И он улыбнулся, вспомнив заодно, как сегодня ночью его душа загорелась дров нарубить! Вот ведь как совпало…
— За забором мои люди, — сказал он. — Вместе мы управимся быстро.
— Нет, лорд Бир, — качнула головой настоятельница. — Это работа для вас. Сделайте её до колокола, который позовёт на дневную молитву. И я помогу вам в ваших трудностях. Понятно? Когда зазвонит колокол, тут должны лежать только наколотые поленья.
Он в замешательстве покачал головой, прикидывая, сколько до того колокола.
— Матушка. Это невозможно. Слишком много дров.
Никак не успеть. Им бы вчетвером справиться.
— А вы постарайтесь, лорд Бир. Во славу Пламени, — мать Карнела наклонила голову. — Не теряйте времени.
Кажется, это означало, что возражения неуместны.
— Вы сказали, что догадываетесь, о чём я попрошу. О чём же?
На тонких губах настоятельницы мелькнула усмешка.
— Лорд Бир, сестра Агата доложила мне, что вас более всего интересовало в нашей портретной галерее. Так что не сомневаюсь, что вы хотите спросить у меня про секрет пояса невинности.
Так, значит…
— И вы ответите? — уточнил Конрад.
— Не будем забегать вперед, — теперь она посмотрела строго. — Разберитесь сначала с дровами.
Делать нечего. Нужно успеть переколоть дрова, хотя в одни руки это никак невозможно. Разве что до завтрашнего утра. Если бы не было срока, он не ушёл бы со двора, позволяя себе иногда недолгий отдых. А так…
Настоятельница дала невыполнимое задание. И она знает, что ему от неё надо. Но он вызвался ведь? Значит, надо браться за работу, время идёт.
Конрад скинул с плеч плащ, сложил аккуратно под стеной. Так же стащил колет и бросил сверху, оставшись в верхней рубахе. И ничего особенного, но две монахини, которые наблюдали за ним с другого конца двора, хором ойкнули и резво убежали, подбирая юбки. Может, решили, что он на этом не остановится? Конрада это рассмешило, немного поправив настроение.
Ладно. Начнём, во славу Пламени…
Он обошёл всю кучу, оценивая качество древесины. Сухая, местами трухлявая — дрова как дрова. Он-то для ритуальных костров на праздник выбирал лучшее дерево, чтобы не оскорбить Пламя, а тут, значит, этим не заморачиваются. Вот и ладно.
Топор-колун оказался хорош — лег в ладонь как родной. Конрад выбрал чурбак, положил сучком к себе, ударил, развалив его на две части. Потом так же несколькими ударами расколол на поленья. Чтобы Конрад Бир больше одного удара тратил на полено — не смешите. А следующий чурбак вот так: четырьмя ударами наколоть поперек не до конца, потом повернуть и ударить ещё раз — и он разлетелся на поленья. В окне второго этажа появилась настоятельница и стала смотреть, скрестив на груди руки. Ну-ну, любуйтесь, матушка…
А эту чурку, трухлявую внутри, он несколько раз наколол вокруг, а потом резко ударил — она разлетелась.
Вот так вот, поленья кучей летели под ноги, он небрежно отпихивал их ногой — монахини сами сложат. Хорошо колются дрова, но это не решает основную проблему — то, что их слишком много. Как справиться с работой, которой просто слишком много?
И вдруг он кое-что вспомнил. А точнее, сказку, которую много раз слушал дома, в детстве, зимними вечерами у камина. И осенило…
Рассказывала сказки старая нянька старших братьев. Да и бабка Конрада, когда была в настроении, тоже баловала его иногда, а сказки все были похожи, и эта — среди них. Только тогда он её не понимал. Был недоволен, считал, что в сказке — неправильно. А ведь она об этом. Как справиться с непомерной работой.
По крайней мере, сказка даёт совет. Других идей нет.
Неподалёку от него, в Очаге, горел огонь. Как всегда, как положено. Горел бодро и весело. Над очагом крыша, которая ограничит высоту пламени. Конрад ещё мальчишкой научился разводить разные костры, и умел правильно сложить любые дрова — чтобы сгорело медленно или, наоборот, быстро, чтобы огонь был высоким или не очень, чтобы у костра можно было долго греться, или поскорее приготовить обед для путников. Ему нужно быстро, широко и невысоко…
Он выбрал несколько чурок и положил в Очаг. Потом ещё несколько, складывая их точно в намеченные места, после чего на некоторое время вернулся к топору. Потом — опять отправил в огонь несколько чурок потрухлявее.
Священное Пламя приняло подношение и набросилось с аппетитом и благодарностью. Костёр в Очаге разросся, дохнул жаром, но не поднялся выше допустимого. Ещё несколько чурок, и можно колоть.
Конрад увидел, что к нему ковыляет пожилая монахиня.
— Что вы делаете, сын мой? — закричала она уже издали. — Что вы делаете?! Вразуми вас Пламя Вседержащее, остановитесь!
Бир остановится, пояснил:
— Я выполняю приказ матери-настоятельницы. Спросите у неё, — и вернулся к своему занятию.
Монахиня подавилась возмущением и торопливо ушла. То, что она не вернулась, внушило Конраду некоторую надежду. Он продолжал подкладывать в Очаг чурбаки, строго следя, чтобы не перекормить Пламя, и вместе с тем честно продолжал колоть — куча поленьев росла, а куча чурбаков уменьшалась…
А сказка вот такая. Одна женщина отпрашивалась у мужа, чтобы он отпустил её погостить у родителей. И муж обещал, но дал несколько трудных заданий. Одно из них — спрясть кудель, которую не осилить и за три ночи, а требовалось справиться всего за одну. Женщина отправилась к знахарке, и та дала советы на каждый случай. Кудель она велела просто бросить в печку.
