— Ещё раз простите. Я много чего не понимаю. И меня мало учили в детстве.
Она открыла потайную дверь, первая прошла в его комнату. Поторопилась выйти.
Быстро сказала, пока дверь закрывалась:
— Выздоравливайте скорее, милорд.
— Вы так добры, миледи, — его слова опять сочились неприкрытой насмешкой.
Подумалось — да что Бир забыл в монастыре? Тогда, уезжая, он выпросил у матери Карнелы приглашение посетить библиотеку. Выяснил, как надевают леди пояс невинности, хотя имя «почтенной женщины», конечно, ему не назовут. Но догадаться можно. Надо предупредить Винью на всякий случай. И вот что: может, он вообразил себе, что та самая «почтенная» — настоятельница? Или придёт к такому выводу. О, это было бы даже забавно, её ему точно не расколоть, зато для него это просто не пройдёт! Да и знает ли мать Карнела способ снять пояс сейчас, без пострига и специальных молитв?
Пока следует скорее привести себя в порядок и идти на кухню, проверить, как там приготовление завтрака.
Биром пришёл за стол вовремя и занял свое почетное место рядом с другими женихами. Жевал холодное мясо и сыр со свежим хлебом и искоса поглядывал на Иларис. Она сидела рядом с дядей, сохранять самый что ни на есть безучастный вид, а потом ушла из-за стола первой.
Она хотела посмеяться и пошутить. Решила наказать… немного совсем наказать мужчину, который имел неосторожность ей понравиться, а потом унизил нелепым спором на золото. Он мог легко отказаться, поставив заодно всех на место, но он согласился, решил получить и её, и золото. Это задевало.
Она захотела его любви… захотела почти сразу. И не видит резона отказываться теперь. Ей ведь не замуж за него выходить, верно? Оплошность с пари она простит, так и быть. Но не сразу. И её самолюбие будет удовлетворено.
Всё верно. Но…
Почему мучает ощущение неправильности? И тянет плакать, хотя она хотела смеяться. И хочется именно любви, а не короткой игры в любовь. Да, любви, настоящей, его любви, и смаковать её долго, наслаждаясь, как редкое кушанье. Говорят, надоедает со временем — да неужто?
Любовь проходит — говорят. Иссякает. Какое счастье было бы — дождаться, пока пройдёт. Насытиться. А это возможно, вообще? Не верится. Но она не узнает. У неё совсем немного времени, а потом…
Как там он сказал — это склеп, раз туда уходят от жизни. Ей придётся притворяться, что это не так.
Каким он был бы мужем? Верным? Или, как Эстон Шалль, завел бы любовниц? Она этого не узнает. Вот и хорошо. Можно пока верить в сказку про любовь и верность.
Почему Рейнин прислал сюда лорда Бира? Он не подходит в мужья Элине, хотя бы из-за происхождения. Всё-таки девушек из Несса не выдают замуж за кого попало. Иларис тоже не благословили бы за него, несмотря на то, что она вдова. Так что же он совершил такого, что король отмёл в сторону вопрос происхождения? Что в нем такого есть?
Она непременно заставит Рейнина признаться. Так или иначе, она ни за что допустит его брака с Элиной. А он?
Бир её искушает, говоря, что увезёт, заберет навсегда, сделает своей, будет говорить ласковые слова. Он ведет себя так, словно Элины нет, точнее, она не имеет для него значения. Да он просто хитрый лис?..
Лучше думать так. Чтобы не искушаться. Что это меняет, в конце концов?
— Тебе его не жаль? Сколько собираешься издеваться над этим мужчиной? Мучить его? — по тонким губам стоящей рядом экономки скользнула усмешка.
Они вдвоем смотрели за окно, на площадь, где собиралась охота. Там распоряжался дядя Эрвик. Там собирались пестрыми стайками нарядные мужчины и женщины. Многие добирались сюда издалека ради этого дня.
— Не жаль, — покачала головой Иларис. — Мне кажется, что ему тоже интересно. Побеждать интересно, правда? А тот, кто испытал бы только досаду, мне не нужен. Такого и жаль не было бы.
Винья не знает про пари на золото.
— Ты ожесточилась, тогда, в Руате, — в голосе экономки ей послышалась горечь. — Это плохо, девочка. Есть мужчины, которых просто можно любить. Я жизнь прожила, я знаю.
Иларис не ответила. Ей не нравилось на самом деле, когда заговаривали о Руате. И чаще вспоминался тот вовсе недолгий промежуток времени, в который уместилось бегство из павшего и разгромленного Бентенура. Про то, что Бентенур пал к ногам другого Бира, старшего, она ни разу за последнее время и не подумала.
Луна, рваные облака. Глаза, глядящие на неё презрительно с опухшего, покрытого свежими ссадинами лица. Его явная неприязнь, почти ненависть — ей так показалась. Её ненависть, которая родилась, вылепилась, окрепла не сразу, а позже. Но к Бирам это, к счастью, не имеет отношения.
Как звали того человека? Его как-то называли его товарищи, разномастный и растрепанный сброд, который он привел с собой тогда. Ей это снилось, но, проснувшись, она не могла вспомнить имя. Ну и пусть, не так-то и хочется…
Она и лицо его не помнит почти. Зато помнится та луна, будь она неладна…
— Смотри, чтобы хоть кольцо не напрасно надела, — сказала Винья. — Играй, кто против. Это для них надо скорей получить своё, а нам, женщинам, вот в этом самое счастье, чтобы дразнить, искушать, и подольше! И лишь потом… Какой-то злодей рода человеческого придумал назвать это обязанностями. Так что играй, девочка. И что-то решится, может быть.
