…
На словах и наедине она высказалась бы ещё откровенней. Когда-то они говорили обо всём и не стеснялись, а теперь — надо же, он король! Но понятно, что это её письмо Рейнин может показать кому-то. Это не совсем личное письмо, и слова в нём подбирались тщательно.
Официальное письмо королеве писать не стала — начала было и отложила, пожалев испорченный лист хорошей бумаги. Ладно уж, потом обрежет. Нечего занимать статс-даму королевы чтением ненужных посланий. А вот тётушке Милд она написала, конечно…
Это было личное письмо, которое Иларис писала, думая только о Конраде Бире, но при этом не упомянув его ни разу. Вообще, тётушке Милд можно было рассказывать обо всем и не жалеть потом, но про Бира было и слишком личным, и при этом запретным. Винья вот считала, что Милд всё простит и поможет. Но… у той точно не было любовников! Так простит ли?..
Нет, личное пусть останется личным. А писала Иларис о пустяках день за днем. Об отборе женихов. О Торине Фертаги — его тётя Милд тоже знала. Нет, о последней неприятности с ним не писала. Как верно сказал Конрад — это дело Торина и его лорда. И об магическом Источнике, вскользь, но всё же. Она ведь может в этом что-то понимать, в отличие от Иларис, которая сама себе напоминала слепую мышь — куда ткнуться, неясно, о чём думать — тоже. Ах да, послушать, как цветы распускаются — разве что.
Письмо написалось легко. Иларис запечатала его своей личной печаткой, когда-то подаренной Рейнином — на ней не было герба Несса с графской короной. Вот на письме для Рейнина она приложила к сургучу печать с гербом — король поймёт, что письмо о важном…
Часть 29. Когда всё непросто
Конрад направился в город, никого с собой не взяв. Вчера ещё сомневался, а теперь решился. Путь его лежал в маленький Храм на окраине, который он приметил накануне.
Спешился, привязал лошадь, вошёл. Постоял немного, привыкая к полумраку после яркого дня. Цветные витражи успешно гасили свет, заодно раскрашивая его, и светлый каменный пол был засыпан цветными пятнами.
— Добро пожаловать, сын мой.
Появляться неслышно — кажется, этому искусству священники обучаются специально.
— Доброго дня вам, отец. Я прошу обряда проверки на чистоту от заклятий.
Пожилой седовласый священник смотрел вопросительно, ожидая пояснений.
— Хочу выяснить, нет ли на мне колдовского приворота. Я влюблён… слишком, отец. Как мальчишка. Мне это несвойственно, поверьте.
— Конечно, — священник невозмутимо кивнул. — В таких делах не должно быть сомнений. И рад, что вы пришли сюда. Обычно обращаются к колдунам, знахаркам, в то время как Светлое Пламя на алтаре — лучший лекарь от всего наведённого.
— Не сомневаюсь, отец.
Конрад обратился бы и к колдуну, найдись поблизости достойный доверия. Но в пределах видимости был лишь колдун Несса, и граф Карс, говорят, без личного колдуна из своего замка не выезжает. Но к ним Конрад не стал бы обращаться.
— Если опасение подтвердится, следует подать жалобу. Женщину накажут.
— Нет-нет, отец. Она точно ни при чём. Она жертва, я уверен. Если есть приворот, конечно.
— Но вы кого-то подозреваете? Кого же?
— Я не отвечу, отец. Простите.
Он подозревал королеву Милливанду, которая и отправила его в Несс совращать Иларис. Но не объяснять же это священнику.
— Хорошо, — тот кивнул. — Поверьте, сын мой, у меня нет иного намерения, кроме как помочь вам. И всё, что услышат мои уши, мои уста никогда не повторят постороннему. Но не стану настаивать. Назовите своё имя.
— Конрад.
Старик вышел и быстро вернулся, сменив накидку и надев нужные артефакты. За руку подвёл Конрада к алтарю, и нараспев произнёс сначала молитву на обычном языке — Конрад про себя повторял, — потом длинную ритуальную фразу на древнем. И велел:
— Протяни руки над Пламенем, Конрад.
В Храме у алтаря титулов и званий нет. Короля священник тоже зовёт лишь по имени.
Конрад давно знал, что во время ритуалов огонь не обжигает. Пламя поднялось, обняв его руки, мягко и ласково. Священник наблюдал. Наконец сказал с удовлетворением:
— Сын мой, всё в порядке. На тебе нет ничего наведенного. Твои чувства естественны.
— Благодарю, отец…
Теперь Конрад внезапно смутился — тоже необычно для него. И было немного смешно. Надо же, пришёл выяснять, не приворожили ли его к женщине.
Испугался.
Если бы королева применила колдовское воздействие, зачем приказывать, зачем сулить награду? А Иларис, она… Она как светлячок в темноте. И теплая, как солнечный лучик. И такое, что с ним творится сейчас, случилось впервые. Она поманила, поиграла, согрела, и напомнила, что скоро прощаться.
Ну уж нет. Так не получится.
— Я не так уж редко провожу этот обряд, — священник еле заметно улыбнулся. — Многие мужчины начинают испытывать сомнения, гораздо чаще их приводят любящие родственники. Но действенный приворот мне встречался лишь несколько раз. Любовь и влечение заметно отличаются, но кто не узнал настоящего, не поймёт разницы. Это как хорошее пиво отличается от разведенного водой. У тебя было немало женщин, верно?
