— Отправьте стражу! Прикажите…
— Вы шутите? Стражу — разнимать лордов? Один другому бросил вызов, правильно? По всем правилам?
— Но вы должны… Пока вы тут хозяйка…
— Петухов в курятнике тоже я должна разнимать? Это их право — подраться. Да успокойтесь же, выпейте ещё немного! — она чуть ли не силой влила в баронессу остатки из стакана.
Подумаешь, петухи! Ей хотелось высказаться резче. Вот как иногда ругаются конюхи — самое то!
— Вы сравниваете благородных господ…
— Я пошутила. Но они оба оскорбятся, если мы вмешаемся.
— Но драться с бастардом? Это недостойно благородного… — тут баронесса кое-что вспомнила и осеклась, и шумно задышала.
А Иларис уже не стала сдерживаться и рассмеялась.
Но забавно ведь? Хотя и тревожно тоже. Пусть бы эти… лорды действительно не поубивали друг друга. Одного из них она согласна не видеть никогда, а вот другому хотела бы кое-что сказать! Комната вдруг закачалась…
Ах, это голова закружилась. Воздух показался очень холодным и свежим. Звуки — резкими. И ветер, он подул, развевая ей волосы…
Какой ветер, они в комнате — окна закрыты, дверь тоже! Никакого ветра.
Вот, всё прошло. Странное ощущение!
— Их благородство — их забота, миледи, — быстро сказала она, потому что баронесса начала к ней присматриваться. — Скажите, это вы перед приездом сюда просветили сына насчет моей особы? В том смысле, что внушили ему свою неприязнь ко мне?
— Что?.. — баронесса удивлённо заморгала. — Я внушила?..
— Ведь не станете отрицать, что я вам не нравлюсь? Или вы не просвещали лорда Дамира Тарини на мой счёт? По-матерински? Даже не пытались?
— Ах, какая разница! Что вы такое говорите! — судя потому, как взгляд тётушки метнулся прочь от Иларис, та поняла, что угадала.
Материнские внушения были, и принесли плоды — несмотря на то, что лорд не жаловал матушку.
— Я отношусь к вам с достаточной любовью, — сказала баронесса. — несмотря на то, что вы не постеснялись отобрать у меня Элину, о которой я уже начала заботиться, пока вы пребывали в Руате. Поручить малышку такой молодой и неопытной женщине! Ну какая из вас почтенная вдова? Я счастлива, что наша дорогая королева прозрела и поняла, что вас нельзя выдавать замуж.
— Правда? А почему? — искренне полюбопытствовала Иларис, поскольку именно такого она ещё не слышала, вот так, в лицо.
Это было что-то новенькое. Хотя кто знает, ведь далеко не всё доходило до её ушей.
— А что вы натворили с этим отбором? Вместо того, чтобы просто выдать замуж нашу дорогую девочку? — продолжала баронесса. — Как почему?! Выдать вас замуж за придворного, и готова королевская любовница! — выпалила она, расслышав вопрос, — как их ещё делают, по-вашему? Король, наверное, хотел бы, но рисковать из-за вас принцессой?..
— Понятно, — Иларис вздохнула. — Вы так проницательны, миледи. И так разговорчивы. На вас и заклятья правдивости тратить не надо.
Кажется, она неосторожно плеснула тётушке излишек настойки, та чересчур успокоилась и расслабилась. Уже не гневалась, не боялась за сына, а разговорилась. Спрашивать ещё что-то — нет, хватит, и так противно.
— Какое заклятье правдивости? — встрепенулась баронесса.
— Я пошутила, не беспокойтесь, — пояснила Иларис. — Откуда у меня такое, помилуйте.
Она выглянула в коридор и передала приказ для лекаря — оказать помощь благородным господам, если потребуется. Да-да, в саду. Решили размяться на мечах. Вот, леди Фанети скажет, где именно.
— Я хочу вышивать, миледи, — заявила она, усаживаясь на прежнее место у окна. — Не мешайте мне больше.
Считала стежки, когда опять зашумел ветер. Закричала в вышине какая-то птица, и ещё раз, ещё. А она услышала её так, словно тоже летала где-то там, с ней рядом. Острые запахи кружили голову. И шорох, шорох со всех сторон. Вокруг всё шевелилось, вздрагивало, мерцало… как будто и она хлебнула непонятного зелья. Но это было приятно!
Вот именно. Эти шорохи, шевеления, дрожи и мерцания, которые она ощущала не кожей, конечно… но как будто кожей. Как почесывания и поглаживания, которых давно хотелось. Как желанные прикосновения мужчины. Как непонятно что! Иларис закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям и постепенно проваливаясь вглубь себя, как в перину.
Она не услышала скрипа потайной двери, и как Конрад вошёл и постоял перед ней, встревоженно разглядывая — как она спит, откинув голову на жесткую спинку стула. Потом сходил запереть дверь на задвижку — а то с какой-нибудь служанки станется влететь без зова и без стука. Убрал с колен Иларис вышивание, увидел на полу выскользнувшую иглу — поднял и воткнул в ткань куда придется. Иларис он осторожно поднял на руки и отнёс на кровать. И она открыла глаза…
Он перевёл дух. Всё хорошо, значит. И почему он демон знает о чём подумал? Привык как-то так, сначала беспокоиться и отбивать удар, а потом, если случится, радоваться, что обошлось…
— Конрад.
— Не пугай меня больше, моя леди. Совсем не выспалась сегодня? — он хмыкнул.