Она словно повторяет былые мысли Иларис. Но та уже чувствует иное. Возьмите себе эти игры, ей захотелось обязанностей! Для них обоих. Скучной рутины, которая длится день за днем и не надоедает. Ну как всегда: чего не может быть, того и хочется.
— Ты желаешь, чтобы он сам догадался, как снимать твой пояс?
Иларис пожала плечами. Посмотрим…
— Знаешь, что меня удивляет? — задумчиво сказала Винья. — Я не понимаю. Лорд Бир кажется человеком, который добился всего скорее вопреки, чем благодаря семье. Семья признала и бросила ему кость, но сначала он стал, кем есть, и они сочли это за благо!
— И что же? — Иларис посмотрела ей в лицо. — И что?..
— А то, что такие люди ведут себя разумно и в меру осторожно, как бы их поступки не выглядели со стороны. А что делает твой лорд? Он открыто пренебрегает волей нашего короля. Другой бы делал это сдержанней. Ты что, не замечала, как он смотрит на тебя? И, главное, как он не смотрит на твою сестру? Тебе это приятно, а приятность усыпляет разум.
— Мне кажется, это в его характере, — Иларис опять пожала плечами. — Пренебрегать чужой властью и бравировать этим.
— Это ничего, если не чрезмерно. Милая, я тут подумала, что мы, наверное, чего-то не знаем.
На площади собирались охотники. Лаяли собаки. Элина прогарцевала мимо окна, у которого стояли Иларис и Винья, на красивой каурой лошади, в седле она держалась изумительно. Рядом с ней, ноздря в ноздрю, ехал лорд Дамир, блестя белозубой улыбкой, что-то оживленно говорил. И вдруг — Иларис увидела это ясно, — сестра покачнулась и склонилась на шею лошади, и начала съезжать с седла, и лорд Дамир, увлечённый чем-то впереди, этого не видел.
Иларис ахнула и бросилась на балкон — выход туда был рядом. Ничего не понимающая Винья — следом.
Элину они увидели не на лошади и не на земле, а на руках Торина Фертаги, без чувств, а вокруг них собиралась толпа. Побежал лорд Фари, воскликнул:
— О, как вовремя подоспел мой оруженосец!
Будто по меньшей мере он сам подоспел вовремя.
— Лекаря в передний зал! И леди Элину тоже, приготовьте, куда уложить, — бросила Иларис, зная, что кинутся исполнять тут же.
Кинулись, конечно.
— Дай сюда, ты не сумеешь удержать леди, — тем временем лорд Эрчибальд сунулся отбирать у Торина обмякшую на его руках Элину.
Торин буркнул что-то сквозь зубы, и ловко оттеснил лорда плечом, направляясь к дверям. Лорд Фари не унимался, что-то выкрикнул и опять сунулся отбирать драгоценную ношу.
— Не мешайте, прошу, милорд, — Торин уклонился и, чтобы уж точно избавиться от помехи, уверенно наступил лорду на ногу, тот даже рыкнул и ругнулся, и отошёл хромая.
Что за дурак! — с раздражением подумала Иларис. Мог бы дальше надуваться и командовать оруженосцем.
Больше ничего не успела подумать.
— Полагаю, что теперь этот красавец будет надёжно исключён из претендентов на приз? — услышала она позади себя насмешливый и совершенно спокойный голос. — За сестру не тревожьтесь, миледи, дорогая моя. Сейчас мой колдун поможет, ваш куда-то подевался, как видите. Девичий обморок, что-то серьезное защита бы не допустила. Мой колдун видит такие вещи.
— Милорд граф? — Иларис круто обернулась.
Какие демоны принесли сюда графа Карса? Хоть и мысли у них оказались так созвучны. Заодно она заметила колдуна Торна, который бегом пересекал площадь — торопился. И впрямь отлучался. Но хорошо, что он тут.
Граф пребывал в отличном настроении, смотрел приветливо.
— Позвольте вашу руку? — он протянул свою. — Кстати, насколько я раньше видел молодого Фари, он так явно дураком не казался. Сердечные дела, и матушка над ухом зудит, — продолжал он потешаться, — последняя причина всего хуже, уверяю. А мальчишка-оруженосец ловок, конечно, но во взбучке нуждается. Ведет себя негодно.
— Ах, простите, милорд, — Иларис опомнилась и бросилась в зал.
Элину уже уложили на застеленную плащами скамью, над ней склонился лекарь и тёр ей виски, и колдун графа был тут — в черном костюме и белоснежной рубашке, остальные держались на некотором расстоянии в рамках приличий. Иларис подошла. Сестру уже привели в чувство, она моргала и не понимала, что происходит, но её щеки слегка порозовели. Как раз появился колдун Торн — к радости Иларис, всё же ему она доверяла. Торн с графским колдуном быстро обменялись приветствиями и принялись на пару водить над девушкой артефактами в виде маленьких шариков.
Чужой колдун успел первый. Он, извинившись, снял с шеи Элины небольшую серебряную подвеску с маленькими красными гранатами и протянул Иларис на раскрытой ладони.
— Миледи, эта вещь наделена силой, вступившей в противоречие с защитными артефактами, которых вашей сестре несколько. Все они пересекаются в своём действии. Очень неосторожно, — и выразительно посмотрел на несского колдуна.