— Я не чурался женщин, отец. Как и все мужчины. А много или мало — смотря с чем сравнивать.
Священник опять кивнул.
— Я уже ни одну из них не помню, — добавил Конрад.
— Любовь приходит ко всем. Иногда рано, иногда слишком поздно. Хорошо, если вовремя. Ты уже не юноша, но ещё молод. Хорошее время, чтобы любить и создать семью. Надеюсь, твоя любимая свободна и вы собираетесь обвенчаться?
— Я не смогу, отец. Семейные дела, — добавил он, видя, как хмурится священник. — Но она будет моей. Я дам ей всё, что смогу, и ни на одну больше не взгляну, и сразу признаю её детей.
Священник хмурился.
— Брак без венца? Бесчестный союз, не дающий ей ни защиты, ни достоинства?
— Я сразу передам ей половину моего имущества. Это обеспечит ей и защиту, и достоинство — уверяю, отец. И я обеспечу. Она не пожалеет, клянусь тебе.
— Не нужно клятв. Не теперь и не здесь, и не мне, — покачал головой старик. — Сын мой, я сожалею и буду молиться, чтобы твои семейные трудности разрешились, и ты предложил достойной женщине законный брак.
— Да, отец. Я тоже искренне хочу этого.
Он оставил несколько золотых монет у алтаря, поклонился священнику и вышел наружу. Светлый солнечный день — хорошо. И он только что впервые проговорил вслух то, что уже решил. Однажды озвученное, тем более в таком месте, приобретает некую основательность и чёткость, не то что смутные идеи в голове. Многие отнесутся, как этот священник — с неодобрением. Но ему не так уж и нужно всеобщее одобрение. Зато он узнал главное — он просто влюблён, всего лишь, и никаких колдовских чар. Прекрасная новость.
А теперь он пообедает вон в той таверне на углу, и снова наведается в обитель Чернохвостых Ласточек.
В обители для него сразу распахнули калитку — словно ждали. Отвели опять туда, в зал с колодцем — похоже, принимать незваных гостей предпочитали тут.
Настоятельница на этот раз появилась с той стороны колодца.
— Добрый день, лорд Бир. Что-то вы к нам зачастили, — а та же ироничная улыбка, адресованная ему.
Он всю жизнь считал, что монахини в таком ранге или вовсе не должны улыбаться, или как-то по-другому.
— Здравствуйте, матушка, — он поклонился, — дровишек к вам не завезли?
— Нет пока, — ответила она ему в тон. — Так что ладно уж, придется обойтись. Хотя жаль, что вам и сегодня дрова понадобились, — и посмотрела так, что намёк он понял, и даже смутился немного.
Смутился, потому что монахини так не шутят. Она его упрекнула, что ли? Пожурила?..
— Чем могу услужить, милорд? — уже серьезно спросила настоятельница. — Говорите, а то меня ждут дела.
— Поговорить, матушка. Спросить. Очень нужно.
— Так спрашивайте, я слушаю!
— Про леди Иларис. Про её нелюбовь к луне.
— Вот вы о чём… — настоятельница взглянула удивленно, словно ждала чего-то другого.
— Кто это? Тот, из-за которого она невзлюбила луну. Что он сделал с ней такого? Вам известно это? Мне надо знать.
Она помолчала немного, разглядывая колодец. Сказала:
— Лорд Бир, вы спрашивали об этом у самой Иларис?
— Да. Она не желает об этом разговаривать.
— Вот и прекрасно. Разве вам сейчас больше нечем заняться?
— Но почему это тайна? И я лучше пойму Иларис, если буду знать, что с ней случилось. Я хочу знать… в любом случае. И кто этот человек! Я должен наказать его. Тогда она успокоится. Я знаю, так обычно бывает.
— Наказать? Успокоится? — Настоятельница сухо рассмеялась. — Что вы ему сделаете? Как найдёте?
— Найду, я уверен. Я много кого знаю в Руате. Знаю, кто мне поможет. И я убью его, скорее всего. Если он обидел Иларис, то это будет правильно!
— Лорд Бир, — печально вздохнула мать Карнела. — Послушайте. Женщины иногда бывают странными в своих чувствах и суждениях. Как и мужчины, впрочем. Тот человек встретился ей в дурной час. Но она понимает, что сама тоже виновата. Совершила ошибку. И она не знает имени того человека. Забудьте пока о нём.
— Вы сказали много слов, матушка, но я по-прежнему ничего не понял! Что с ней произошло тогда, под той луной?
— Ничего ужасного. Иларис пришлось пережить немало, когда войско вашего отца осаждало Бентенур. Не ей одной. Вы знаете, что такое долгая осада и сдача замка. И после той встречи... Она была тяжело больна, потом король спас её из рабского каравана. А тот человек… обошёлся с ней лучше, чем работорговцы. Наверное. Но она ненавидит его больше. Может быть, виной тому болезнь, Иларис долго лежала в лихорадке. Возможно, это её бред. Короче говоря, если вы его найдёте, не убивайте сразу.
Конрад хмыкнул, перекладывая в голове гладкие камешки её слов. Гладкие, да, но смысл опять ускользал.
— Вы считаете, что он не виноват? Не слишком обидел её? И всё дело в том, что она долго пробыла в бреду? Да какая разница, слишком или нет! — ему трудно было казаться спокойным.