А у неё глаза были такие, что он забеспокоился опять. От них как будто повеяло глубиной, что в монастырском колодце — в том, что ведёт в бездну. Он взял её за руку — сердце часто билось, как у птички.
— Лис? С тобой всё хорошо?
Он впервые назвал её так — и она даже не удивилась. Он гладил её руку, наблюдая, как глубина уходит, глаза становятся обычными.
— Это вы, милорд, — она прикоснулась к полотняной повязке на его руке.
Получил-таки царапину. Лекарь перевязал.
— Это я, — признал он.
А Иларис совсем пришла в себя и её взгляд вдруг изменился. Вот теперь он ему не понравился.
— Лорд Дамир тоже жив?
— Жив. Но я немного испортил ему шкурку. Не беспокойся.
— Не стоило.
— Он тебя оскорбил, — напомнил Конрад. — Я не должен был спросить с него за это? Странная идея. Нет, так дело не пойдёт, моя леди.
— Меня оскорбил ты. Когда сообщил ему о выигранном пари и потребовал долг.
— Я?! Ты считаешь, что ему сказал я? — его вспыхнувший взгляд встретился с её холодным и горьким.
— А что, похоже, что я?..
— Я понял так. И не понял, зачем ты это сделала. Но я не всегда тебя понимал, так что просто удивился. Решил, что ты решила напоследок перебить всю посуду.
— Посуду?! Какую посуду? — поразилась она.
— Это говорят так, в деревнях Левера. То есть всё себе испортить, оставить только осколки.
— Конрад! Только ты мог сказать ему! Я — конечно нет… — она потрясенно качала головой. — Это для тебя победа, а для меня падение… в глазах их всех, разве не понятно? Как я могу хотеть скандала напоследок? Это повредит Элине.
— Я никому ничего не говорил, — он вздохнул и провел ладонью по лицу. — Если ты считаешь, что я стал бы трезвонить о том, как провел ночь с женщиной, пусть и ради кошелька с золотом… Это даже обидно. Я никому не говорил ни слова о нас, клянусь тебе!
Она молчала, кусая губы.
— Давай подумаем, как мне тебя убедить? — предложил он, беря её за руку.
Она не оттолкнула, наоборот переплела пальцы — уже хорошо. Правда, тревожно хмурилась.
Любую случайную гостью своей постели он просто оставил бы успокоиться. Не получится? Ну что поделать. Но теперь эта идея даже не мелькнула. Мало ли что Иларис придумает — это раз. Полагаться на женщин в этом Конрад опасался, ход их мыслей часто бывал замысловат и странен. А он хотел и будущую ночь провести на этой кровати и с ней. Ему это понравилось, и больше того. Да-да, именно больше. Как там сказал священник — со всеми случается, пора жениться…
— Конрад, просто скажи мне, что ты никому, ни единой живой душе не говорил о нас, — она посмотрела ему в глаза. — Не клянись. Просто подумай и скажи.
Он подумал. Пожал плечами.
— Никому, Лис. Зачем? Я не собирался брать те деньги. Правда, и отдавать не хотелось, — он быстро улыбнулся. — Но и отдал бы, ничего. Сегодня я не говорил никому. Даже мой слуга не знал, я отпустил его на всю ночь и велел до утра не появляться. Он, пройда, имеет успех среди твоих служанок. Или среди прачек — я не понял.
— Хорошо, — она посмотрела тепло, и сразу у него на душе стало много лучше. — Знала моя горничная. Догадалась. И больше никто. Моя экономка Винья — не знала про прошлую ночь, но догадывалась, что это может случиться. Мать Карнела… она так же…
— Много у тебя знающих, — буркнул он. — Зачем? А настоятельница эта, она… Они хотят не просто запереть тебя, но и бросить на самый низ, не пойму зачем. Лучше не доверяйся никому.
— На самый низ? Конрад, ты не понимаешь в монастырской жизни, — Иларис легко засмеялась.
— Даже не желаю понимать, моя радость. Мать Карнела не позволит тебе подняться, ей так приказано.
— Что?..
Он открыл рот и тут же закрыл.
Клятва на Пламени, ну конечно. Про королеву он сказать не сможет.
— Но это будет не важно, — он обнял Иларис. — Вот увидишь. Мы сбежим вовремя.
Прильнув к нему, она качнула головой, как будто отгоняя услышанное — как надоедливую муху. Протянула руку:
— Смотри. Это кольцо — артефакт. Пока я его ношу, у меня не будет ребёнка. И Винья, и мать Карнела знают, что это за кольцо. Всегда знали.
— Значит, ты не сомневалась, что будешь со мной, — протянул он и поцеловал её в шею.
— Можно и так сказать…
— Что я и хотел услышать! Хорошо. Носи пока. Потом я у тебя его заберу!
— Ты не понял, Конрад, — она увернулась от очередного поцелуя, хотя это и было приятно. — Надо выяснить, как Тарини узнал о нас. Если кто-то знает то, чего знать не должен… Догадался — это одно. Но если колдовство…
— Ты усложняешь, — покачал головой Конрад. — Кстати, что случилось с Тарини? Почему он с цепи сорвался, тебе известно?
— Прости, не могу сказать. Но это ладно. Конрад, если за мной следят и допрашивают моих слуг, то это спускать нельзя. Про Винью и мать Карнелу я пока не думаю. Винья носит защиту, а до матери Карнелы непросто добраться. Я поговорю с колдуном. Пока уйди, прошу тебя. Я буду занята.