наброски здешних чудесных зданий.
— А что насчет вас? — спросила мадам Моро. — Вы наверняка предпочли бы Париж? Покупки лучше делать там.