— Что она тебе сказала? — Голосом грубым и наполненным гневом прорычал он, но с места не сдвинулся.
— Что могла сказать девушка, которая была заперта в клетке? Чтобы я бежала от тебя. Инк, — Я вновь сглотнула и подняла глаза. — Я хочу знать правду. Меня ждет ее судьба? Клятва… всего лишь слова?
Он молчал, и тишина начинала больно резать по ушам.
Такая угнетающая, кровоточащая тишина в которой слышен только треск разбитого стекла моих призрачных надежд. Слишком долгая. В ней рассыпалась моя хрупкая мечта, глупая и невинная. Она теряла окровавленные перья, жалея, что поверила и приняла их в дар.
Небеса не для таких как я. Для меня только пропасть.
— Она сказала мне бежать по коридору до развилки. — Шептала я, не зная, хочу ли слышать ответ. — Я… Я не послушала. Я только хотела найти тебя.
— И зря. — Разрезал он, срывая полотно тишины с комнаты, где ее было слишком много. — Зря ты не послушала ее. — Он сделала шаг ко мне, видимо, рассчитывая, что я отступлю, но я упрямо осталась стоять на месте. — Да, все будет именно так. Раз уж ты такая храбрая, пташка, то я расскажу тебе о своих планах.
Я затаила дыхание, ощущая, что все-таки не готова к ней, но мужчина уже продолжил, заставляя слезинки на моих ресницах дрогнуть:
— Я хотел уже завтра убить ее. Она мне уже надоела, слишком плаксивая стала, слабая. Не выдерживает моего темперамента. А вот тебя… Тебя я хотел посильнее опутать, приручить к себе. Чтобы ты сама, по первому требованию раздвигала свои ноги и принимала меня так, как я того захочу. Впервые, наверное, решил пойти длинным путем, но видимо только зря потратил время. — Цепко ухватил меня пальцами за подбородок и заставил поднять глаза. — Неужели ты ждала чего-то другого? Ну, пташка, я думал ты умнее. Ты же жертва, овца на убой, как в твоей светлой головке появились мысли о том, что все может быть иначе? Так не бывает.
Он говорил, а я только смотрела на его губы, боясь поднять глаза выше и столкнуться лицом к лицу с правдой.
Я должна была быть готова, должна была. Но почему мне так больно и чертовы слезы катятся по щекам обжигая своей горечью? Почему он вновь молчит?..
Скажи мне, скажи, что это неправда!
— Жаль, конечно, что мой план разрушен ядовитым язычком твоей предшественницы, но ничего не поделаешь. И раз уж все повернулось таким образом, скажи мне Мимирель — сама или познакомить себя со своей настоящей натурой?
— Сама. — Прошептала, и голос хрипло сломался.
— Что? Я не слышу? — Издевательски спросил он.
— Я сама. Я все буду делать сама.
— Тогда вставай на колени, Мимирель. Твои десять лет приобретают реальный оттенок.
Медленно сползая на пол, я слушала как стучит сердце, разрываясь от боли, и как руки щиплет от разбитых стекол моих замков. Юбки растеклись вокруг серебристым водопадом, и я вспомнила свой похоронный саван в котором ступила на ступени подземной тюрьмы.
Все так, как и должно было быть. Так, как и должно было быть…
Развязки у меня перед лицом растянули и из брюк вынули плотный член, все такой же крупный и чуть приподнятый.
— Поработай ртом, пташка. И возможно сегодня тебе не придется спать на жесткой подстилке как поганой собаке. — Каждое его слово било по плечам, принуждая опустить их от усталой борьбы с реальностью. — И смотри на меня. Хочу видеть твое лицо в тот момент, когда последняя надежда разрушиться в твоей смертной душе.
Глава 38
Дрожащими руками я схватилась за его колени пытаясь удержать в туманной реальности и прикрыла глаза, прогоняя пелену, повисшую на ресницах.
Наощупь поднялась ладонью выше, по его бедру, к паху, и обхватила холодными пальцами основание, так и не решаясь выполнить приказ смотреть на него. Это выше моих сил… Ведь я буду продолжать видеть то, чего нет.
Погладила плотный ствол, чувствуя его жар и пульсацию и вновь вернула пальцы к основанию.
— Быстрее, Мимирель. Открой рот и ублажи уже меня своим язычком. Ты не плохо научилась целоваться, так давай теперь отрепетируем это на том, чему твои поцелуи предназначались.
Послушно открыв губы, я потянулась вперед, приказывая себе держать слово и делать все самой, спасаясь от подстилки в той клетке.
На самом деле, мне не было до этого никакого дела…
Изменившийся ход вещей ничуть не пугал меня своей неминуемой темнотой. У меня болело, но не от своей потерянной жизни и лишений комфорта, а от разбитой души что сыпалась и сыпалась вниз, продолжая рвать кожу своими острыми гранями.
Ничего не осталось.
Вдребезги расколотая душа не подлежала ремонту, а тело… Какая разница что с ним станет?
Проглотив новый поток слез, я прижалась губами к крупной головке, обжигаясь об ее тепло, и храбро вобрала ее в рот, слыша сдержанный стон над головой. Обвила языком и попыталась протолкнуть чуть дальше, но сухие губы, припухшие и потрескавшиеся не позволили, и я выпустила мужскую плоть из рта. Глубокий вдох и я вновь потянулась вперед, интуитивно двигая губами по рельефу ствола, аккуратно изучая его языком, под сдавленное шипение сверху.