Неправильно? Работа ведь не сделана.
Теперь до Конрада дошло: нет кудели — нет заботы. Мужу незачем считать, сколько пряжи прибавилось у жены в сундуке, это не его дело. Главное — той кудели нет.
Сжечь дрова или переколоть — совсем не одно и то же. Нет дров — нет заботы, потому что нечего колоть. Настоятельница желает, чтобы с боем колокола во дворе лежали только наколотые поленья…
Он вовремя сообразил и всё сделал точно. Когда ударил колокол, во дворе осталась лишь внушительная куча наколотых дров — Конрад всё-таки работал на совесть. И огонь в очаге горел высоко и сильно, но это неважно.
Конрад воткнул топор в колоду и повернулся к окну, в котором видел мать Карнелу. Теперь её не было. Он спохватился, пошёл к сложенной одежде, натянул на себя. Теперь остаётся подождать.
Монахини пробегали мимо, на него не глядя — торопились на молитву. А одна, та, что хотела остановить сжигание дров, подошла и строго сказала:
— Настоятельница ждёт, милорд. Идите за мной.
Ждала матушка в своём кабинете, сидела за столом на высоком резном стуле. На Конрада смотрела с улыбкой и… любопытством, что ли. Но точно без недовольства.
— Вы справились, лорд Бир, — подтвердила она. — Хотите знать, как снять артефакт? Или передумали?
— Не передумал, матушка, — заверил он. — Я даже поклянусь, что эта тайна умрёт со мной. Не сомневайтесь. Вы точно расскажете?..
— К чему бы сомнения, милорд? — деланно удивилась мать Карнела. — Вы считаете, что я могу обмануть?
— Что вы, матушка, и мыслей таких не было. Только не везёт мне что-то с откровенными разговорами последнее время. Но я не перестаю надеяться, — он выразительно посмотрел на почтенную монахиню.
— Откровенности не получилось? Это с кем же?
— Гм… С некоторыми достопочтенными леди, матушка.
— С королевами? И другими столь же достопочтенными? — не отставала она.
То есть, что-то знала и про королеву.
Он лишь кивнул — понимайте, как знаете. Ещё там фея достопочтенная, но про неё он точно говорить не станет.
— Ладно, — настоятельница кивнула, — вы пообещаете сейчас, что не расскажете Иларис о том, что тут произошло, как и о моей вам помощи. И я объясню, как разобраться с поясом. Кстати, и про секрет пояса — тоже пообещайте. Никому. Всё-таки семейный артефакт, незачем чужим знать его особенности.
— Хорошо. Даю слово и клянусь, — ему дышать стало тяжело от нетерпения.
Вот так она сейчас возьмёт и всё ему расскажет? Или клятву на огне потребует, как королева? Хотя, в монастырях не спрашивают клятв — вспомнилось. Расскажет?!
— Всё крайне просто, лорд Бир. Даже ключ не нужен, замок на поясе легко открывается вот такой спицей, — мать Карнела достала из шкатулки обычную вязальную спицу, на каких вяжут чулки, подвинула ему. — Хотя ключ есть, я полагаю. Но поверьте, он не потребуется, — она улыбнулась, наслаждаясь выражением его лица. — Но есть секрет, конечно. Вы, мужчина, можете касаться только пояса, то есть цепи и замка. Если хотя бы слегка дотронетесь до Иларис, пусть и через одежду, то заклятье подействует. Женщина могла бы быть более небрежной. Вам всё понятно?
— И что делать?.. Она должны быть неподвижной. Как?..
— Надеюсь, вы не придумаете поить её зельями, — мать Карнела нахмурилась, — не советую.
— А что советуете?
— Милорд, вы довольно изобретательны. Придумайте что-нибудь. Попросите её, наконец. Договоритесь, — улыбка, мелькнувшая на лице настоятельницы, была совершенно не монашеской.
Что происходит, съешь её демон?..
— Ещё вопрос, матушка. Вы и её величество… вы зачем-то хотите, чтобы Иларис уронила свою честь и была наказана. Почему? Чем она вам так не угодила? Мне бы хотелось это знать. Обещаю хранить и этот секрет, — добавил он на всякий случай.
— Суть вы уловили, — кивнула мать Карнела. — Но не совсем. И это не так важно. Возьмите то, что причитается вам, и не задавайте глупых вопросов. Сейчас вас проводят.
— Я её не отдам, — сказал Конрад. — Вы обе слишком много себе вообразили. Она только моя, ни вы, ни королева её не получите, — он поклонился, — за подсказку благодарю.
— Да что вы говорите?! — настоятельница скрестила на груди руки, так же, как когда смотрела в окно, а он рубил дрова. — Ну-ну, пробуйте, милорд. Меньше слов, а больше дела. Я желаю вам удачи, разумеется, — и потянулась за колокольчиком, чтоб позвонить.
Часть 26. Как меняются обстоятельства
В этот день Элина должна была завтракать в саду с лордом Фари. Завтрак, как видно, не задался, потому что сестра появилась в кабинете Иларис слишком уж скоро, сердитая и нахохлившаяся. Её компаньонка эсса Гнес осталась за дверью, а Элина уселась на стул и исподлобья уставилась на Иларис, которая прикидывала на листе бумаги необходимые дополнительные расходы на ближайшее время. Списки, представленные управляющим, смущали итоговыми суммами, а ещё городничий из города Несса прислал свой список, весьма насущный, на хозяйский взгляд. Но суммы в нем тоже не нравились.