В противовес своим грубым словам, демон опустил свои сильные пальцы мне на макушку и нежно погладил. С опаской и трусостью, поглаживая пряди, будто специально не позволяя мне поймать заботу, укрытую в этом жесте. Или она мне только казалась…
Я не думала. И, как и обещала демону, просто делала, так и не сумев открыть глаз, и продолжая витать в своих собственных мыслях и ощущениях, пока крепость плоти в моих губах не стала очевидной и естественной при происходящем. Так было легче.
Скользит губами вперед-назад, чувствуя нетерпение и напряжение в его ногах и на животе, где мышцы выразительно бугрились, подчеркивая каждый кубик, позволяя рассмотреть их очень близко.
Мужчина тяжело вдыхал через нос и молчал, продолжая держать ладонь на моей макушке, и время от времени перебирать пальцами волосы, пока ему не надоело, и оторвав от себя, он рывком не поставил меня на ноги.
— Снимай. Сейчас же снимай все с себя! Ты нужна меня голая, пташка! — Рычал, пытаясь произвести на меня впечатление, но я только медленно потянулась к шнурку накидки, развязывая узелок и смотря прямо перед собой, не видя ничего вокруг.
Ткань скатилась и упала на пол, а за ней и платье серебристым облаком упало к моим ногам, оставляя меня обнаженной и готовой к тому, что произойдет дальше. Не заставляя ждать, Инк подхватил меня на руки, прижимая спиной к стене и жестко впиваясь в ягодицы, прижился бедрами максимально близко.
— Ну же птичка, где стоны? Тебе же понравилось вчера.
Вновь не ответила, понимая, что все внутри заполнила серость, из которой не выбраться, но ему было плевать, и собрав губами соленые слезинки с моих щек, мужчина впился в губы поцелуем, поднимая в груди вулкан удивления.
Он целовал, как-то отчаянно резко, словно в последний раз, клеймя меня. Кусал мои губы и медленно выпивал, будто пытаясь достать до самого дна, найти в серости затопившей меня что-то хорошее.
Влажная плоть прижалась к лону, и медленно, растягивая момент и оттягивая боль, заполнила собой до упора. Я смогла лишь выдохнуть, и демон тут же выпил мое дыхание, резким толчком вколачивая меня в стену. Ожесточенно, отчаянно двигаясь внутри, пробуждая тот огонь, что спал еще так недавно.
Я не должна была.
Это было не правильно, но мне хотелось. Хотелось трогать его, касаться, хватать за плечи, давая понять — он нужен мне для вздоха, для того чтобы не провалиться в небытие. Только его крепкие плечи удержат меня здесь, и я должна, должна сжимать упругую кожу судорожными пальцами.
Он целовал меня, не прекращая, с каждым движением все не сдержаннее, все голоднее. И я верила.
Мне без тебя мира мало…
Убей меня, уничтожь, но не позволяй рассыпаться здесь прахом и потеряться! Держи меня! Оставь меня с собой, не смей бросать и уходить! Ни сейчас, ни потом! Никогда!
— Инк…
— Пташка. — И вновь поцелуи градом.
Сминает, давит, выворачивает кости до хруста, и я кричу от желания продолжить. Пусть потолок над нами захрустит и обвалиться. Пусть земля погладит нас своим забвением, только бы он продолжал.
Это слишком честные объятия. Я не верю ни единому его слову. Я точно знаю, что все что она мне наговорила — ложь. Он так не мог. Он так не поступил бы.
Я знаю правду. Я ему не верю!
Глава 39
Он мне нужен больше чем все, и пусть это добровольный плен, я согласна, потому что знаю — я не могла ошибиться. Так не целуют, так не обнимают, так не позволяют держаться за себя, зная, что бросить ничего не стоит.
Мои пальцы зарывались в его волосы, и я тянула его все ближе, выгибаясь и позволяя брать себя глубже. Я искала ответа, отклика, и я нашла его, стоило мужчине, подхватить меня сжимая пальцы на ребрах и приподнять, припадая губами к груди, позволяя обнять его голову, слушая мои стоны.
Так не ненавидят.
Это все бред.
Движение за движением, ложь рассыпалась прямо у меня на глазах, просачиваясь сквозь пальцы. Я кусала его губы и шептала что-то глупое, самонадеянное, нарываясь на ласковую улыбку, и фантомы-бабочки, оставлявших след на моих щеках от его поцелуев.
Так не бывает.
Тело поддавалось, оно парило, хотело, молило меня слушаться животной страсти с такой неподдельной нежностью, которую невозможно сыграть. Только когда взрыв подступил, я доверчиво прижалась к его груди, зная, что он отправиться со мной на тот край, ту грань что сам показал. Все дрожало, сладкие мурашки туманом высыпали на руках, в глазах потемнело, и молния удовольствия пронзила меня насквозь. А вслед за мной и его.
Прижимая меня к груди, мужчина аккуратно протянул руку в сторону и снял со шкафа небольшую сумку, которая повисла в его пальцах, заставляя меня сильнее обхватить руками его за шею.
— Пташка… — Прошептал, отрывая меня от стены и продолжая держать навису. — Я не сдержал слова, нарушил клятву.
— Я тебе не верю. — Прижалась щекой к его плечу и потерлась о влажную кожу.